Осколки тебя

Хотя по-прежнему не являлась поклонником визитеров на свой отдаленный остров страданий и самоуничижения, почувствовала облегчение, когда услышала стук. Правда не настолько мне стало лучше, чтобы не схватить пистолет, спрятав его за спину.

Благодаря зиме на улице было совершенно темно, что мне нравилось, за исключением того, что ко мне пришел посетитель, которому нравилось стучать в дверь дома, где была убита женщина.

Чуть крепче сжала пистолет, когда не узнала человека на пороге своего дома. Зато я узнала чистую ярость, написанную на его лице.

— Я знаю, кто ты, — прошипел мне мужчина, как только я открыла дверь.

Досадно, но страх сдавил мне горло.

— Тогда я нахожусь в невыгодном положении, потому что понятия не имею, кто вы такой и почему заявились на порог моего дома. Но я уверена, что полиция проделает хорошую работу, выясняя ваше имя и вписывая его в ордер на арест.

Я постаралась, чтобы голос звучал холодно и спокойно, хотя внутри проклинала себя за то, что прогнала Сента. Он, возможно, помог бы мне убить этого человека, явно не желавшего мне ничего хорошего.

Мужчина был в возрасте. Слабый. Изможденный. Дешевая мятая рубашка висела на нем как на вешалке. Волосы почти полностью седые и растрепанные, почти такие же дикие, как и его полные ненависти глаза.

Я могла бы одолеть его в драке, если бы не эти глаза. Ненависть делает людей сильными.

— Полиция, — усмехнулся он. — Какой от нее прок? Они ничего не сделали, чтобы спасти мою дочь.

Горе подкрепляло его гнев, но ослабляло его самого, как это и бывает. Оно всегда разъедало силы, как термит древесину.

— Вы — отец Эмили, — сделала вывод, не ослабляя хватку на пистолете.

Мужчина выглядел так, словно ему больше нечего терять.

— Да, я — отец Эмили, — прорычал мужчина, — и всегда им буду. И я знаю, кто ты такая. Писательница, которая пишет о смерти. Ты приехала сюда, чтобы использовать убийство моей дочери для своей очередной истории. Я пришел сказать, что подам на тебя в суд, если ты надумаешь использовать ее историю для своей книги.

Я слегка расслабилась. Люди, замышлявшие убийство, обычно не угрожали судебным иском. Они как правило сразу приступали к делу. Кроме того, какой бы лютой и ядовитой ни была ярость этого человека, ее было недостаточно, чтобы подтолкнуть его к насилию. Сейчас я ее заметила. Мягкость в нем. Она была почти похоронена за тяжестью потери, но не до конца. Этот мужчина не из тех отцов, кто встречал кавалера дочери, сидя с дробовиком на крыльце. Нет, он пожал бы ему руку и пригласил в дом на чай со льдом.

Вот его слово. «Мягкий».

Мне потребовалось время, чтобы отвлечься от тяжелого горя мужчины.

— Я не планирую использовать убийство вашей дочери в качестве сюжета для книги, — сказала ему, задаваясь вопросом, не лгу ли я? — И даже если бы решила использовать, вы не смогли бы подать на меня за это в суд. Потому что я — писатель-фантаст. Относительно известный и с очень хорошими юристами. Так что я очень сожалею о вашей потере, но теперь это мой дом.

Я была резка. Мой ответ граничил с жестокостью, но я не знала этого человека и не разделяла бремя его горя.

Мужчина пару раз моргнул, как человек, который только что вышел из транса. Все в нем стало более хрупким, он словно в миг состарился еще больше и растерял весь свой запал.

— Я понимаю, что вы, вероятно, ищете, кого бы обвинить, — продолжила я. — Это нормально, учитывая, что полиция так и не нашла того, кого вы могли бы наказать, но я не убивала Эмили. И вы не должны винить меня в том, что я купила ее дом и живу здесь. Это не принесет ничего хорошего никому из нас.

Прикусила губу, удерживая себя от того, чтобы сделать что-нибудь безумное, например, пригласить мужчину внутрь и попытаться утешить. Не следует делать подобного, я не из таких людей.

— Еще раз, мистер Эндрюс, я сожалею о вашей утрате, но Эмили здесь больше нет. Так что, пожалуйста, воздержитесь от возвращения.

Затем я закрыла дверь перед его носом.

~ ~ ~

Для человека, который ненавидит людей, у меня было много посетителей.

В отличие от прошлой ночи, нынешний визитер не кричал на меня и не ненавидел за то, что я купила дом и писала книги о смерти.

Я и не считала, что Марго ненавидит меня. Она всегда приносила с собой мое любимое вино и не добавляла в него мышьяк. Она даже взяла к нему чертову доску с нарезкой закусок, когда приехала после четырех часов дня.

Я проспала всего несколько часов. После вчерашнего небольшого визита я была на взводе. Меня не потрясло то, что родитель убитой девушки выплеснул на меня гадости; нет, меня вдохновило его горе. Его боль. Они придали мне сил как гребаному вампиру после того, как он осушил человека. Впрочем, им я и была на самом деле. Хладнокровным хищником, охотящимся на беззащитных. Потому что я кое-что написала. Меня подпитал крайний ужас отца Эмили. Ужас его жизни. Смерть его дочери.

Я солгала о том, что не буду использовать убийство Эмили. Солгала не только ему, но и себе. Я твердила себе, что купила дом Эмили не потому, что хотела написать об убийстве, а потому что хотела впитать в себя негативную энергию, смерть.

В итоге у меня получился набросок истории о группе девочек-подростков, которые вызывали дьявола, трахались с ним и получали от него силу. Что-то вроде испорченной версии «Колдовства¹⁶».

Очевидно, моему агенту и издателям он понравился, потому что несколько дней назад мне прислали по почте макет обложки. Я не открыла то электронное письмо, сказав себе, что оно собьет мне весь настрой. Я хотела оставаться вне доступа, потому что не нуждалась в том, чтобы чужая интерпретация моей истории сбивала меня с толку. Издатели всегда портили мои обложки. Это сводило с ума, я неделями спорила с ними по электронной почте, телефону и смс, пока не получала желаемый вариант. Обычно это происходило к тому времени, когда книга была закончена и полностью оформлена. Но на этот раз я не стала читать письмо, потому что знала, что не собираюсь писать книгу, которую им предложила.

Вот почему я не слишком внимательно присматривалась к пестроте абзацев в почтовом ящике на моем компьютере. Потому что стоит только посмотреть слишком пристально, как мне скажут правду о том, что я пишу.

Историю Эмили. Версию ее отца.

Вот почему я хранила распечатки фотографий с места преступления, вырезки из газет, записи бесед с копами, судмедэкспертами, со всеми, с кем могла связаться, используя свое влияние. Все это было прикреплено к стенам моего импровизированного офиса. Я работала не так, как какой-нибудь гребаный шаблонный частный детектив или бывший полицейский, пытающийся раскрыть убийство, чтобы искупить свою вину, или что-то в этом роде.

Нет.

Мой офис в Нью-Йорке был большим, больше, чем моя спальня. С белым раскладным диваном, стодолларовыми подушками, вышитым вручную покрывалом и двумя одинаковыми креслами напротив друг друга. Из окна открывался вид на парк. Вдоль стены стоял стеллаж с потрепанными экземплярами моих любимых книг. И еще один стеллаж с моими книгами, потому что иногда, в моменты неуверенности в себе, я поднимала глаза и вспоминала, что способна написать книгу. Что я делала это много раз.

Мой письменный стол был маленьким. Дорогим и конечно же со вкусом. Не загроможденным. Лампа от Тиффани. Мраморная подставка. Настольный компьютер. Роскошное кресло перед ним. Я не знала зачем оно мне, так как никогда по-настоящему не писала, сидя в нем. Обычно я валялась на диване. Стол же был предназначен для ответов на электронные письма, для исследований и фотосессий, когда приходили журналисты из Vogue, чтобы написать обо мне статью.