Особняк покинутых холстов
Шрифт:
Михаил улыбнулся:
– Иначе говоря, он не опроверг мое утверждение, что в то время художник Хаюрдо был на самом деле, во что ты решительно отказывалась поверить.
Ничего не оставалось Лилии, как молчком развести руками. Улыбка осталась на лице Михаила:
– Хотя бы этим оказался полезен таинственный так называемый эксперт. А теперь тебе следует поверить, что Хаюрдо и сейчас жив.
– Ты извини, но сделать из меня ненормальную у тебя не получится. – Она по-прежнему не понимала, зачем Михаилу нужно, чтобы она поверила в этот бред. А раз не понимала, стало быть, дальше вести подобный разговор не имело смысла. Глянула отчужденно. – Что тебя сегодня привело ко мне? Я как будто тебя не приглашала, да и ты вроде не набивался еще раз наведаться в гости.
– Все так, все так, – кивнул Михаил. – Но появились обстоятельства, которые оправдывают мое неделикатное поведение, – пояснил: – Ко мне обратился Хаюрдо с просьбой, чтобы я предупредил тебя, что он намерен встретиться с тобой. Он хочет познакомиться.
– Хаюрдо? Познакомиться со мной? – Она неожиданно весело и звонко рассмеялась. – Дурдом! Ты действительно сумасшедший! Встретиться с тем, кого давно нет в живых! Ты в своем уме?
– Совершенно.
– А может, все это мне снится?
– Можешь потрогать меня. Я не сон.
– Да кто тебя знает. Только наяву вряд ли нормальный человек стал бы предлагать встречу с не существующим ныне художником. Или ты способен вызывать души умерших? Кто же ты? – Отчего-то вдруг Лилия испугалась такой встречи, ее пробил холод. Девушка ощутила пустоту в душе, точно ее выполоскали до невероятной чистоты, не оставив в ней ничего живого. Пальцы Лилии похолодели. Она дотронулась ими до лица и вздрогнула, почувствовав их бескровность, будто их покинул дух жизни. И тогда Лилия представила, что встреча с Хаюрдо, вероятно, может
– Я передам ему, – удовлетворился Михаил. – Сейчас его нет в городе. Он со своей выставкой отправился по другим местам. Когда снова появится здесь, я сообщу тебе. А теперь разреши откланяться. Я вижу, что изрядно надоел тебе, ты готова разорвать меня. И если бы у тебя не было хорошего воспитания, ты сделала бы это немедля, не задумываясь.
– Возможно, – пожала она плечами. – Но злюсь я больше на саму себя за то, что выслушиваю твой бред, а теперь еще начинаю бредить сама. – Внутри себя она проглотила усмешку.
– Ты больше не увидишь меня до тех пор, пока в городе снова не появится Хаюрдо.
В общем-то, некоторое время назад именно этого хотела Лилия. И ей стоило бы сейчас просто принять к сведению его намерение. Между тем язык предательски стал выговаривать иные слова:
– Делай, как знаешь. – Она была уже не против того, чтобы он еще задержался. – Только мне такие жертвы не нужны. Я вовсе не возражаю против твоего присутствия. Можешь заходить ко мне в гости, когда я буду дома, – разбавлять мое одиночество. Но только как мой недавний знакомый, не более. На какие-то другие отношения не рассчитывай. Не уповай даже просто на дружбу. Я крайне разборчива в выборе друзей и очень осторожно завожу новых.
– Я заметил это. С удовольствием принимаю твое приглашение изредка бывать у тебя в гостях. Надеюсь, нам будет о чем поговорить.
– Время покажет.
– Разумеется. – Он слегка кивнул. – А теперь я все же прощаюсь. У меня много дел сегодня, которые нельзя откладывать на завтра.
– Не задерживаю.
Он сделал новый, более глубокий кивок, как делают вежливые люди старой закваски, и вышел из квартиры. Лилия прислушалась к его шагам на площадке, но ничего не услышала, как будто он за секунду куда-то испарился. Звука лифта также не последовало. Девушка недоуменно пожала плечами и тут же забыла о Михаиле, глянув на картину, с которой ее глазами, как отражение в зеркале, смотрело лицо, которое она знала наизусть. На ум пришло, что надо иметь настоящий талант, чтобы так превосходно передать на холсте ее внешность. И не только внешность, но и ее эмоциональное состояние. Ведь она именно такая – вся в эмоциях, как на картине. Романтичная, порывистая, нередко противоречивая, но загадочная одновременно. В реальной жизни она скрывает это, потому что не видит того, кто мог бы оценить ее достоинства и не замечать при этом недостатки. Ибо все свои достоинства она отчасти считает своими недостатками и наоборот. Но иногда ей было трудно определить, когда ее достоинства становились недостатками, а когда недостатки делались достоинствами. Путалась в этом, сама себя не понимала. Чего уж в таком случае говорить о чужих людях? А если вернуться к картине, то коль это совершенная копия манеры Хаюрдо, то надо признать, что стиль Хаюрдо был великолепен и талант непререкаем. И кто бы сейчас ни нарисовал эту картину, он, безусловно, способен стать продолжением Хаюрдо. Видимо, с ним и предстоит познакомиться ей – очевидно, именно его просьбу передал Михаил. Лилия постояла перед картиной еще минуты две, рассматривая наряд. Ей нравилось такое платье. От него к ней переходило желание почувствовать себя дамой. Роскошной, неотразимой. Ее, бывало, тянуло в прошлое, хотелось ощутить себя барышней-дворянкой в окружении блистательных поклонников, но она всегда отбрасывала подобные мысли, боясь, что мечтания могут обернуться пшиком и она окажется обыкновенной простушкой, работницей мануфактуры. Между тем этот холст оживил ее былую тягу, точно дал надежду на то, что ее фантазии близки к реальности. И это стало еще одной причиной, почему она не могла вернуть картину Михаилу. Странно, как все в жизни переплетается и завязывается в один крепкий узел, который называется провидением! Насколько же художнику нужно быть проницательным, чтобы через косвенные детали показать ее тайные помыслы! Несомненно, это интеллект и рука настоящего мэтра. И отрадно было бы, если б это действительно была рука самого Хаюрдо. Но увы…
Часть вторая
6
Такими были знакомство и первые встречи с Михаилом. После этого он стал бывать у нее в гостях по два-три раза в неделю. Иногда чаще. И звонить каждое утро, справляясь о том, как ей спалось и как у нее настроение. Постепенно она привыкла к нему настолько, что отсутствие в определенное время звонка или пропущенное посещение ее не просто нервировали, но воспринимались как ненормальность. Их встречи и звонки не носили характера влюбленности, его ухаживания были дружескими, но не настолько, чтобы он и она в полной мере открывали друг перед другом свои души. Впрочем, сначала иногда, а потом чаще у Михаила прорывались признания, что он любит ее, что она приятна ему. При этом Лилия принимала безразличный вид, воспринимая его слова как обыкновенную вежливость, не имеющую ничего общего с настоящей любовью. Они беседовали о разных и многих предметах. И о Хаюрдо – тоже. В этих разговорах Лилия стала уже более покладистой, а подчас близка к тому, чтобы поверить, что Хаюрдо жив и ныне. Ибо Михаил был настолько убедителен, что она не находила весомых доводов, которые могли бы напрочь опровергнуть его утверждения. А бесконечно тупо подсмеиваться и отнекиваться становилось уже неучтиво и оскорбительно для собеседника. Чувствуя ее настроение, он не отступался и говорил, что она должна безоговорочно поверить в долгую жизнь Хаюрдо для того, чтобы ей открылись тайны прошлого. Все было заманчиво, хотя она не разумела, зачем ей нужны секреты прошлого и как вера в долгую жизнь Хаюрдо может открыть ей эти тайны. А еще не постигала, как это может знать Михаил. Что за связь у него с Хаюрдо? С тем, кого сейчас не должно существовать. Если все – игра воображения, тогда понятно. А если нет? Тогда это точно где-то за гранью существующей реальности. В голове был полный бедлам. Лилия
видела в Михаиле такую же тайну, как в Хаюрдо. Но не пыталась разгадать ее, потому что чувствовала, что вход в эти секреты для нее закрыт, что для этого не пришло время. А посему бесполезно ломиться в закрытую дверь. И, видимо, дверь эта будет закрыта до того момента, пока она не поверит в жизнь Хаюрдо. Оставаясь в одиночестве, она спрашивала себя: а может, отбросить все условности и согласиться с тем, что Хаюрдо живет поныне? Вот так просто взять и согласиться. Побоку современную науку и не искать никаких доказательств. Ведь она верит в то, что Бог существует, хотя никто никогда его не видел. Почему бы не поверить в существование Хаюрдо? Разумеется, он не Бог. Но ведь долго жить никто никому не запрещает. Конечно, это так, но, к сожалению, она с молоком матери всосала в себя уверенность, что человеку не дано жить так долго. И эта уверенность всякий раз, когда Лилия готова была уже сдаться, подводила ее к отрицанию долгой жизни художника. Вместе с тем мгновенно наплывали сомнения другого порядка: а почему не может быть исключения? Известно ведь, что во всяком правиле бывают исключения. И тут они вполне возможны. Даже закономерны, потому что жизни человеческие также подчинены своим законам. В минуты таких бесстрастных, но сумбурных размышлений она осознавала, что всеми людьми управляют высшие силы, а стало быть, у нее нет оснований сомневаться, что срок жизни Хаюрдо может быть определен ими как исключение из правил. Лилия не делилась своими раздумьями с Михаилом, но чувствовала, что тот ведает о них, как будто считывает ее мысли. Поначалу, когда Лилия осознала это, ей сильно не понравилась его способности проникать в ее мозг, но постепенно привыкла и перестала обращать внимание на подобное положение вещей. Сомнения в долгой жизни Хаюрдо продолжались до тех пор, пока, наконец, не наступило нечто вроде прозрения. Вдруг пришло на ум: а чего, собственно, она сопротивляется? Зачем выносить мозг тупым упрямством? Если Михаил втирает ей мозги, то это на его совести. И если она доверчиво отнесется к его утверждениям, это тоже на его совести. И пусть без всякой насмешки Хаюрдо в ее глазах станет живым, коль Михаилу так хочется. Пусть художник живет и продолжает рисовать свои картины. Одна из них в ее прихожей. Надо просто забыть о заключении эксперта, что это копия. И поверить в утверждение Михаила, что это кисть Хаюрдо. Талантливо написанный портрет, к которому она уже настолько привыкла, что не может себе представить прихожую без этой картины. И не только прихожую, но саму себя, и даже свою жизнь. А ведь не так давно все было иначе. Она не слышала о художнике, не знала Михаила. Но вот теперь станет ждать встречи с полным сил Хаюрдо. И не считать это игрой между нею и Михаилом, как недавно для себя определяла. Что она скажет художнику, когда они встретятся? Да очень просто. Пожелает долгих лет жизни. А вот что он ей скажет, она не представляла, хотя ей было это крайне любопытно. Итак, наконец Лилия окончательно определилась. И для этого ей совершенно не понадобилось, чтобы эксперт произвел экспертизу второй картины, которая была у Эльвиры. Он так порывался сделать ее, даже назначил время, но, услышав от Эльвиры, что во время его экспертизы хочет присутствовать Михаил, отказался приезжать к ней. Исчез с концами. Тогда это привело Лилию в замешательство. Думалось: что же все это значит? Михаил в тот миг только усмехнулся в ответ на ее вопрос и ничего не сказал. Теперь же, когда ею принято нелегкое, но окончательное решение, Михаил посмотрел на нее одобрительно. Было ясно: он рад, что она бесповоротно приняла мысль о ныне здравствующем Хаюрдо.7
В этот день Михаил задержался у нее до вечера. Когда за окном потемнело от внезапно наплывших на небо туч и хлынувшего дождя, он распрощался и ушел. Она не задерживала, только, провожая, предложила свой зонт, чтобы Михаил не намок, но тот отказался. Лилия пожала плечами: мол, как хочешь. Затем, закрыв дверь, глянула на время. До ночи было неблизко, тем не менее она почему-то почувствовала странную усталость, ее сильно потянуло в сон. Сопротивляться такому желанию не стала – разобрала постель, легла. И сама не заметила, как уснула. А среди ночи как будто что-то ее толкнуло. Лилия вздрогнула, открыла глаза, прислушалась. За окном продолжал идти дождь, капли били по стеклам и ручьями стекали вниз. Ей почудилось, что сквозь эти звуки она уловила какой-то шелест за дверью спальни. И хотя точно знала, что в прихожей никого и ничего не может быть, Лилия все же решила выглянуть за дверь спальни. Откинув одеяло, спустила с кровати ноги, сунула ступни в тапочки и слегка потянулась. Появилось ощущение, что выспалась. В общем-то, не удивительно. Легла рано. Сколько можно спать? Она вообще была ранней птахой. Иногда лишь по выходным дням позволяла себе расслабиться и поваляться в постели несколько дольше обычного. Но и то не спала. Или чутко дремала, или погружалась в какие-нибудь мысли, закинув руки за голову. В прихожей опять что-то прошелестело, и по спальне как будто пробежал легкий ветерок. Лилия насторожилась, встала на ноги. Дверь открыла, прислушиваясь к тишине в квартире. Никаких шумов, кроме звука дождя за окном. В голове мелькнуло, что шелест в прихожей почудился. Откуда он может быть, когда в квартире, кроме нее, никого нет? И все же надо пройти, посмотреть. И тут, в ответ на ее мысли, над входной дверью резко зазвонил звонок. Она содрогнулась от неожиданности. Сердце заколотило. Кто бы это мог быть среди ночи? Замерла. Звонок повторился. Настойчиво и противно. Тихонько по ковровой дорожке, не включая свет, Лилия пробежала к двери. Посмотрела в глазок. За дверью на лестничной площадке горел яркий свет. И никого перед дверью. Неприятный холодок прошелся по коже. Она не отрывалась от глазка, ждала. Но напрасно. Никто на площадке не появился. Странно. Она подумала: не послышалось ли ей? Хотя вряд ли. Такое послышаться не может. Отстранилась от двери, прижалась к косяку, подумала: надо включить свет. Потянулась к выключателю, как вдруг снова пронзительно разорвал тишину звон над головой. Лилия дернулась и опять прильнула к глазку. Лестничная площадка по-прежнему пуста. А свет на ней словно стал еще ярче.
– Кто там? – подала голос девушка. На всякий случай. А вдруг кто-то отзовется? Но никто не отозвался. Отчего-то ей сразу сделалось страшно. Темнота в прихожей стала пугающей. Лилия стремительно нажала пальцем на выключатель сбоку от двери. Вспыхнула люстра под потолком. Девушка вновь припала к глазку. На этот раз свет на площадке показался тусклым. Но, как и недавно, перед дверью было пусто. Она долго прислушивалась, надеясь услышать чьи-нибудь шаги, но в подъезде стояла ночная тишина. Некоторое время она, взволнованная, не отходила от двери. Звонок молчал. Еще раз Лилия задала тот же вопрос в пустоту и, не получив ответа, вздохнула. Решив, что кто-то из жильцов подъезда просто побаловался среди ночи, сделала более глубокий вздох, успокаиваясь.
Затем, проверив закрыт ли замок, подергав за ручку дверь, отступила от нее, медленно развернулась и остолбенела. На стене не было картины. Не поверила собственным глазам. Как такое может быть? Куда делась картина? Внезапно ее насквозь пробило словно током. Ведь, проснувшись, она из спальни слышала какой-то шелест. Что это был за шорох? Девушка проворно метнулась к выключателям, включая свет во всей квартире. Затем кинулась к окнам, балконной двери, проверяя, закрыто ли все. Все было затворено, а картины на стене нет. Исчезла. Лилия смотрела на то место, где висело полотно, и ничего не могла сообразить. В голове не укладывалось, как и куда мог пропасть огромный холст. Ведь она одна в квартире, кроме нее – никого. И шорох, видимо, просто почудился. Все закрыто, все заперто. Никаких чужих следов. Заикаться о краже глупо. Мистика. Тело осыпало мелкой дрожью, как болезненной сыпью. В глазах застыл ужас. Мозг точно окостенел: ни одной мысли, даже самой тощенькой. Уши заложило, и сердце остановилось. И кажется, дождь за окном тоже остановился. Сколько длилось такое состояние у девушки, она не ведала. Не чувствовала не только ног под собой, но и всего тела. Точно она была не она, а что-то совершенно бессмысленное и пустое. Исчезновение картины как будто лишало девушку опоры и некой надежды на мечту. Шок раздавил. Первая мысль, которая появилась после того, как шоковое состояние стало таять, – немедля позвонить Михаилу. Сообщить о пропаже. Но тут же остановила себя. Какой смысл среди ночи поднимать его на ноги? Ведь ей нужна помощь, а чем он поможет? Сообщить можно и утром, и днем. А помощь? Какая помощь ей нужна сейчас? Разве кто-то способен сказать, куда делась картина? Тупик. Впрочем, можно звякнуть Эльвире – узнать, на месте ли ее холст. Как-никак, две картины, хоть и с разными портретами, но связаны между собой, как две подруги. А если утверждения Михаила верны… а они не могут быть неверны, потому что идут от Хаюрдо, две подруги связаны жизнями предков. Стало быть, все теперь стянуто в одну крепкую связку: предки, подруги, картины. Лилия кинулась в спальню за телефоном. Схватила его с тумбочки и набрала номер. Сонный голос Эльвиры выдал с хрипотцой:
– Чего тебе не спится? Ночь ведь.
– Твоя картина на месте? – без всяких объяснений огорошила Лилия.
– Какая картина? – не поняла Эльвира.
– Картина в прихожей, которую подвесил Леопольд. Твой портрет.
– Ты что, с ума сошла или шутишь? Разбудила среди ночи, чтобы спросить про картину?
– Я не шучу! – едва не до крика повысила голос Лилия. – Выгляни в прихожую, посмотри! – упорно не отставала.
– Ты точно чокнулась! Чего смотреть? Где же ей быть? Конечно на месте! – не хотела подниматься подруга. – Никуда я не стану выглядывать. Я сплю, – начала нервничать она.