Осколок

На дварфа навалилась волна тошноты и слабости. Сердце с нарастающим грохотом билось где-то в ушах.

— Берегись! — раздался испуганный крик Молчуна.

Дварф сильно мотнул головой, стремясь прогнать подкатившую дурноту. К тошноте добавилась головная боль, и рассудок вновь заполнился сотней озлобленных шепотков. Они проклинали, насмехались, грозили и повелевали. Шуршащий хор, подобно песчаной буре, накрывал дварфа, вытесняя его волю и наполняя страхом и ледяным бешенством.

По мху перед его глазами расползались малахитовые вспышки. Далур оттолкнулся от стены и с силой отвесил себе пощечину, вновь разбивая едва зажившие губы. Рот быстро наполнился кровью, заменив противный привкус солью и железом. Но всё же голова прояснилась. Дварф нетвёрдо побежал туда, где на стене, пульсирующей малахитом, плясал неверный свет факелов.

Сил едва хватало, чтобы отрывать отяжелевшие ноги от пола. Боевой топор тянул вниз, и Далур боялся его попросту выронить. Ощущение полного бессилия и смертельной усталости накрыло его тяжёлой волной. Но он насколько только мог быстро бежал вперёд, хрипло дыша и отплёвывая вязкую, густую слюну пополам с кровью.

Когда он выбежал на площадь, то увидел, что его спутники сгрудились возле шипящих на полу факелов и вяло отбиваются от наседающих на них мертвецов. Из темноты, волоча ноги и неуклюже размахивая ржавым оружием, шли всё новые противники. Площадь наполнилась множеством шорохов, доносящихся из темноты.

Дварф остановился как вкопанный и не находил в себе сил пошевелиться. Он лишь лихорадочно обшаривал глазами площадь и старался не упасть на толстый моховой ковёр от усталости.

Чёрно-малахитовые лохмотья вездесущего мха свисали с тварей, словно лоскуты кожи. Руки сжимали давно уже непригодные для боя мечи и топоры, мертвецы неумело размахивали ими.

Адрей и Молчун с огромным трудом управлялись с неожиданно ставшим таким неподъёмным оружием. Как подростки, которые впервые схватились в рукопашной на тренировке тяжелеными учебными болванками. Движения, вялые и медленные, вязли в густом и душном воздухе подземелья.

Арди с видимым усилием натянула тетиву до уха и с нескольких шагов пустила стрелу в пыльный надтреснутый череп. Та с глухим стуком влетела в глазницу, раскрошив ветхие кости, и вылетела из затылка. Труп качнулся и, промедлив мгновение, продолжил брести вперёд, шаркая задубевшими плесневыми сапогами.

— Надо достать того, с кулоном, — прохрипел Молчун и закашлялся, едва не пропустив медленный, но сильный удар ржавой болванкой, некогда бывшей мечом.

Едва восстановив дыхание он добавил:

— Вот этим ножом! Они встали, когда я его вытащил!

В десятке шагов за костяными телами в ржавых кольчугах стояла фигура, что-то едва слышно бормоча шелестящим голосом. Её иссохшее тело, казалось, каждую секунду наливалось силой и жизнью. Сгорбленные костистые плечи расправлялись и округлялись. Руки из двух тонких палок, обтянутых пергаментом жёлтой кожи, становились сильными и мускулистыми.

Молчун раздробил дубиной череп одному из нападавших и, перехватив кинжал свободной левой рукой, побежал к мёртвому колдуну. За его спиной запоздало прошипел меч неугомонного трупа.

Мутные покрытые плесенью глаза уставились на мужчину. Губы колдуна ритмично что-то проговаривали, и свет медальона пульсировал в такт словам.

Через пять шагов Молчун закачался, упал на колени и вырвал кровью. Опираясь дрожащими рукам прямо в багровую лужу перед собой, Молчун поднял голову, но уже ничего не видел. В ушах ревели водопады, по щекам текло что-то горячее и влажное.

Вроде, сзади кто-то кричал. Но Молчун не был уверен даже в этом, не говоря о том, чтобы понять, что именно кричали. Он попытался сесть, но тело, деревянное и лишённое сил, его не слушалось. Молчун завалился на бок, вытянулся, как червь, который пытается ползти, и застыл. Последнее, что он почувствовал перед тем, как отдаться уносящей его от боли и шума тьме, это то, как дёрнулась левая рука.

«Не стой же, ну! Они пришли сюда за тобой. Потому что ты пообещал Карагазу всё выяснить. Они умрут из-за тебя! Ты не можешь просто стоять и смотреть! Ты — брак своего народа! Пустая порода!»

Далур стоял на едва держащих его ногах и раскачивался из стороны в сторону. Его собственным мыслям вторил хор непрекращающегося шёпота в голове.

— Умрут, как Ганур. Из-за твоей слабости. Умрут из-за тебя, трус!

Спину обжигал привычный холод осуждающих, презрительных взглядов давно не видящих глаз. Далур зажмурился изо всех сил и, стиснув зубы до хруста, протяжно завыл. Слёзы градом потекли по грязному бледному лицу и смешиваясь с кровавой слюной повисали на бороде.

Дварф вновь отвесил себе мощную оплеуху, и вой перешёл в надсадный рык. Неполный ряд крепких желтоватых зубов обнажился в кровавом оскале. Отрывистое и частое дыхание чуть замедлилось.

Голова немного прояснилась, и Далур сделал несколько мелких и неуклюжих шагов по направлению к маячившей вдалеке фигуре с пылающей малахитом рукой у груди.

Холод, прочно обосновавшийся в прошлом году на его спине, исчез. Что-то другое пришло на его место. Что-то тёплое.

Одобрение?

Ноги почти не слушались, но Далур, рыча до рези в горле, шёл всё быстрее и быстрее, пока наконец не побежал.

В этот раз на врага, чтобы защитить друзей.

Он бежал туда, где скорчившись в луже рвоты и крови лежал Молчун, вытягивая вперёд руку с зажатым кинжалом.

Справа Адрей из последних сил отбивался от нескольких мертвецов. Молодой воин из монастыря уже не пытался достать булавой окруживших его неровным кольцом врагов. Сил хватало лишь на то, чтобы подставлять оружие под удары нежити, сыпавшиеся на него с разных сторон. Несколько он не смог парировать, но негодное оружие нежити не пробило добротную кольчугу.

За его спиной на коленях сидела Арди, держась за живот. Вторая рука бессильно опиралась на меч. Бесполезный лук валялся в стороне.

Далур бежал. Походя он снёс голову стоящему к нему спиной мертвяку. Другой взмахнул секирой, но сгнившее топорище выскользнуло из топора, и вместо того, чтобы проломить дварфу голову, тот лишь ударил его в лоб трухлявой палкой.

Далур остановился около Молчуна на секунду, выдернул нож из ослабевших пальцев и продолжил выжимать из почти неподконтрольного тела всё, что мог.

От человека с длинной бородой в плесневой кожаной куртке его отделяли два мертвеца и несколько шагов. Колдун что-то говорил, по крайней мере его губы безостановочно шевелились. Шёпот в голове перешёл в крик. Дварф не слышал ничего, кроме гремящего в его голове камнепада проклятий и угроз.

Тёплое ощущение между лопаток настойчиво толкало его вперёд и наполняло сердце спокойствием.

Далур с недоумением понял, что его боевой топор покрыт толстым слоем ржавчины. Дварф рубанул ближайшего к нему скелета. Мертвец рухнул на пол грудой костей с раздробленными рёбрами и позвоночником. Об камень звякнул топор, слетевший с рассыпавшегося трухой в кулаке дварфа топорища.