Осколки памяти

– А ведь в забвении есть несомненные плюсы…

Вода показалась ей остывшей, она немного сдвинула бронзовую ручку, но тут же вздернула плечи от горячего потока, хлынувшего ей на спину.

Есть плюсы. Покой, например. Да, она сначала металась и панически пыталась собрать воедино мозаику своей прошлой жизни, а когда успокоилась, поняла, насколько ей хорошо просто находиться рядом с Ником и, не задумываясь о прошлом и будущем, плыть по течению.

Что принесло ей прозрение, какие радости вернуло? Никаких. Только сомнения, терзания и стыд. И разочарование, поняла она, поднеся к глазам руки, где уже не было украшений, которые свидетельствовали об их неразрывной связи с Ником. О ее принадлежности ему. О его любви.

До момента сегодняшнего пробуждения Кристина искренне верила в то, что все это правда, успела поверить и почувствовать себя счастливой. А теперь во что верить, когда Ник сам признал, что все это ложь?

Она почувствовала, что еще немного – и разрыдается.

Нет, нельзя!

Ладно, пусть их брак был выдуман Ником, чтобы объяснить ее появление в его доме и дать ему право удерживать ее рядом. Но неужели он с такой же легкостью притворялся, что ему приятно заботиться о ней, что он любит ее? Ведь так притвориться просто невозможно!

Кристина вспомнила неподдельную тревогу во взгляде Ника, когда ей было плохо, свет, который озарял его лицо, стоило ей самой улыбнуться и сказать, что ей лучше. Она вспомнила страсть, затопившую его глаза вчера ночью и…

Господи, об этом лучше не вспоминать!

Кусая губы, Кристина потянулась к полочке и начала автоматически намыливать губку, хотя в этом необходимости не было, она же забралась сюда только для того, чтобы согреться. А вот теперь она стоит и с усилием трет свою и без того раскрасневшуюся кожу, смывая с нее прикосновения Ника, его поцелуи, его запах… Словно это может помочь стереть воспоминания о минувшей ночи. Или, еще лучше – обо всей ее прошлой жизни. Еще раз.

Если бы все было так просто…

* * *

Когда Кристина, наконец, вышла из ванной, воздух в комнате показался ей довольно прохладным, хотя, если судить по камину, огонь погас совсем недавно. Все дело в том, что она слишком долго стояла под горячим душем.

Она наспех вытерлась полотенцем нежного цыплячьего цвета и натянула на себя джинсы, майку и толстый свитер с воротом под самое горло, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону кровати.

Хотя отворачиваться от смятых простыней и разбросанных подушек особого смысла не имело: она и так отчетливо, до мельчайших деталей помнила минувшую ночь, всю, с того самого момента, как Ник зашел в ее комнату. Теперь она, даже если бы и захотела, не смогла бы забыть его горячий шепот в ночной тишине, его губы в предрассветных сумерках, и его беззащитную улыбку при ярком свете утреннего солнца.

Кристина застонала и подошла к зеркалу. Нет, туда лучше не смотреть. Она кое-как пригладила волосы и бросила расческу на туалетный столик. Все, дальше тянуть нет смысла, а то Ник может подняться наверх и проверить свои подозрения насчет ее побега.

Надо идти.

На деревянных ногах Кристина спустилась в гостиную и сразу его увидела. Ник застыл у окна, сцепив на груди руки. Он смотрел на дальний берег озера, но по его взгляду было ясно, что мысли его витают еще дальше.

Услышав ее шаги, он произнес, не оборачиваясь:

– Садись ближе к огню, Кристи. Выпей глинтвейн, надеюсь, он не остыл, пока ты… спускалась.

Кристина непонимающе уставилась на его каменную спину, потом перевела взгляд на столик между двух кресел у камина и только теперь почувствовала пряный запах гвоздики и корицы, наполняющий прогретую гостиную: на столике ее ждал бокал горячего красного вина, в котором плавало желтое солнце лимона.

У нее защемило сердце. Даже после того, что она ему сделала и что успела наговорить, Ник продолжает о ней заботиться, беспокоясь, сумела ли она отогреться после того, как выскочила на улицу без одежды.

Вцепившись в гладкие деревянные перила, Кристина старалась справиться с охватившей ее сложной смесью чувств, такой же горячей и пряной, как рубиновый напиток в высоком бокале на ножке, ожидающий ее на столе.

Преобладающим компонентом, основой коктейля ее чувств был страх. Он застилал ее разум пурпурной пеленой и не давал в полной мере осмыслить происходящее. Что еще? Густое, удушающе-приторное чувство вины, похожее на корицу в глинтвейне. Наверное, для классического рецепта корицы, то есть чувства вины, было многовато, хотя ведь ее состояние далеко от нормы, так что… Еще компонент? Обида, несомненно. Обида за ложь, за утраченное доверие, и не только за доверие, за обретенную иллюзию счастья. Словно остро пахнущие булавки гвоздики, обида проскальзывала в ее страхе, покалывая ее пальцы и впиваясь в сердце. Ее тоже было слишком, даже чересчур много.

Кристина напомнила себе, что у нее всегда так было, все через край: и счастье, и страдание. А она никак не привыкнет к себе самой.

Маленьким кружочком лимонного солнца ее душу грела надежда, необъяснимая, призрачная. Но это был единственный источник тепла у нее внутри, хотя на что она сейчас надеялась и чего ждала, было непонятно ей самой.

В сложный букет ее чувств вплеталось что-то еще, но определить это, дать этому название Кристина не успела: ее отвлек Ник. Он по-своему истолковал ее неподвижность, однако не повернулся и повторил:

– Не бойся, садись. Знаешь, как-то даже странно думать, что ты способна бояться меня. Это так… на тебя не похоже. Впрочем, все мы меняемся. Но ты можешь быть уверена: я не собираюсь тебя спаивать или травить. Слишком много мне нужно успеть выяснить и сказать. Мы ведь еще не закончили.

Кристина медленно подошла к креслу и в нерешительности остановилась возле него.

– Садись. И слушай, раз хотела. По крайней мере, сейчас ты меня выслушаешь до конца.

Голос Ника звучал холодно и жестко, так что Кристина молча подчинилась и с ногами забралась в кресло. Она взяла в руки бокал с вином и одним махом выпила его, обжигая губы. Когда Ник сумел его приготовить, чтобы глинвейн не остыл? Когда она одевалась после душа? А впрочем, какая разница…

По горлу прошла горячая волна, опалила грудь, согрела живот. Теплые струйки потекли в ноги и к самым кончикам пальцев рук. На глаза тут же навернулись слезы.

Кристина намеренно громко поставила пустой стакан обратно на столик и вновь посмотрела на Ника.

– Ты упрекнула меня во лжи там, наверху. Справедливо упрекнула. Тебе нужна правда, Кристи? Хорошо, вот тебе правда, со всеми деталями.

Ник все не оборачивался и продолжал смотрел куда-то в окно. В его позе чувствовалось огромное напряжение, а высокая фигура казалась высеченной из камня.

Кристина замерла.

– Восемь дней назад я ехал сюда из Мэдисона. Хотел провести Рождество здесь, на Янтарном озере, в этом доме. Я построил его в позапрошлом году, как и мечтал давным-давно, если ты помнишь. Хотя, скорее всего, нет.

Он помолчал.

– Когда я въехал в город, я увидел, как на дороге позади меня перевернулась машина. Разумеется, я вернулся, чтобы помочь. Я узнал твое лицо, как только мне удалось отстегнуть заклинивший ремень безопасности и вытащить тебя из салона помятой машины. Ты висела вниз головой, без сознания, вся в крови. Я сразу же отвез тебя в больницу, там как раз дежурила Миранда. При обследовании выяснилось, что ты отделалась несколькими ушибами и порезами, не представляющими угрозы здоровью. Единственной серьезной проблемой оказалась твоя амнезия, которая, по мнению врачей, была вызвана, скорее всего, сильнейшим шоком, а не травмой, потому что голова серьезно не пострадала.