Осколки памяти
Шрифт:
Кристина разглядывала опоры беседки, сидя вполоборота к нему. По столбам, выкрашенным в белый цвет, полз вверх молодой плющ, цепляясь за сучки и трещинки в древесине. Единственная мысль, которая, как заноза, засела в ее голове, тревожила ее и не давала даже осознать, что он ей говорит: она с ужасом ждала, что он приблизится и поцелует ее.
Только не это!
Кристина передернула плечами от нарастающего чувства неприязни к Нику, от своих странных мыслей и вообще от нелепости происходящего.
Как же ей было нехорошо сейчас, как тяжело! Ей
Даже поцелуй Алекса под дождем, взметнувший тогда целую бурю в ее душе, казался ей сейчас смешным эпизодом по сравнению с тем поцелуем, которого она с таким необъяснимым страхом ожидала и не хотела.
Она подавила в себе стон.
«Господи, только не это, только не это! – как заведенная, повторяла про себя Кристина, бессмысленно глядя на резные листики плюща. – Я не хочу, не хочу!» И волна отвращения, зарождаясь где-то в области желудка, поднималась в ней все выше и выше.
Единственное, чего ей хотелось сейчас больше всего, чего она страстно, отчаянно желала, – чтобы Ник Вуд ушел. Просто встал и ушел, без объяснений и попыток выяснить причину произошедшей с ней перемены.
А еще, чтобы она больше никогда его не видела.
Но такого невероятного поворота событий ждать не приходилось, и она это прекрасно понимала, что раздражало ее еще сильнее.
Внутренний голос, заглушенный напряженным ожиданием выяснения отношений, твердил: «Посмотри на него. Посмотри. Просто взгляни ему в глаза. Ведь это Ник, твой Ник. Ты же любишь его, Кристина! Повернись и посмотри на него. Он же ни в чем не виноват».
Но она упрямо не отводила глаз от обвитого плющом столба. Ей казалось, что эта жесткая и упругая ветка обвивает не столб, а ее шею, и душит ее, душит…
– Кристи, что случилось?
Она вздрогнула всем телом. Наверняка Ник это заметил.
«Ну и что», – зло подумала она и закусила губу. Однако отвечать все-таки пришлось:
– Ничего.
– Я же вижу, что-то произошло. Ты можешь мне объяснить, что?
Нет.
Это была правда. Она не могла ему ничего объяснить.
Ник встал со скамейки и подошел к ней. Кристина напряглась всем телом, чувствуя, как холодный пот выступил у нее на лбу. Присев рядом, он наконец-то поймал ее взгляд и, накрыв своими теплыми ладонями ее ледяные неподвижные руки, мягко произнес:
– Пожалуйста, расскажи мне, что произошло в Миннеаполисе.
«Нет, нет, нет», – все ее тело словно кололи тысячами острых иголок.
– Ничего, – выдавила она из себя, отводя глаза.
– Кристи… – он подался вперед, и тут Кристина, угадав причину его движения, непроизвольно дернулась и уперлась спиной в перекладину скамьи.
Ник сжал губы. Серебристые глаза затопила такая обида и непонимание, что еще миг – и Кристина сдалась бы.
Или сорвалась.
Она
не знала.«Ну и пусть», – как заклинание, твердила она, пытаясь заглушить проклятый внутренний голос.
«Ты! – яростно кричал кто-то, беснующийся глубоко внутри нее так, что ей захотелось заткнуть уши и закричать самой, лишь бы не слышать его, лишь бы он замолчал, – ты просто полная… полная… нет такого слова, каким можно было бы тебя назвать! Что ты делаешь?! Опомнись! Тебе наплевать на то, как ты поступаешь – с ним, с собой? Ты ведь прекрасно понимаешь, что все это – вся эта дурь, что ты демонстрируешь, – пройдет, что это минутное… А что потом? Ты отдаешь себе в этом отчет?! Ты же будешь горько раскаиваться!»
«Ну и пусть…»
– Мне уйти? – знакомый безжизненный голос прорвался сквозь горячие упреки у нее в голове.
Кристина закрыла глаза и коротко кивнула.
«Уходи. Прямо сейчас. Уходи скорее!»
Прошло несколько бесконечно долгих минут. Ник стоял и ждал, но ничего не изменилось.
– Кристи, не дай мне уйти, – прошептал, нет, скорее, прошелестел срывающийся голос. – Прошу тебя…
Она лишь до крови закусила губу и покачала головой. Минуты капали в ее сознании, как расплавленный свинец: тяжело, гулко и мучительно медленно.
Вдруг Кристина услышала, как Ник пошел прочь по скрипящему дощатому полу беседки, потом ступил на посыпанную гравием дорожку и мелкие камешки зашуршали под его ногами. Каждый его шаг вместе с этим оглушительным шуршанием отдавался в ее голове, словно раскат грома.
Она так и не повернулась, когда Ник уходил, так и не смогла заставить себя открыть глаза. Зато отчетливо слышала, как вдалеке, за цветущими кустами, ворота открылись… закрылись… взревел мотор мотоцикла… и от этого звука Кристина сморщилась, как будто что-то острое ударило ее прямо в грудь, куда-то посередине, туда, где на самом деле находится сердце.
Почему все думают, что оно слева? Нет, болело как раз посередине… Или там не сердце, а душа? Почему на анатомии об этом ничего не рассказывают?
А на душе было муторно. И вместе с тем она чувствовала себя так, словно невыносимая тяжесть оставила ее. С уходом Ника ей стало легче дышать.
Как так могло быть? Она почти физически ощущала, что больше не было гнета, этих давящих тисков на сердце, не исчезающих с того момента, как там, в Миннеаполисе, она впервые с неприязнью подумала о возвращении домой, о встрече с Ником.
Ей было невыносимо тяжело и легко одновременно. От этого раздвоения можно было сойти с ума.
Истерзанные лесные цветы остались сиротливо лежать на скамейке, как невысказанный упрек. Кристина так и не смогла притронуться к ним, хотя бы для того, чтобы выкинуть.
Она встала, всеми силами сопротивляясь той тяжести, что навалилась на нее, и на деревянных ногах пошла в дом.
Шли дни, недели, а Кристина с Ником после подобия разговора в беседке так и не сказали друг другу ни слова.