Осколки ледяной души

— Быстро поехали!

Воротников сорвался с места так стремительно, что стул, вывернувшись из-под него, упал. Игорь схватил в охапку куртку, оставленную на столе, и помчался впереди Степана, на ходу приговаривая:

— Она ведь у вас на красной «Тойоте» ездила?

— Ну да, ездила! А почему ездила-то?! Почему в прошедшем времени?! Слушай, да тормози ты!

Степан догнал его в три прыжка и, грубо ухватив за рукав, развернул его на себя. Какая-то девчушка, вынырнувшая из-за пластиковой двери соседствующей с агентством фирмочки, тут же пискнула испуганно и убралась обратно.

— Почему ездила, твою мать, можешь ответить?! — заорал Степан, побледнев и испугавшись настолько, что почти ничего не соображал. И того, что на крик могут сбежаться люди и, что того хуже, могут вызвать милицию. Хотя Воротников в недалеком прошлом — сам себе милиция и вряд ли чего боялся. Его криков, во всяком случае.

— Потому что отъездилась, я так думаю! — ответил таким же криком ему Игорь и ухватил вдруг Степана за шею. — Говорят, он выстрелил ей в лицо! Во дворе дома на Суворова, где расположено кафе «Витязь».

— Ты-то… Ты-то откуда знаешь? — Все мгновенно замерло в нем: и страх, и боль, и отчаяние. Стало пусто так. До чудовищной гулкости в сердце пусто.

— Все утро и весь день колесил по городу. Все искал эту мразь. А потом проезжаю мимо этого кафе, во второй раз за сегодня проезжал там, смотрю: милиция все оцепила, а на стоянке перед кафе машинка приметная. Сам не знаю, почему остановился. Назови это предчувствием. — Воротников замолчал.

— И что дальше? — Степан покосился на руку Игоря, что удерживала его за шею. Вывернулся и проговорил со странной необъяснимой обидой:

— Чего хватаешь? Голова и без того болит.

А потом вдруг понял, что голова не болит уже. В ней нет ни боли, ни отчаяния, а так пусто. Так же пусто и гулко, как в сердце. И слова Воротникова падают туда как в черный бездонный колодец. Падают и дна не достигают, не слышно, чтобы достигали.

Не достигали, не задевали и не воспринимались, как должны были. Будто не с ним это все, будто со стороны как-то. Не с ним, не про него и не рядом…

— Поспрашивал ребят. Они и сказали. Мужа, говорят, ее арестовали. Он вроде ей за углом кафе встречу назначил.

— Откуда стало известно? — Он все еще расспрашивал его о Шурочке, как о чужом незнакомом человеке.

— В кафе официант один обратил на нее внимание. Он рассказал, что она вела себя вызывающе, очень громко разговаривала сначала с одним за столиком, а потом разговаривала с каким-то Геной по телефону…

— Это он. — Степан дико взглянул на Воротникова. — Откуда же у него пистолет? Он же непутевый! Он же пьет… Господи, ну откуда у ее Генки может быть пистолет?!

— Да погоди ты с пистолетом-то! Взяли просто первого, кто был рядом. Подъехали по вызову. Сидит мужик на земле и окровавленный труп тискает. Что надо было делать, по-твоему?

— Труп? Ты сказал труп?! Слушай, ты же вроде говорил, что просто в лицо выстрелил! Какой же может быть труп-то, Игорь?! А?! Ты что-то путаешь, наверное!

И вот тут его скрутило.

Скрутило так, что, ничего не видя перед собой, он вдруг побрел вдоль стены. Шел, держась одной рукой за рифленую облицовку. Уткнулся, будто слепой, в самый угол. Согнулся там пополам и замычал, мотая головой.

Двери одна за другой тихонько приоткрывались и тут же захлопывались. Из приемной высунулась Зоя. Увидела, ахнула и испуганно прикрыла ладошкой рот. Игорь зыркнул на нее зло и взглядом велел убраться.

— Степан, — Воротников подошел к нему и с силой ухватился за плечо, пытаясь его приподнять. — Хорош, Степан! Идем! Нам нужно переговорить с этим официантом. Его забрали, должны были допрашивать. Времени прошло достаточно. Он наверняка после допроса со страху домой ломанется. Мы его там и подождем.

— Господи… Господи… Шурка… Как же ты так…

Он причитал и всхлипывал, как баба. И еще, кажется, плакал. Страшное горе, страшнее которого у него никогда не было, упало на него так внезапно, что, не ожидая его, он почти задохнулся.

— Шура… Дурочка ты… Зачем же ты полезла-то?!

И тут же ответом полезли страшные покаянные мысли.

Это же он!.. Он, он, он во всем виноват! Он просил ее разузнать про Верещагина! Не остановил, когда она сегодня поехала во двор к Верещагиным! Не остановил, не запретил, ничего не сделал для того, чтобы предотвратить беду. Потому что… Потому что беды-то он как раз и не ждал…

Он почти не понимал, как шел к машине. Не к своей, конечно же. Разве смог бы он сейчас сесть за руль?!

Почти не помнил, куда и сколько времени они ехали. И уж совсем не заинтересовал его тот факт, что официант, встречи с которым так жаждал Воротников, после допроса вернулся на работу в кафе. Так объяснила Игорю мать официанта, открывшая им дверь.

И они снова ехали через весь город, безбожно превышая скорость и игнорируя все имеющиеся по обочинам запрещающие и предписывающие знаки.

Степан дороги не видел. Он без конца звонил Татьяне. Говорил с ней ни о чем, просто для того, чтобы слышать ее голос. И Кирюхе он звонил тоже, но тот к телефону не подходил, видимо, продолжая делать обход соседей по даче.

Зачем?! Зачем это все сейчас, если Шуры нет…

Официант — молодой парень с бледным лицом и торчащими в разные стороны прядями черных волос — смотрел на них настороженно и непонимающе. Воротников в сотый раз объяснял ему что-то и без конца совал в нос свое удостоверение частного детектива. Парень продолжал таращиться на них и молчать.

— Слушай, парень, — хрипло заговорил Степан, которому надоели бесплодные потуги Воротникова.

Он вымотался окончательно. Ему было больно, и вдруг с чего-то начал бить жуткий озноб. И так захотелось домой, к Татьяне, что он готов был сейчас начать трясти этого малого с бледным симпатичным лицом, чтобы выбить из него хоть слово.

— Ты отвечаешь на наши вопросы, и мы сваливаем, — проговорил Степан и облизнул шершавым языком пересохшие губы. — Воды дай!

Парень метнулся к раздаточному окошку и что-то проговорил, нагнувшись к нему. Через минуту в его руке был высокий стакан с ледяной водой.

— Спасибо, — поблагодарил Степан, в два глотка опустошив его, и возвратил парню. — Давай переговорим. Погибшая была моей.., хорошей знакомой. Она…

Голос дрогнул, и Степан замолчал. Не хватало еще слюни ронять перед пацаном.