Оскал Фортуны. Трилогия

– Мы еще встретимся, пьяница, продавший циир своего отца! – отозвался Лаумту, привстав на скамейке.

– Жду, не дождусь… последние слова угасли в многоголосом хохоте матросов.

"Мир разнообразен, а люди одинаковы", – про себя усмехнулся Александр.

Судно потихоньку втягивалось в устье огромной реки. Вода за бортом стала светло – желтой, коегде появились лодки, как две капли воды похожие на ту, что была у Энохсета на острове. Щуплые рыбаки забрасывали сети или выбирали рыбу.

Крепость неторопливо приближалась. Стало видно искусственную насыпь, поросшую низкой травой, белые, расписанные яркими красками стены. Даже с такого расстояния хорошо различалась коричневокрасная мужская фигура в набедренной повязке, широченном ожерелье и головном уборе, напоминавшем перевернутое ведро. В одной руке нарисованный великан держал топор с широким лезвием, в другой – пучок маленьких извивающихся человечков. За невысокими зубцами мелькали фигурки воинов. Алекс обратил внимание на отсутствие башен. У широких, гостеприимно распахнутых ворот возвышались два высоких флагштока с ярко блестевшими на солнце наконечниками. Длинные красночерные флаги лениво полоскались на легком ветерке. Внезапно открылась широкая протока, где по причалу ходили вооруженные воины, а рядом чуть покачивались на воде два корабля.

Капитан чтото крикнул, и матросы дружно затянули песню:

Когда прибываешь ты, о Лаум,

Тебе приносят жертвы,

Приводят быков на заклание,

И птицу кормят для тебя,

Ловят львов тебе в пустыне,

Приносят тебе прекрасные подарки.

И так же приносят жертвы Лауму,

Как подобает каждому богу:

Небесные ароматы, быков, и других мелких животных,

Птиц, огонь.

Люди пели с воодушевлением, искренне, улыбаясь, и радостно поглядывая друг на друга. На сколько понял Александр, это какойто религиозный гимн или молитва. Прослушав первый куплет, он потерял к ней всякий интерес и стал рассматривать окрестности. Вокруг плавали, летали и сидели на деревьях в прибрежных зарослях разнообразные пернатые. Белокрылые чайки, цапли с длинными ногами, какието незнакомые белые с черными шеями кривоклювые птицы пронеслись над кораблем, и матросы запели еще громче, радостно кивая головами им вслед.

Одна из них села на блестящий покатый камень, еле торчавший из воды метрах в ста от судна. Вдруг птица с протестующим криком поднялась в воздух. Риф или скала ушел под воду, и тут обнаружилось, что у него есть безобразная голова с маленькими ушами и большой пастью, украшенной солидными клыками. Рядом появилась другая голова, только гораздо меньше. А чуть в стороне всплыла башка побольше.

Раскрыв от удивления рот, Алекс наблюдал, как семейство бегемотов плывет ближе к зарослям. Забыв обо всем, юноша стал пристальнее вглядываться в стену кустов и камыша, тянувшуюся по берегу. В одном месте ему удалось увидеть дикого кабана, проводившего их корабль равнодушным взглядом, в другом мелькнуло в зарослях пятнистое тело дикой кошки, скорее всего леопарда. Почти у самых весел раздался громкий плеск. В мутных волнах на миг появилась длинная зеленая туша, раздался удар хвостом о воду, и большущий, не менее трех метров крокодил скрылся в глубине.

– Бог Себер тоже приветствует тебя, мудрец! – закричал ктото из матросов.

Простерев руки над водой, жрец громко проговорил:

– Хвала Себеру богу разливов! Хвала великому Лауму отцу всех рек, кормильцу Келлуана.

Команда дружно подхватила эти здравицы.

"Кричать у них получается лучше, чем петь", – усмехнулся Александр.

Они пыли все дальше, встречая на своем пути рыбачьи лодки и большие суда. Как и Нарон, этот капитан не решался плавать ночью. Вечером они пристали к мысу, свободному от зарослей. Корабль привязали к вбитому в мягкий берег колу, а команда расположилась на отдых.

Айри с Треплосом разложили палатку жреца. Алекс сходил вместе матросами к колодцу, выкопанному среди зарослей метрах в ста от реки, и принес чистой воды. Разожгли костер, но вопреки его ожиданию, никто не собирался готовить. Капитан раздал всем по горсти фиников с черствой лепешкой, и все! Быстро проглотив скудный ужин, матросы стали укладываться спать, кто на циновках, кто прямо на голой земле, только у капитана имелось толстое одеяло из грубой верблюжьей шерсти. Слуги жреца погрустнели. Треплос с отвращением выплюнул косточку в темноту и чтото пробурчал себе под нос. Александр отыскал в своих вещах купленного еще в гостинице жареного гуся и предложил Тусету разделить с ними трапезу. Немного подумав, господин согласился присоединиться к жующим слугам.

Матросы добросовестно делали вид, что спят, но бурчание голодных желудков в вечерней тишине выдавало их с головой. Только капитан, как и положено начальнику, спал, повернувшись к искусителям тощей задницей. Всю ночь караульным приходилось поддерживать огонь. Заросли вокруг кишели жизнью. Кричали ночные птицы, с шумом пробирался по кустам бегемот, рычали хищники, и тонко, противно пищали комары, которые удивительно больно кусались. Так, что прошедшую ночь никак нельзя было назвать приятной. Алекс почти не спал, безуспешно воюя со злобными крылатыми кровососами. Тусет спокойно похрапывал в своей палатке. Поэт тоже то и дело звонко хлопал себя по телу. Хрупкая Айри, закутавшись в одеяло, както умудрилась выспаться. Удивительно, но никто из матросов за всю ночь даже не почесался! Утром с реки потянуло ветерком, сдувшим мелкую летающую мерзость, и Александр задремал. Но долго отдыхать ему не дали. Пришлось вставать, убирать палатку, грузить сундуки. Матросы с удовольствием купались в реке, ожидая, пока пассажиры занесут обратно на корабль свои вещи. Алекс тоже хотел окунуться, чтобы прогнать сон. Но вода оказалась слишком теплой и не давала бодрости.

Неудивительно, что через час он плюнул на все и, свернувшись клубочком, примостился среди пахнущих рыбой кожаных канатов, приказав Айри разбудить его, "если что".

А когда проснулся, пейзаж на берегу уже изменился. В сплошной стене зарослей то и дело стали попадаться проемы. То узкая тропинка, уходящая от маленького причала, то широкая прогалина, за которой виднелись возделанные поля с копошащимися на них светлокоричневыми фигурками крестьян и дома за невысокими стенами. На реке появилось множество лодок, большинство из которых оказались не деревянными, а связанными из пучков тростника. Некоторые из таких судов достигали двадцати метров в длину.

Треплос и Айри сидели бок о бок, о чемто оживленно беседуя.

"Быстро же они помирились", – с неясным раздражением подумал Александр, потягиваясь и глядя в ту сторону, куда устремили свои взоры его спутники.

Им навстречу, распустив большущие полосатые паруса, медленно плыл караван. С каждой минутой становилось яснее, что ни к рыбакам, ни к перевозчикам грузов эти суда не имеют никакого отношения. Скорее уж к прогулочным яхтам. На переднем корабле, расписанном красными, черными и синими полосами, под полотняным навесом в окружении слуг сверкала драгоценностями какаято важная персона.

Алекс окончательно продрал глаза и стал внимательно наблюдать за подплывавшей "яхтой бизнес класса".

Щуплый, как и большинство келлуан, мужчина в ослепительно белой юбке сидел на кресле с высокой спинкой и подлокотниками. На шее, груди, руках и ногах блестели многочисленные украшения. На голове красовался странный головной убор, напоминавший платок или даже скорее бандану с торчавшими в сторону треугольными "ушами".

"Креативно, – усмехнулся Александр. Нечто подобное он видел в фильме про Древний Египет. – Интересно, а пирамиды тут есть? Надо будет спросить у Тусета".

Судно важной персоны приблизилось настолько, что стало можно разглядеть лица пассажиров. Сам начальник был явно пенсионного возраста. Морщины глубоко прорезали сухое лицо с маленьким прямым носом и плотно сжатыми губами. У его ног сидели две молоденькие девушки, не обремененные одеждой, зато щедро украшенные золотом. Драгоценный металл сверкал в заколках длинных париков, на смуглых руках и стройных ножках.

Сбоку от кресла стоял молодой паренек в белой набедренной повязке и обмахивал господина веером из пышных чернобелых перьев. Второй слуга такого же возраста держал в руке блестящий поднос, на котором красовалось блюдо с виноградом. Старик отрывал по ягодке и поочередно угощал сидевших у ног девушек. Те улыбались, влюбленными глазами глядя на господина.