Особо опасная особь
Шрифт:
По законам жанра, водитель должен был оказаться именно неумным. Он должен был исхитриться подать сигнал тем или иным способом, а дальше неминуемо воспоследовали бы погоня, перестрелка и все прочие прелести не прекращающегося ни на секунду экшна. Однако обошлось. Безжалостная фортуна решила смилостивиться над Линой хоть ненадолго, и водородник просто пилил по дороге вперед – ровно, монотонно, со скоростью от шестидесяти до девяноста км в час, притормаживал у развязок, послушно поворачивал в нужную сторону и нырял в туннели. С Пятой авеню началась приличная часть Нью-Йорка и Лина вздохнула с облегчением. А когда закончился мост Квинсборо и въехали в восточный Квинс, она едва не взвыла от
– Теперь налево, Билл, – хрипло сказал Умник. – Налево, на Стейнвей-авеню.
– Вы же сказали, что вам в Бушвик. Это южнее…
– Знаю. Я передумал. Давай налево. Не пропусти поворот.
– Хорошо, – пробормотал Билл.
Машинка повернула – резче, чем того требовала аккуратная манера езды. Настолько резко, насколько это мог сделать безопасный до тошноты водородник. Билл, успокоившийся на время, снова занервничал. Развязка приблизилась – и Билл, и Лина почувствовали это. Воздух в салоне сгустился, едко запахло паническим адреналиновым потом.
– Останови машину, – сказал Умник.
– Но мы еще не доехали до Стейнвея…
– Я что-то непонятно сказал? – ледяным тоном осведомился Умник. – Или ты перестал понимать человеческий язык? Считаю до трех…
Автомобиль затормозил, неуклюже въехал колесом на тротуар и остановился, едва не врезавшись фарой в дерево. Билл полез за носовым платком, вытер пот со лба. Лило с него ручьем.
– Не волнуйся, Билл, – мягко сказала Лина. – Ничего тебе не сделаем. Мы же обещали.
Честно говоря, она совсем не была в этом уверена. В железную голову Умника могло придти все что угодно. Хотя… Он же сам сказал, что убивать без необходимости плохо.
– Ты воняешь как бездомный бродяга, Билл, – сказал Умник. – Кондиционер не справляется с твоими испарениями, а открыть окно, сам понимаешь, сейчас я не могу. По-моему, тебе нужно сменить дезодорант.
– Да, да, конечно, – Билл задыхался. – Я сменю дезодорант, обязательно. Сменю прямо сейчас. Сделаю все, что вы скажете. Только отпустите меня.
– Слушай, мне это не нравится, – Умник покачал головой. – Мы не делаем тебе ничего плохого, не лупим тебя по башке и не душим гитарной струной, не требуем у тебя денег. Мы дьявольски вежливы и обходительны. И несмотря на это, ты едва в штаны не гадишь от страха, всю атмосферу нам здесь провонял. Знаешь, что ты делаешь? Ты пресмыкаешься. Если я сейчас прикажу вылизать мне ботинки – вылижешь.
– Прекрати издеваться над человеком! – крикнула Лина.
– Я? Издеваюсь? Он сам над собой издевается. Слушай, Билл, у тебя есть хоть капля человеческого достоинства, а?
– Есть, – едва слышный шепот.
– Ты мужик или нет?
– Мужик…
– Тогда чего ты тут пердишь? Мы просто катаемся по ночному городу и радуемся тому, что живы. Ты умеешь этому радоваться?
– Умею.
– Ни черта ты не умеешь. Вы, брейнвоши, не живете – всего лишь существуете, переходите, как сомнамбулы, от одного удовольствия к другому и не насыщаетесь, потому что то, что достается легко, не может радовать. Сколько тебе лет, Билл?
– Тридцать два.
– Врешь. Сколько на самом деле?
– Сорок пять.
– Опять врешь. Думаю, не меньше пятидесяти. У тебя есть дети?
– Нет.
– Почему? Ты что, педераст?
– Нет. Я женат.
– А девушке моей зачем впаривал, что холостой? В постель ее хотел затащить?
– Нет, что вы?! Я просто так… шутил. Извините
ради Бога!– Значит, ты у нас шутник-озорник, старина Билл? – Умник хмыкнул. – Ладно, вернемся к нашим баранам. Если у тебя есть жена, почему нет детей?
У нас не получилось, правда. Мы очень хотели детей. Но это так трудно сейчас – чтобы дети получились. Вы же знаете…
– Знаю, знаю. Во сколько лет ты женился?
– В тридцать пять.
– А в каком возрасте в первый раз заплатил кучу бабок, чтобы тебе вкатили геноприсадки?
– В двадцать шесть.
– И что тебе присадили?
– «Смут скин».
– Сволочь ты, – горько сказал Умник. – Ты убил своих неродившихся детей, понимаешь? В двадцать шесть ты, дурак, вкатил себе уродское средство, чтобы кожа твоя была гладкой, как у поросенка. До сих пор ты похож на красавчика с обложки гламурного журнала, но сперматозоиды твои загнулись и потеряли подвижность. Ты убил своих детей, и большая часть белых людей в долбаной, спящей сладким глючным сном Америке, делает то же самое. И не думают о том, что через шестьдесят лет белая раса здесь исчезнет, останутся только цветные, у которых нет денег на всякое биотехнологическое дерьмо.
– Но это же была качественная, патентованная присадка. Ее вводили в госпитале Кью-Гарденс, в лучшей клинике, с полной гарантией.
– Все присадки – дерьмо, – заявил Умник. – Все чуждое, что прилипает к твоим генам, делает тебя мутантом. Природа не терпит таких экспериментов. Лишь один из сорока мутантов может дать полноценное потомство. Все остальные – выродки, и участь их – вырождение. Может быть, это и правильно – Homo Sapiens достаточно помучил Землю, нагадил на ней, и теперь ему пора вымереть, сойти со сцены, освободить место для других видов. Только, знаешь ли, я и сам – Homo Sapiens, человек разумный, прямоходящий, одноголовый, одноротый, двуглазый. И очень мне обидно, что человек вымирает из-за собственной дурости.
– Вы – мардж? – озарение появилось в глазах Билла. – Чувствуется, что у вас хорошее образование.
– Мардж.
– Уфф… – Билл облегченно вздохнул, снова полез за носовым платком. – Что же вы сразу не сказали? Я, честно говоря, сперва решил, что вы просто бандит, грабитель.
– Все мы тебе сказали. Сказали, что не тронем тебя. Ты все еще не веришь?
– Теперь верю! – с энтузиазмом воскликнул Билл. – Скажите точный адрес, и я отвезу вас. Честно признаться, я имел небольшой бизнес с марджами, я даже был в Синем Квартале. Марджи – хорошие люди!
– Ври, да не завирайся, – заявил Умник. – Чтоб приличный отозвался хорошо о слике… Не бывает такого.
– Правда! Чистая правда!
– Дай мне свои водительские права.
– Зачем?
– Дай.
Хай-стэнд полез во внутренний карман пиджака, выудил твердый пластиковый прямоугольник, протянул Умнику. Выглядел он теперь намного бодрее, даже потел как-то по-другому, более оптимистично.
– Ага, – пробормотал Умник. – И вправду Билл. Билл Райдвуд… красиво звучит. И что ты сделаешь, мистер Райдвуд, когда мы отпустим тебя? Немедленно стуканешь в полицию? И через пять минут бравые копы свинтят меня и юную леди и потащат в каталажку? А ты будешь мстительно потирать ручки?
– Ну что вы! – Билл посмотрел с искренним укором. – Как можно? Даю вам слово джентльмена.
– Бормотуну ты тоже давал слово джентльмена?
– Какому Бормотуну? – опешил Билл.
– Как какому? Тому, который угодил из-за тебя на пять лет в государственную тюрьму Орегона.
В руке Умника снова появился пистолет.
– Не знаю никакого Бормотуна, – заявил Билл, губы его задрожали. – Вы скажите, куда вас везти, и отвезу…
– Вот тебе, плохой парень, – сказал Умник, приставил пушку к шее Билла и выстрелил.