Основные произведения иностранной художественной литературы. Азия. Африка
Шрифт:
Хатун явилась, кроме того, создательницей нового музыкального стиля «раст». В Шринагаре ею была основана музыкальная школа, где ее имя живо и теперь.
Bamzai Р. N. К. A History of Kashmir: Political. Social. Cultural. — New Delhi, 1973. — 866 p. Kaumudi M. A. Kashmir: Its cultural heritage. — Bombay; Calcutta, 1952,— 205 p.
АБДУЛ АХАД АЗАД (1903–1948)
Кашмирская литература на протяжении всего XIX в. находилась под сильным влиянием персидских художественных традиций. Махмуд Гами, М. Ш. Кралаври, Р. Мир, В. Кхар, А. В. Паре, как правило, не только использовали типично персидские темы, но порой слепо заимствовали условности языка и стиля персидской литературы. Отмечены приверженностью литературным стандартам прошлого и сочинения тех авторов,
Успех стихов Лаллешвари в Европе во втором десятилетии XX в., как и растущее влияние литератур хинди, бенгали, урду и английской, заставило молодых кашмирских писателей начала столетия обратить большее внимание на родной кашмирский язык. Поворот к жизни и современности определился в творчестве, пожалуй, самого популярного поэта первой половины XX в. Г А. Махджура, а окончательный переход на новые позиции был сделан А. А. Азадом.
Азад родился в деревне Рангар близ г. Бадгам. Первыми книгами, по которым он учился, были книги на персидском и Коран. Затем он выучил урду. Ранние его сочинения были отмечены, что и не удивительно, легким налетом мистицизма, а также подражаниями патриотическим мотивам Махджура. Но если взор Махджура был обращен, так сказать, к прошлому и не выходил за рамки абстрактного гуманизма, то Азад устремляется вперед, решительно встает на сторону трудового народа и рождающегося рабочего класса. Его идеалом становится социалистическое общество — новая эра всеобщего равенства и братства. Азад готов переплавить религиозных идолов в пожаре храмов и мечетей, если они препятствуют прогрессу и единению человечества. Он сурово бичует родовую и сословную гордость, препятствующую демократизации общества. Его стихи зовут к действию и борьбе, к свободе и революции.
Азад предпринял глубокое исследование различных течений кашмирской литературы и органически сочетал в себе все ее самые прогрессивные элементы. В статье «Женщина и революция» он писал: «Каждая революция преобразует культуру и цивилизацию. Литература сопряжена с жизнью и претерпевает обновление на каждой ступени… На каждой ступени жизнь кует новые принципы и отношения… и новую философию».
Азаду чужд пессимизм, примирение с несправедливостью, угнетением и религиозным фанатизмом:
Достичь свободы, прекратить произвол, истребить суеверье — Мое желанье, моя мечта, мое намеренье.Ряд критиков полагает, что Азад был более одарен, чем Махджур, признанный лучшим кашмирским поэтом XX в. Азад умер в расцвете творческих сил, в возрасте 45 лет. Но он оставил немалое наследие. Опубликованы его «Калам-и-Азад», «Паям-и-Азад» и «Сангармала». Кроме того, им оставлена написанная на языке урду «История кашмирской литературы» («Та-рикхе-Адабият-и-Кашмир»), которая представляет его как ведущего кашмирского литературоведа и критика.
Iqbal S. М., Nirash К. L. The Culture of Kashmir. — New Delhi, 1978. — 244 p.
ЛИТЕРАТУРА МАЛАЯЛАМ
ТУНДЖАТГУ ЭЖУТТАЧЧАН (XVI в.)
В литературе малаялам Эжуттаччан (настоящее имя Рамануджан или Щанкаран) был провозвестником бхакти — антифеодального по своей сущности общественно-политического, религиознофилософского и литературного течения.
По преданию, Эжуттаччан родился вблизи Кожикоде в крестьянской семье из касты наяров (по другой версии, из низкой касты шудр), много путешествовал по Индии, изучал санскрит и тамильский язык. Он создал один из лучших в малаяльской литературе свободных переводов «Махабхараты», «Бхагавадгиты» и «Рамаяны». Собственно, это не столько переводы, сколько самостоятельные произведения на эпические темы с собственной трактовкой сюжета, с оригинальными философскими идеями, главная из которых — стремление человеческой души к слиянию с «мировой душой», т. е. основная идея учения бхакти. Это слияние не зависит от касты и веры, оно доступно всякому, кто ведет праведную жизнь.
Народность произведений Эжугтаччана проявилась в том, что в его изображении боги и герои, населяющие древнеиндийский эпос, выглядят, как обыкновенные люди со всеми человеческими доблестями и слабостями. Часто обращение к божествам фигурирует в его поэмах как отражение глубины человеческих чувств. Вот сцена из «Рамаяны» — прощание Каусальи со своим сыном Рамой, отправляющимся в изгнание:
О создатель! О океан, дарующий жизнь цветущим лотосам! О великий бог, отвращающий беды! О хранитель чертогов Индры! О Дурга, отводящая несчастья! О Кали, поражающая гневом силы зла! В миг, когда сын мой уходит в дальние края, Когда над ним совершается неправый суд, Смилуйтесь и защитите его!Творчество Эжуттаччана вошло в сокровищницу поэзии малаялам. Его язык, свободный от диалектизмов и в то же время вобравший в себя обороты разговорной речи, свободный от чрезмерного влияния санскрита, стал прообразом языка современной поэзии. Он и сейчас понятен читателям. «Рамаяна» Эжутгаччана стала в индуистских семьях священной книгой, подобно «Рамаяне» Тулсидаса в Северной Индии. До сих пор среди малаяльцев сохранился обычай посещать его дом и брать у порога горсть песка — так глубоко уважение соотечественников к памяти поэта.
Эжуггаччану приписывалось создание современной письменности языка малаялам. Это отразилось в его псевдониме, означающем «отец письменности». Однако современные ученые считают, что алфавит малаялам появился задолго до XVI в.
Menon С. A. Ezuttaccan and his age. — Madras: Madras Univ., 1940.— XIII, 198 p.
КУПЧАЯ НАМБИЯР (1705–1780)
Придворный поэт, родился в одной из деревень Малабара (Северная Керала). Но не панегирическими стихами (их почти не сохранилось), а своими глубоко народными по духу произведениями — как на традиционные сюжеты, так и оригинальными — поэт завоевал почетное место в истории малаяльской литературы.
Главное место в творчестве поэта занимают туллали — поэтические произведения на сюжеты из древнеиндийского эпоса, исполнявшиеся под музыку и танцы. Известно 64 туллаля, приписываемые Кунчану, но современные литературоведы считают, что некоторые из них созданы позднее подражателями поэта. В самом подходе Кунчана к рассказам из жизни богов и героев, известных с детства каждому индийцу, ярко выражен глубоко народный, новаторский характер его поэзии. Поэт весьма вольно обращается с героями и событиями, переносит их в современную ему Кералу. Армии демонов у него вооружены ружьями, Рама и Кришна утоляют жажду пальмовым вином и закусывают его рисом с острыми приправами. Изъясняются персонажи туллалей не на благородном санскрите, а на грубоватом, но сочном языке крестьян и ремесленников Кералы, хотя по канонам драматургии малаялам был лишь языком персонажей-простолюдинов. Наиболее популярны туллали «Сказание о Сунде и Упасунде», «Сказание о чудесном цветке», «Освобождение Гаджецдры» и др.
Последний из них примечателен тем, что в нем поэт в аллегорической форме высказывает свое истинное отношение к правителям, презревшим свои обязанности перед подданными. Царь Ицдрадьюмна, непочтительно отнесшийся к мудрецу Агастье, тяжело поплатился за свое высокомерие. В уста Агастьи Кунчан вкладывает мятежные слова, которых трудно ожидать от придворного поэта:
Да погибнут наглые правители, Не уважающие мудрых брахманов! Ишь, расселся, как деревянная кукла! Не людьми тебе править, а зверьем!Ты толстокож, как слон. Так будь же Неуклюжим слоном; жить тебе тысячу лет в слоновьей шкуре!
И высокомерный царь по заклятью мудреца обращается в слона, по имени Гаджендра (царь слонов), и действительно он тысячу лет «слоняется» по лесам, мучимый голодом и воспоминаниями о былом величии, и едва не погибает в пасти крокодила.
Большой интерес в туллапях представляют авторские отступления, предназначенные для отдыха публики, хорошо знакомой с традиционными сюжетами. Из них мы узнаем, что современники — сторонники устарелых литературных канонов — нередко осуждали Кунчана за «вульгарный» язык и «искажение божественных сказаний». Отвечая таким критикам, поэт в туллале «Замужество красавицы» говорит: