Осквернитель

Кочергой я выудил из камина полено, полил его водой из графина и обугленным концом прочертил вокруг кресла с комендантом одну непрерывную черту. После быстрыми размашистыми движениями набросал на полу и стенах несколько символов веры, аккуратно вывел рядышком пару первых строк молитвы «О противлении Скверне» и с облегчением перевел дух, почувствовав, как начало слабеть давление потустороннего. «Сборник молитв, приписываемых Святому Иоанну Грамотею и его ученикам».

Теперь не дотянется.

Не дотянется – отлично, но как такое вообще могло произойти? Каким образом благочестивый обыватель сделался вратами в Пустоту, стал проводником Скверны в наш мир? И даже если комендант был закостенелым грешником, что стряслось с остальными тюремщиками? Как нечистый сумел дотянуться до всей ночной смены разом?

Я задумался над этим и понял, что совершенно упустил из виду пропавшего чернокнижника. А ведь вся эта каша заварилась именно из-за него! Так, может, он навел порчу?

Но почему тогда сильней остальных зацепило коменданта? Почему к Бездне прикипела именно его душа, а не надзирателей, которые общались с чернокнижником изо дня в день?

Треск в коридоре стих, и сразу содрогнулась входная дверь кабинета. Особо надеяться на баррикаду не приходилось, и в запасе у меня явно оставались считаные минуты.

Что делать?!

Убивать коменданта бесполезно – вне всякого сомнения, нечистого так просто не остановить. В каждом из тюремщиков эта тварь присутствует лишь частично; придется либо перебить всех, либо изгнать ее в Бездну. Или же…

…заточить в себе.

При одной только мысли об этом болезненно сдавило сердце, но ломящиеся в дверь бесноватые пугали куда больше очередного нечистого в душе. Я отбросил сомнения, решительно ступил в охранный круг, и сразу бессчетными ледяными иголками обожгла кожу Скверна.

Ах! Будто в Бездну провалился!

Виски заломило, из носа закапала кровь, по груди растекся противоестественный холод, но меня уже было не остановить. Я вцепился в лацканы тюремщика, потянул его на себя… и вдруг обратил внимание на замшевые перчатки.

К чему бы это? Какая необходимость находиться в перчатках не на улице, а в рабочем кабинете?

Рывком стянул одну из них и обнаружил, что пальцы бесноватого усеивают гнойники и пятнышки гниющей плоти. Такое впечатление – само тело пыталось исторгнуть из себя некую мерзость.

Вот она, связь с Бездной!

Но почему руки? Почему пальцы?

Чернокнижник с ним за руку поздоровался? Бред!

К тому же в гнойниках обе ладони. Нет, здесь явно что-то другое.

Скорее уж комендант взял в руки какую-то проклятую безделицу, нечто, не вызвавшее у него подозрений.

Но глаза? Почему изменились его глаза?

Это ведь что-то да значит! Возможно, порча проникла в человека именно через глаза, а в руках он держал, допустим…

…письмо?

Точно!

Я прищелкнул пальцами, сорвал с пояса коменданта кошель и, распустив тесемки, высыпал его содержимое на пол. Быстро отобрал две серебряные полукроны и кинул их в камин.

Пусть у меня и нет выпуклых линз освященного серебра, коими экзорцисты пользуются в подобных случаях, но серебро – это всегда серебро. Продержалась бы только дверь…

Пока раскалялись монеты, я провел ладонью перед лицом коменданта, и пальцы немедленно занемели, скованные запредельным холодом Скверны.

Нечистый, даже раскиданный по двум десяткам душ, оказался необычайно силен, совладать с ним мог лишь мастер-экзорцист, а не самоучка вроде меня.

Так помогите мне, Святые! Надели своей праведной яростью Николас Слепец, одари частицей силы Себастьян Косарь! Направьте руку мою и…

…и тут не выдержал засов. Дверь с треском приоткрылась, придвинутый к ней секретер поехал, но сразу замер блокированный массивным столом. Внутрь просунулась исцарапанная рука, зашарила по стене, исчезла, и в ход вновь пошел пожарный топорик…

Враз позабыв про молитву, я натянул перчатки, выудил из камина монеты и воткнул раскаленные серебряные кругляши в черные глаза коменданта!

Взвыло так, что заложило уши. Меня отшвырнуло к противоположной стене, ослепленный комендант задергался, пытаясь высвободиться из пут, но лишь перевернулся вместе с креслом. Я опустился на колени рядом с тюремщиком, из запеченных глазниц которого торчали серебряные полукроны, положил ладонь на его лоб и вырвал нечистого из души, будто с грядки колючий сорняк выдернул.

Вырвал, заточил в себе, но не успокоился на этом и продолжил вытягивать сущность беса из остальных тюремщиков.

Озноб, боль от ожогов, вонь паленой человечины, собственный страх и дикий ужас потерявшего связь с родной стихией нечистого сплелись в единый клубок, и только чудом мне удалось не пропустить в ворохе захлестнувших сознание воспоминаний нужное.

Это была официальная бумага.

Распоряжение, которое проверяли на каждом посту.

То, о чем следовало забыть раз и навсегда.

Документ с синим оттиском королевского герба, жегшего глаза нестерпимым сиянием Тьмы. А внизу – знакомая подпись…

Злоумышленники позаботились, чтобы никто из тюремного персонала не вспомнил ни их, ни чрезвычайного требования о переводе заключенного, вот только морок не просто лишил людей памяти. Противоестественное воздействие запятнало их души, сделало уязвимыми для скопившейся на дне тюремного подвала мерзости. Стало ключом, отпершим дверь в Бездну, породившим «Бесовскую мозаику».

Злой умысел и роковое стечение обстоятельств. Бывает…

Тут я наконец сумел совладать с нечистым и запихнул его к остальным бесам в самый дальний уголок своей души, но только попытался подняться на ноги, как внутри всколыхнулись остатки темной волшбы. Всколыхнулись – и потянули сознание в бездонную яму забытья. Во тьму, пустоту, бездну. Во мрак вечной ночи, поглотившей все воспоминания, предположения и догадки.

Да и меня самого…

2

Очнулся в камере.

Так сначала подумал. Приподнялся на локте, огляделся и понял, что с этим предположением погорячился: пусть окошко под потолком и зарешечено, но слишком уж уютно в полуподвальном помещении, слишком прибрано. Обстановка больше монашескую келью напоминает.

Да с чего бы тюремщикам арестанта к койке приматывать? Заковали бы в кандалы, и вся недолга.

Значит – келья.

Я покопался в памяти, но, после того как вырвал беса из коменданта «Тихого места», в воспоминаниях зияла черная дыра. Да еще зудело некое гаденькое ощущение, будто позабыл нечто чрезвычайно важное.