Основание

То, что я являюсь для всех эсквайром, еще не дает мне прибыли. Надо, чтобы все выглядело натурально, понимаете? Вы заработали, дали денег дочке с зятем, чувствующим нужду. Это ведь святое дело? Мы с вашей помощью вкладываемся в землю и замок, потом якобы получаем прибыль от земли и так далее. Ни тени фальши, мистер Уилфрид!

Эксетер еще не знал такой должности «глава совета рыночных старшин», так пусть узнает! Пусть каждый говорит о том, что с приходом на эту должность вас, Уилфрид, порядок на рынке стал образцом для подражания во всей Англии. Пусть ваше управление останется в истории города примером порядочности, честности и исполнительности.

– Эдванс, – огладил седую бороду Шеллоу Райдер, – мне семьдесят два года! В этом возрасте нужно думать совершенно о другом…

– Вы в прекрасной форме, мистер Уилфрид, – не без лести возразил зять. – А вскоре мы с Мериан обзаведемся детьми, и вам просто некогда будет скучать и думать о том, что дни сочтены. Кроме того, нужно держаться на плаву еще и по другой причине: ваша младшая дочь, даже вместе с миссис Энни, не сможет продолжить дело! Так что вам еще и ее следует выдать замуж.

– Но как? – развязным жестом пьяного человека, взмахнул руками старик-лабазник.

– Что как? – не понял Эдванс.

– Как я выдам ее замуж, Джо? Сам подумай! Те, кто вертятся вокруг Синтии, …просто опилки! Ни в одном из них нет настоящего мужского ствола, понимаешь?

– Не понимаю.

– Тогда, – добавил заговорщицки Уил, – повернем иначе. Тот, кто будет рядом с Синтией, рано или поздно узнает нашу общую тайну, ведь так? Что молчишь? Белый ром еще недостаточно вскружил мне голову, правда?

Рядом с ней должен быть человек, которому бы и мы с тобой полностью доверяли. Есть в твоем окружении хоть кто-то, на кого можно было бы положиться? Нет? Вот то-то и оно. И в моем тоже таковых нет. А сама она, дай только волю, найдет такого проходимца, что за год разметает все, что оставил нам Ричи. Время идет, Эдванс. Не спорю, наш небесный господин отмерил мне достаточно здоровья, но, как ни крути, с каждым днем я все равно не становлюсь моложе. Мой вчерашний сон может оказаться в руку.

– Какой еще сон?

– Мне, – признался хлебопек, – он сегодня приснился, мой мальчик Ричи. Он всегда мне снился ребенком, понимаешь? Ребенком. И снился так потому, что я его только таким и помню, а сегодня… Он был во всем черном, траурном. Сидел на кладбище и засыпал руками могилу. Я спросил его: «Кто здесь лежит, сынок?» И знаешь, что он мне ответил? «Здесь похоронен я, отец». Можешь себе представить, как я испугался! Начал его расспрашивать, а он встал и говорит: «Не торопись, отец, с вопросами, вот приду к тебе и все расскажу…»

Когда я проснулся, отчего-то подумал, что он все же погиб, мой сынок, и, обустроившись на том свете, хочет забрать меня с собой. Вот потому я и пью.

– Будет вам, Уилфрид, – успокоил его зять, – если такое, уж простите, горе случилось и Ричи …усоп, то видеть его, впрочем, как и всех умерших во сне, только к перемене погоды. Это умершие матери снятся своим взрослым детям к болезни или смерти.

Должен вам сказать, что на дворе на самом деле сильно похолодало. Надо собираться домой. Я хотел вам рассказать о том, что встречался с нужными людьми. Пришлось еще доплатить. Теперь все окончательно улажено. Новая должность с новыми полномочиями прописана в реестре градоустройства. Спросили только, поможем ли мы городу строить ратушу? Я ответил, что хоть это нам и трудно, но это наш гражданский долг.

– Хм, – кисло улыбнулся окончательно раздобревший Уилфрид, – чтоб не бояться последствий, давай оплатим им строительство полностью, только бы отвязались наконец.

Ближе к полуночи, в час, когда коляска Эдванса уже была в трех милях от дома и переезжала по мосту через шумящий в темноте Дарт, у окна отцовского дома в Шеффилде стоял, охваченный тревогой, Роберт Сэквелл, сын прославленного Йоркширского рыцаря сэра Джона Сэквелла. Он ждал отца, распоряжающегося снизу по случаю внезапно начавшихся родов супруги Роберта. Появление ребенка ждали через месяц, но нынче же вечером у Изабеллы начались схватки и причиной тому послужил скандал, вспыхнувший днем между отцом и сыном.

В восточной части Шеффилда в красивом тихом месте возле парка Гарден отец строил дом. Он и не скрывал, что затеял это как подарок семье своего сына ко дню, когда на свет появится внук или внучка. В этом месте обязательно нужно упомянуть еще и о том, что ровно насколько старый Сэквелл и его друзья были людьми богатыми и влиятельными, ровно настолько же они с самого детства рисовались Роберту какими-то странными и таинственными.

Сэквелл-младший очень уважал своего отца и в то же время боялся его. Доверяя ему во всем, он всячески старался не расстраивать единственного на всем белом свете родного ему человека, к тому же имевшего над ним полную власть. За всю свою жизнь отпрыск сэра Джона если и мог вспомнить хоть какой-то свой самостоятельный шаг, то на память приходил только один – первый.

Само собой, он навсегда оставил след в судьбе младшего Сэквелла. Несчастный ребенок шагнул, качнулся, схватился за покрывало и потянул с высокого гостевого стола на себя всю его богатую сервировку. До сих пор голова двадцативосьмилетнего Роберта была «украшена» шрамами, оставленными разбившейся о нее тонкостенной посудой. Это чудо, что сильно истекший кровью кроха не умер в тот же день, когда сделал свой первый шаг.

И с той самой минуты, когда разлетевшийся вдребезги дорогой хрусталь и фарфор изрезали тело и голову упавшего на осколки Роберта, отец больше никогда не выпускал его из-под своей опеки.

Стоит ли тогда удивляться тому, что даже супругу для него нашел именно сэр Джон? Однако Роберт ни на секунду не пожалел о том, что именно красавица Изабелла стала его женой.

Будучи постоянно тесно опекаем, молодой Сэквелл никогда не выказывал недовольства, старался быть послушным и примерным сыном… вплоть до сегодняшнего злосчастного утра. Словно бес попутал! Все же нестерпимо трудно было не заглянуть на практически законченное строительство собственного дома. Отец запрещал посещать стройку, причем запрещал строго и, как обычно, не объяснял причин… Так что Роберт получил шанс проявить самостоятельность. И случилось то, что случилось.

Дом был почти готов. В тот момент, когда в гостиную вошел молодой хозяин этого жилища, рабочие смывали в ней грязные полы. Роберт, которого, разумеется, никто не знал в лицо, представился и сразу не придал значения тому, что строители вдруг начали бледнеть и сторониться. На первый же родившийся в его голове вопрос, связанный с зияющей в стене нишей, окончательно смутившиеся работяги вообще наотрез отказались что-либо пояснять. Меж тем в понимании человека, не имеющего никакого отношения к делу возведения зданий, было просто глупо портить ровную стену таким заметным углублением. Камин находился у восточной стены, значит, к нему оно не имело никакого отношения, дверь в стороне…

Едва молодой Сэквелл собрался пройти дальше, как в комнату даже не вошел, а буквально влетел его отец. Одному Богу известно, как он узнал о визите своего сына на стройку, но то, что случилось дальше, рисовалось Робу каким-то кошмарным сном.

Сэр Джон просто вышвырнул сына на улицу и погнал прочь самым унизительным способом, пинками и тумаками, причем отвешивал их часто, не давая перепуганному отпрыску повернуть голову назад. За оградой парка седой, обрюзгший, но все еще находящийся в силе рыцарь впихнул свое неразумное чадо в разъездную карету и, находясь в плену запредельной ярости, так хлопнул дверью, что слюда, закрывающая ее окна, взорвалась сразу с двух сторон.