Особая реальность (перевод Останина и Пахомова)

«Компетентным человеком» я называю человека, который знает все или почти все смысловые единицы, составляющие его систему осмысленного истолкования. Дон Хуан был компетентным человеком – колдуном, знающим все слагаемые своего учения.

Как компетентный человек, он старался сделать мне понятной свою систему осмысленного истолкования. В данном случае понимание было равносильно обучению новым способам истолкования чувственных восприятий.

Я был «чужаком» – человеком, не способным верно истолковать смысловые единицы его учения.

Обучая меня колдовству, дон Хуан старался прежде всего расшатать укоренившуюся во мне, как и в большинстве людей, уверенность в том, что «здравый смысл» гарантирует единственно верное представление о мире. С помощью психотропных растений и искусного управления моим контактом с чужим для меня миром он сумел убедить меня, что мой способ видения мира – не единственно возможный, а лишь одна из интерпретаций чувственного опыта.

Чуждое и непонятное нам колдовство для индейцев на протяжении тысячелетий было таким же серьезным занятием, каким для нас является наука. Причина нашего непонимания несомненно связана с тем, что нам непонятны те смысловые единицы, которые лежат в основе колдовства.

Дон Хуан сказал однажды:

– У каждого человека знания – своя склонность.

Я попросил объяснить, что это значит.

– Я, например, склонен к тому, чтобы видеть, – сказал он.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я люблю видеть, – ответил дон Хуан. – Только видение позволяет человеку знания знать.

– А что ты видишь?

– Все.

– Я тоже все вижу, хоть я и не человек знания.

– Нет, ты не видишь.

– То есть как? Вижу!

– Говорю тебе – нет.

– Почему?

– Ты только смотришь на поверхность вещей.

– А человек знания видит их насквозь?

– Нет, речь о другом. Я сказал: у каждого человека знания своя склонность. Моя склонность – видеть и таким образом познавать; у других – иные склонности.

– Какие?

– Возьми, например, Сакатеку. Он тоже человек знания. Его склонность – танец. Он познает, танцуя.

– Значит, склонность человека знания – это то, что он совершает, чтобы знать?

– Именно.

– Но как танец помогает Сакатеке познавать?

– Сакатека танцует всем своим существом.

– То есть не так, как я? В его танце есть что-то необычное?

– Как тебе сказать? Он танцует так же, как я вижу. Ты так не умеешь.

– А видеть, как ты, он может?

– Может. Но он еще и танцует.

– Как же все-таки он танцует?

– Это трудно объяснить. Когда Сакатека что-то хочет знать, он танцует. Могу сказать только одно: пока ты не поймешь, что такое путь знания, и о танце, и о видении говорить бесполезно.

– Ты видел его в танце?

– Да. Но тот, кто просто смотрит, как он танцует, не может увидеть, что его танец – особый способ познания.

Я знал Сакатеку, во всяком случае знал, кто он такой. Мы с ним встречались, однажды я угостил его пивом. Он был очень учтив и пригласил меня в гости. Я давно намеревался съездить к нему, но дону Хуану об этом не говорил.

14 мая 1962 года я приехал к Сакатеке. Он объяснял когда-то, как к нему добраться, и я без труда нашел дорогу. Дом окружала изгородь, ворота были закрыты. Я обошел изгородь, надеясь найти кого-нибудь, но никого не было.

– Дон Элиас! – крикнул я. От моего крика во дворе с кудахтаньем забегали куры. К изгороди подбежала собачонка, но не залаяла, а села и уставилась на меня. Я позвал снова – куры закудахтали еще громче.

Наконец из дому вышла пожилая женщина. Я попросил позвать дона Элиаса.

– Его нет, – сказала она.

– А где его можно найти?

– В поле.

– Где именно?

– Не знаю. Приходите попозже. Он вернется часов в пять.

– Вы его жена?

– Жена. – Она улыбнулась.

Я хотел расспросить ее про Сакатеку, но она извинилась, что плохо говорит по-испански. Я сел в машину и уехал.

Вернулся около шести и, подъехав прямо к воротам, позвал Сакатеку. На этот раз из дому вышел он сам. На плече у меня в кожаном футляре висел магнитофон, похожий на фотоаппарат. Я включил его. Сакатека меня узнал.

– А, это ты, – улыбаясь, произнес он. – Как поживает Хуан?

– Как всегда. А вы, дон Элиас?

Он не ответил. Казалось, он был чем-то взволнован. Внешне держался нормально, но чувствовалось, что ему не по себе.

– Хуан прислал тебя с каким-то поручением?

– Нет, я приехал сам.

– Зачем?

В его голосе звучало неподдельное удивление.

– Просто побеседовать, – сказал я, стараясь говорить как можно естественней. – Дон Хуан рассказывал о вас поразительные вещи. Меня разобрало любопытство и захотелось спросить кое о чем.

Сакатека, сухопарый и жилистый, молча стоял передо мной. На нем были штаны цвета хаки и рубашка. Он смотрел на меня, полузакрыв глаза, – словно дремал или даже был пьян. Рот у него приоткрылся, нижняя губа отвисла. Я заметил, что он тяжело дышит, почти хрипит, и подумал, в своем ли он уме. Эта мысль была нелепой, потому что несколько минут назад, выйдя из дому, он живо отреагировал на мое появление.

– О чем ты хочешь поговорить? – спросил он наконец, с трудом выговаривая слова.

Мне стало не по себе, как будто я заразился его усталостью.

– В общем, ни о чем особенном, – ответил я. – Просто заехал поболтать. Вы приглашали меня когда-то.

– Когда-то. Но теперь – другое дело.,

– Почему?

– Разве ты не говоришь с Хуаном?

– Ну как же!

– Так чего тебе надо от меня?

– Я хотел задать несколько вопросов.

– Спроси Хуана. Он, кажется, тебя учит?

– Да. Но мне хотелось бы узнать ваше мнение о его учении.

– Зачем? Ты что, не доверяешь Хуану?

– Доверяю.

– Тогда почему не спросишь о том, что хочешь знать?

– Я спрашивал, он не отвечает. Я и подумал: если бы вы кое-что рассказали, я бы лучше понял дона Хуана.

– Хуан сам все расскажет. Ясно?

– Да. Мне просто приятно поговорить с таким человеком, как вы, дон Элиас. Не каждый день встречаешь человека знания.

– Хуан – человек знания.

– Я знаю.