Оскал дракона
Шрифт:
Отряд всадников медленно приближался по мокрой траве среди кустарников, они вступили на тропу, ведущую к воротам. Один выехал на несколько шагов вперед в сопровождении знаменосца с огромным красным флагом, на котором золотыми нитями было вышито большое колесо со спицами.
Первый всадник был в великолепной позолоченной кольчуге, алом плаще поверх нее, искусно украшенный шлем покоился на изгибе локтя. Черные волосы, заплетенные в косы с серебряными кольцами, лежали на плечах, черная борода блестела от масла — очевидно, это знатный воин, что и подтвердила Черноглазая.
— Это Чтибор, — объявил знаменосец. — Брат короля Дагомира, которого
Я считал до этого, что Мешко означает «знаменитый меч», но его враги придавали этому имени иное значение, и одним из злейших врагов полян была Черноглазая и ее народ. Когда заговорил Чтибор, я задался вопросом, могу ли доверять ее словам, но потом мне даже стало даже немного стыдно из-за своих подозрений.
Черноглазая выслушала его, что-то сказала в ответ, а затем обратилась ко мне, побратимы вытянули в ожидании шеи.
— Он велел вам сдаться, потому что вам не победить. И лучше будет подчиниться. Я бы посоветовала быть с ним осторожным, он достаточно хорошо владеет норвежским.
В ее голосе чувствовалась обеспокоенность, я посмотрел на Чтибора, и он усмехнулся.
— Это правда, ты знаешь норвежский?
— Конечно. Моя племянница Сигрид замужем за твоим конунгом, Эриком.
Стирбьорн пробился вперед, нетерпеливый как щенок на привязи, если бы у него был хвост, он, без сомнения, завилял бы им.
— Ты Чтибор, — важно произнес юноша, на что тот нахмурился, заметив дурные манеры, и резко кивнул.
— Что ж, — продолжал Стирбьорн, — тогда, согласно обычаю, мы родственники, ведь мой дядя женился на твоей племяннице. Я Стирбьорн...
Чтибор поднял руку, словно приготовился дать Стирбьорну пощечину. Когда он заговорил — медленно и вяло, словно змея зашипела, он будто жевал норвежские слова, акцент стал еще заметнее.
— Стирбьорн. Да. Я тебя знаю. Племянница отправила весточку вверх по Одре.
Услышав это, Стирбьорн замер и побледнел, он явно этого не ожидал.
— Специально для тебя я выстругаю кол, — продолжал Чтибор. — И еще для маленького монаха, который убил женщину по имени Ясна. Возможно, мне даже удастся насадить на кол вас обоих.
У меня засосало под ложечкой, а колени задрожали, я прислонился к грубо выструганным бревнам частокола. Чтибор выглядел вполне соответственно своему грозному имени.
— Хорошая идея, — сказал я. — В другой ситуации я бы с удовольствием полюбовался этим зрелищем. Но нам и здесь неплохо, нашим задницам не угрожают колья, внутри полно пищи и эля, а еще тут сухо и тепло, не то что у вас на лугу.
Он чуть склонил голову в сторону, оценивающе глядя на меня. Я держался уверенно, потому что понимал его затруднительное положение: он не мог окружить крепость, потому что с трех сторон ее обступали болота, а с четвертой к поселению практически вплотную подходила река. Их лагерь расположился на пропитанной влагой равнине, где невозможно даже выкопать ямы для нужников или простейшие земляные укрепления, они будут постоянно осыпаться от влаги.
Ему оставалось лишь атаковать и надеяться, что все кончится как можно быстрее, а это довольно трудная задача, но этот человек не привык проигрывать, и такие трудности его вряд ли испугают. Он кивнул, надел великолепный шлем, перехватил копье и резким движением метнул его, копье пролетело над частоколом, как сигнал к началу
кровавой битвы. Копье скользнуло по утоптанной земле за моей спиной, и побратимы с проклятьями бросились врассыпную.— Все прошло как нельзя лучше, — заявил Финн ухмыляясь, потом нахмурился и толкнул плечом Стирбьорна, тот пошатнулся. — Я снова убедится в том, что ты — никчемная задница.
Стирбьорн ничего не ответил и тихонько отошел, в то время как остальные, кто слышал о его попытке договориться и выторговать себе жизнь, издевались над ним.
Затем подошла Черноглазая, скользнув под мою руку, что вызвало парочку хмурых взглядов тех, кто каждый день видел в ней лишь сладкий запретный плод, и тихо прошептала.
— Он потребовал меня.
Я все понял и жестом остановил ее, чтобы она не сказала больше ничего на норвежском, пусть побратимы думают, что поляне осадили нас из-за того поселения, где мы устроили резню, если бы они узнали, что все из-за Черноглазой, то не задумываясь выдали бы ее.
Тем не менее, эта мысль изводила меня, это попахивало изменой и нарушением клятвы. Хуже всего, что именно об этом и говорил барабан Морского финна, и проигнорировать это — всё равно что плюнуть в единственный глаз Одина. Мне показалось, что я даже услышал смех Эйнара. Я отвернулся, в голове крутились безумные мысли — как же вытащить моих побратимов из этих сжимающихся волчьих челюстей.
Спасти их всех, конечно. Не себя. Я мог только молить Фрейра, Тора или любого другого бога, чтобы они помогли убедить Всеотца пощадить меня хотя бы для того, чтобы увидеть, как моя команда выберется из этой ловушки.
Весь остаток дня мы провели за работой, улучшая наше положение, нас не беспокоил отдаленный стук топоров где-то в лесу. Похоже, поляне занялись изготовлением лестниц, и они не пойдут на приступ, пока лестницы не будут готовы.
Как только опустились сумерки, мы зажгли костры и факелы, Финн вернулся со стены, обращенной к реке, где он проверял часовых, и сообщил, что заметил на реке несколько обтянутых кожей лодок, изготовленных на скорую руку, в одной такой лодке размещались двое — гребец и лучник.
— Земля между рекой и стеной еще сырая, нога проваливается по колено, — добавил он. — Потребуется четыре, может, пять дней, чтобы земля подсохла, и даже тогда воинам будет трудно идти, не проваливаясь.
Мы ужинали все вместе под навесом из паруса, отгоняя тучи насекомых, потому что никто не хотел находиться внутри домов, воздух там сильнее насыщен запахом разложения, чем снаружи. И я поделился с ними своим планом, пока остальные облизывали костяные ложки.
Чтобы выбраться из крепости, придется пересечь болото и добраться до реки, идти тихо, незаметно для наблюдателей на лодках, а затем каким-то образом спуститься по реке на безопасное расстояние. Например, можно надуть пузыри из овечьих и козьих шкур, которых у нас достаточно. Мы можем попробовать сделать это через пять дней, когда болото за стеной чуть подсохнет.
Правда, к тому времени мы все будем по колено в крови, и я не стал об этом упоминать, но кроме того, на стенах должны остаться люди, чтобы позволить остальным уйти по реке, и об этом я упомянул.
— Я останусь, — произнес я, надеясь, что голос не дрогнет, ведь мысль об этом меня пугала. — Было бы неплохо, чтобы со мной остались еще несколько воинов, но я этого не требую.
— Я, — сразу вызвался Воронья Кость.
Колль тоже храбро вскочил на ноги. Алеша напрягся и покачал головой.