Осколки света

– Это кровь?! – воскликнул Лукас.

Боль пронзала низ живота, как яростный штопор. Эндрю и Джосс прижали Адама к полу, но Адам не шевелился, а оружия и след простыл. Я хотела пробраться к Берни, однако у авансцены столпилось столько народу, не протолкнуться. Тогда я закрыла глаза, попыталась дотянуться до Берни и нашла ее «дом», как много лет назад, в детстве.

Слава богу, Берни! Я уж думала…

В «доме» Берни что-то менялось. Я увидела великолепный каскад, всплеск посуды, застывшей в воздухе. Тарелки, вазы, конфетницы, канделябры, хрустальные бокалы. Настоящее представление госпожи Чаровник: банкетный стол, скатерть, ряды скрытых зеркал, отражающих спрятанные в глубинах «дома» обломки; распахнутые настежь двери и окна. Я словно очутилась в огромном калейдоскопе цветного стекла, зеркал под всевозможными углами, и каждое отражало целый мир. На миг стекло застыло в воздухе, как сверкающая капля дождя на розе.

Смотрите. Смотрите же. Поглядите на себя.

Ее голос ясно звучал у меня в ушах. И все остальные слышали то же. Многие, конечно, это отрицают. Точнее, большинство. И все-таки они не могут отрицать случившегося далее. Мужчины впервые задумались о женщинах в своей жизни, об их испытаниях. Травмированные женщины, чей страх перед мужчинами сделал их слепыми к собственному фанатизму, впервые поняли: людей определяет не физиология, а поступки. Застенчивые женщины, боявшиеся высказаться, вдруг обрели голос. Жестоких мужчин втайне сразило осознание собственной вины. Даже растерянных мальчиков, что ненавидят девушек за насмешки, а себя ненавидят еще сильнее. Все в зале слышали этот голос. Все видели калейдоскоп. Идеально ровный круг в воздухе, подобный окну-розе в католическом храме.

И вдруг все разбилось. Превратилось в пыль, посылая каждому человеку в зале осколки сознания. Я упала на спину. Все остальные – тоже. На сцене словно взорвалась бомба. Захлопнулись настежь миллионы дверей – и не осталось ничего, кроме сирен, гула толпы и струйки крови, стекающей у меня по бедру. Ни к чему было подползать к сцене. Ни к чему было смотреть Мартину в лицо и слушать, как он выкрикивает имя Берни со страхом – неподдельным, как само детство. Я уже знала. От моей подруги остался лишь пустой «дом». Берни Мун ушла.

Куда? Я так и знала, что спросите. Ответ вам не понравится. Видите ли, ответов нет, только отражения. Сотни, тысячи, миллионы отражений многих лет. Сотни, тысячи изменений, развернутых столов и жизней. Эти изменения касаются отнюдь не только школьного зала в «Пог-Хилл». Сидя в пабе, «финалистки Финчли» вдруг чувствуют взрыв. Айрис что-то смутно припоминает в своей квартирке-студии. Джаред Нунан Филлипс внезапно задумывается, почему же дочь не хочет с ним разговаривать. А парень в бейсболке неожиданно понимает: его простили.

Персидский поэт Джалаладдин Руми однажды сказал: «Когда-то правда была зеркалом в руках Всевышнего. Оно упало и разбилось вдребезги. Каждый взял по осколку, и глядел в него, и считал: правда – у него». Наверное, Берни была зеркалом в руках Всевышнего. Она одна могла по-настоящему показать людям самих себя. А когда она наконец узнала правду – про Адама, Мартина, меня, себя, – она разбилась на осколки. Прекрасные осколки света, словно фрагменты калейдоскопа, попали в каждого присутствующего: в мужчин, женщин, всех остальных. Во всех и в зале, и за кулисами.

В Лорелей Джонс попал осколок неожиданного сострадания, в Мартина Ингрэма – обломок долгожданного понимания самого себя. В Данте – знание: его любили больше всех на свете, и лучше любить, не стараясь приспособиться под окружающих. Каждому – по кусочку правды. И Адаму Прайсу. И мне.

Все в зале так или иначе переменились – кого-то проблеск истины едва осветил, а кого-то сделал другим человеком. Так уж устроены зеркала: показывают разные перспективы. Помогают понять, каково это – шагать по небу или наблюдать за комнатой с потолка. Спросите любого, кто ходил на вечер встречи, и он подтвердит: за последний год в нем произошла таинственная перемена.

Вот как наступают перемены. Вот как нужно менять мир. Не жестокостью и войной, а вдумчиво, с пониманием. Перемены ждут, надеются, иногда балансируют на грани тьмы, прячутся под одеялом, убирают остатки еды со стола, глядят на вас из отражений в полированных ручках и гладких поверхностях, иногда у них идет кровь… Но они сильны – быть может, сильнее всех на свете. Перемены таились во многом. Во вкусе пирога со свининой вместо клубничной конфеты; в помощнице фокусника, все внимание зала обратившей на себя; в отражении женщины, сверкающей как молния. И в Берни Мун, которая теперь живет в каждой женщине, пришедшей на тот вечер, и чья история, надеюсь, вас побудит смотреть.

На бис: The Man With the Child in His Eyes

Из «Живого журнала» @уайти2947 (под никнеймом «Б. И. как на духу1»)

15 июня 2023 г.

Ясно дело, дело пытались повесить на меня. Даже сказали, что у меня был с собой нож. Только никакого ножа не нашли. Никого не порезали. Даже судмедэксперт подтвердил. Хотя полиция не сдавалась: не убийство, так тяжкие телесные или угроза причинения тяжкого вреда. Даже со времен интерната записи подняли. Хотели так все изобразить, будто я преследовал Кэти Малкин. Но Кэти обвинять меня не стала. Вообще-то она всем призналась, что соврала, когда меня обвинила.

Наверное, поэтому мы и помирились. Кэти Малкин выступила и прямо заявила: я ей ничего не делал. Я ее много лет считал настоящей тварью. А она призналась. Ради меня. Уж наверное, ей пришлось нелегко. Тогда на меня решили повесить незаконное проникновение на территорию или что-нибудь еще, лишь бы подходило. Я им тогда напрямик сказал: я в завязке. А в школе был, потому что меня наняли дворником. Они ответили: «Ну, значит, нарушение общественного порядка». А я такого не помню. Наверное, головой ударился. Я ничего не пил, наркотиков не принимал. Анализы на наркотики пришли чистые. Не помню, как я очутился на сцене, и остального тоже. Мне поначалу даже страшно стало. Про меня и в газетах писали. Но у меня будто голова просветлела. Не знаю, как объяснить. Я раньше постоянно злился. Постоянно сидел в интернете, читал про МК2 и войну полов, всякое такое. Забавно, сейчас меня это все вообще не волнует.

С прошлого года много нового случилось. Я переехал из Малбри в Лидс, мне там выделили жилье и помощь. Хожу на сеансы с психологом Майком, а по средам – на групповую терапию. У меня теперь есть настоящая работа: подстригаю лужайки и клумбы для муниципалитета. Иногда высаживаю цветы. Приятная работа, причем на свежем воздухе. Там я и познакомился с Мел. Моей девушкой. Я раньше ни с кем не встречался. Я вообще сейчас многое делаю, чего не делал раньше. Мне нравится. Нет, правда. Наконец-то жизнь налаживается.

Я иногда вспоминаю ту женщину, которая умерла на вечере встречи в «Пог-Хилл». Говорят, тромб оторвался. Что-то с гормонами. Ее звали Бернадетт Ингрэм, в девичестве – Мун. Я учился с ней в одной школе, но ее не помню. Помню только, как она пела на том вечере. А больше ничего. Она исполнила старенькую песню Нене Черри Manchild, можно на «Ютьюбе» послушать или скачать со «Спотифай». Еще есть клип. Певица – обалденная красотка. Немного похожа на мою Мел. И текст интересный. Про желание стать кем-то другим, про чудеса, уважение. Обычно в песнях не бывает так много смысла, а вот в этой – есть. Ну, для меня так точно. Я поставил ее на звонок. А на прошлой неделе сделал татуировку. Настоящую, в салоне. Маленькое красное сердце на запястье – напомнить себе, что заслуживаю хорошего. Мне нравится на нее смотреть. Напоминание, что я выжил.