Основной инстинкт

Она пожала плечами:

— Я и не говорила о настоящих друзьях. Почему я так не нравлюсь Гасу?

Ник Карран рассмеялся:

— Гас… Ты не нравишься Гасу, потому что он думает, что ты слишком плоха для меня. Возможно, он и прав. Но мне ты нравишься. Мне всегда нравятся вещи, которые слишком плохи для меня.

— Это правда?

— Ага. Не хочешь ли подняться ко мне и выпить?

Она взглянула на немного изысканные наручные часы в платиновом корпусе:

— В девять утра? Несколько рановато… Или ты этого не находишь?

— Я давно уже на ногах и, если мои внутренние часы не врут, то для меня уже наступило время ленча. Так ты идёшь или нет?

Она даровала ему свою самую ослепительную улыбку:

— А я-то думала, что ты меня никогда не пригласишь.

— Мне кажется, ты не настолько хорошо знаешь свой характер, насколько тебе это самой кажется.

Они вошли в здание и поднялись по тёмным потрескавшимся ступенькам на третий этаж, где располагалась его квартира. Она шла впереди него, разговаривая с ним через плечо.

— Я изучаю, — проговорила она. — Я изучаю тебя. И очень скоро я буду знать тебя много лучше твоих друзей. Лучше, чем ты сам знаешь себя.

— Я уже говорил тебе, Гас — мой единственный друг, и я предполагаю, что он знает меня лучше, чем ему самому это хочется. Да и тебе, впрочем, не следовало бы быть столь уверенной в своих аналитических способностях: я никогда не открываю все свои карты.

— Значит, ты такой? Отчего же?

Они остановились перед потрёпанной дверью, ведущей в его апартаменты, и он начал рыться в кармане в поисках ключа.

— Ты никогда не познаешь меня полностью, произнёс он, — потому что я совершенно… — Совершенно синхронно и Кэтрин Трамелл и Ник Карран закончили эту фразу: «не поддаюсь прогнозированию».

Ник постарался не высказать вслух своё недовольство, а Кэтрин — не рассмеяться над его предсказуемостью. Он отпер дверь и провёл женщину в свою квартиру.

Она минуту или две молчала, стоя в центре большой, напоминавшей пустой склад, гостиной, изучая голые стены, отсутствие каких бы то ни было персонифицированных штрихов, которые могли бы определить пространство вокруг именно как дом. Эта комната была столь же обезличена, как и номер в гостинице.

— Тебе следовало бы добавить сюда немного теплоты, — наконец произнесла она.

— Я далеко не самый тёплый человек, — отрывисто и грубо ответил он.

— Мне это уже понятно. Эта конура наглядно отражает всю твою сущность. Я думаю, тебе, наоборот, хотелось это скрыть.

— Я не пытаюсь никого вводить в заблуждение, — ответил он из кухоньки-ниши, находившейся прямо рядом с входной дверью. Он стоял под сводом кухни, держа в руках нераспечатанную ещё бутылку «Джека Даньелза» с чёрной крышкой.

— «Джек Даньелз» подойдёт? Во всяком случае, должен подойти. Больше, прости, ничего нет.

— Прекрасно.

— Лёд?

Он достал из морозильной камеры холодильника ледяную глыбу и швырнул её в раковину. Из ящика буфета он вынул нож для колки льда — точно такой же, как и оружие, которым был убит Джонни Боз.

Она посмотрела на него, её брови поднялись, что означало немой вопрос.

— Я предполагал, что ты как-нибудь зайдёшь. — Он поднял нож для колки льда и продемонстрировал его, как какой-нибудь трофей. — Куплен в торговом центре. Доллар шестьдесят пять.

Это был прямой вызов, и она приняла его. Она взяла нож для колки льда и взвесила его в своей руке как знаток.

— Дай мне поколоть лёд, — невозмутимо попросила она. — Ты ведь хочешь увидеть, как я это делаю.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и начала обрабатывать в раковине лёд. Он прислонился к стене тесной кухни и поджёг сигарету, не скупясь вдохнув в лёгкие дым.

— Я же говорила тебе, что ты снова начнёшь курить. — Он не видел, но мог чувствовать её улыбку. Осколки льда разлетались по сторонам. — Можно мне тоже сигарету?

Он дал ей ту сигарету, что курил сам, потом прикурил себе другую.

— Спасибо, — прошептала она, затем вновь повернулась к своему льду, врубаясь в него лезвием ножа.

Он принёс из кабинета два стакана, поставил их на стол, а сам занялся откупориванием бутылки бурбона.

— Сколько ты заплатила Нилсену за моё личное дело?

Кэтрин даже не обернулась в его сторону.

— Это случайно не тот полицейский, которого ты пристрелил прошлой ночью? А, Стрелок? — Она насыпала в каждый из стаканов по горсти льда, отобрала у него бутылку и разлила коричневато-красную жидкость поверх результата своих трудов.

— Как ты смотришь на то, что я прошу тебя не называть меня Стрелком?

— Тогда как мне тебя называть? — Она некоторое время размышляла, потом сама же ответила на свой вопрос. — Что, если я буду звать тебя Никки? Как тебе это нравится?

Нику Каррану было не так легко извернуться:

— Так обычно меня называла жена.

Она понимающе улыбнулась.

— Я знаю об этом, и мне тоже нравится это имя. Никки. — Она аккуратно выговорила его имя, стараясь произнести его на свой собственный манер, будто пробуя его на вкус. Потом она протянула ему выпивку. — Чиз, твоё здоровье. Мои друзья зовут меня Кэтрин. — Она чокнулась своим стаканом о его.

— А как тебя зовут твои адвокаты?

— Мисс Трамелл. Самый молодой называет меня «госпожа Трамелл».

— А как называл тебя Мэнни Васкес?

— Чаще всего сукой — но он произносил это очень любяще, нежно. — На какое-то мгновение показалось, что по её лицу пробежала волна какой-то боли, захватывающая её чистые голубые глаза, но произошло это очень стремительно. — У тебя ведь нет «коки»? Так? Ты знаешь, я очень люблю коку с «Джеком Даньелзом»?

— В холодильнике есть «пепси», — произнёс он.

Кэтрин Трамелл улыбнулась и слегка покачала головой:

— Но это ведь не одно и то же [11] , не так ли?

— Не хочешь ли ты сказать, что ты не это имела в виду? — Он подошёл к ней ближе. Теперь их тела почти соприкасались. Он мог чувствовать запах её духов, ощущать её дыхание на своей щеке — Куда всё это идёт? — тихо спросил он. — Чего ты от меня добиваешься?

Теперь их лица были как никогда близки. Она повернулась к нему, её губы слегка раскрылись:

11

Игра слов: в США слово «кока» (a coke) обозначает как популярную кока-колу, так и кокаин.