Особое задание
Шрифт:
Геннадий, чтобы согреться, прыгал на одной ноге, бил рукавицей об рукавицу и то и дело осведомлялся у Алексея насчет времени.
Наконец откуда-то со стороны дороги донеслось гудение мотора.
– Они!
– сказал вслух Колос, хватая Алексея за рукав.
– Надо выводить лошадей!
– Подожди!
– остановил его Столяров. Если свернут сюда, тогда действительно они. А может быть, кто другой едет?!
Еще с минуту они постояли, стараясь не шуметь.
Скоро между деревьев замелькала машина. Она медленно переваливалась с сугроба на сугроб, а когда подошла поближе,
– Лошадей!
– крикнул Столяров.
Геннадий сорвался с места и бросился прямо по снежной целине в овраг.
Алексей вышел из-за дерева и направился навстречу машине. Он бежал, увязая в снегу, и ветки кустарника царапали ему лицо. Уже на опушке Алексей остановился, тяжело дыша.
"Стоп! Спокойней!" - приказал он себе и на всякий случай снял автомат с шеи, непослушными пальцами спустил предохранитель.
Машина остановилась метрах в пятидесяти от леса.
Хлопнула дверца - из кабины вышел невысокий человек в шапке-ушанке. "Наверное, Солдатенков", - подумал Алексей.
Он не знал врача в лицо. Шерстнев описал Алексею только его приметы. Да передал пароль.
Не спуская замерзшего пальца со спускового крючка, Алексей зашагал навстречу фигуре в белом халате, накинутом сверх пальто. Ступал осторожно, зорко следя за каждым движением незнакомца.
"Все может быть, - думал Алексей, - и провокация тоже"..
Но в руках у человека не было оружия. Да и выглядел он отнюдь не воинственно. Грузная фигура, круглое, добродушное лицо, толстые губы, небольшие немигающие глаза.
– Больной прибыл?
– спросил Алексей..
– Прибыл, - ответил незнакомец в белом халате.
– Температура высокая.
Это была условная фраза. Услышав ее, Алексей опустил автомат. Они немного отошли от машины.
– А шофер? Как быть с шофером?
– спросил Алексей.
– Боится партизан. Как вас увидели, я сказал, чтобы он тихо сидел, а я пойду, сам улажу дело... Но не спускайте с него глаз, а то как бы не угнал машину.
Алексей направил автомат на машину, где виднелось позеленевшее от страха лицо шофера. Тот, видно, читал мысленно себе отходную.
– Ну а что с Готвальдом?
– вырвался у Столярова нетерпеливый вопрос.
Солдатенков вполголоса рассказал, что все идет по плану. За день до пожара в селе Выпь он положил курсанта как безнадежного в изолятор. Туда же принесли по его приказу и привезенного с пожара Готвальда.
А когда полковник Вернер приказал убрать русского, он выполнил его указание. Убрал. Но только не Готвальда, а курсанта. И вот теперь этот человек лежит в санитарной машине.
– Завтра Готвальда переведем обратно в палату.
Скажу, что стало лучше.
– Осматривали его лицо?
– Да.
– Похоже на ожоги?
– Вполне. Я бы сказал - мастерская имитация.
Кто это делал?
– Адам Григорьевич. Кстати, он передавал вам привет.
Лицо Солдатенкова озарилось улыбкой, но он сразу помрачнел.
– Да бедняга и сам подпекся изрядно на пожаре.
Не жалел себя. Руками схватился за что-то горячее - кожа сошла. От волос и бровей ничего не осталось.
Какие-то
теплые слова рвались у Алексея из души.Валентин, такой молодой, красивый, лежал теперь в госпитале, среди врагов, да еще мучился от ожогов...
А ведь говорили - не лезь! Достаточно и того, что сделал с твоим лицом Адам Григорьевич. Нет, не послушался. Какой героизм!
А Солдатенков? Он уже не молод. Как пошел он на это трудное задание? Вот сейчас они идут, разговаривают, а на них смотрит шофер санитарной машины.
Кто он - друг или враг? Ведь Солдатенкову надо вернуться в город, иначе немцы всполошатся. В госпитале начнется повальный обыск, и тогда все пропало.
Надо сказать врачу что-то теплое, ободряющее.
Но Столяров не успел. Послышался скрип полозьев и звяканье уздечек. Это подъезжал в санях Колос с другими партизанами.
Странное чувство испытывал Алексей, когда он в партизанском лагере допрашивал выкраденного курсанта. Адам Григорьевич так хорошо организовал лечение обожженного курсанта, что тот через два дня пришел в себя, еще через несколько дней мог сидеть и говорить.
Алексей знал по опыту, как важно во время допроса следить за выражением лица пленного. Оно как бы помогает понять ход мыслей, иногда убеждает в искренности показаний, иногда выявляет их лживость.
Не только глаза - зеркало души. Зеркало - это все лицо.
А теперь перед Столяровым сидел человек как бы без лица, вернее с лицом мертвым, безжизненным, скрытым бинтами. И оттого Алексея не покидало ощущение, что он беседует с маской.
И Алексеи и Колос прекрасно понимали, что жизнь Готвальда и судьба всей операции зависят теперь от этого пленного. Пока Валентин не будет знать все или почти все о своем оригинале и его знакомых, друзьях, начальстве, он беспомощен и беззащитен. Его могут разоблачить в любую минуту. Успех допроса - успех всего задуманного дела.
Курсант охотно назвал свое имя и фамилию - Зотов Сергей Иванович. Но когда Алексей попросил назвать место, откуда его привезли в госпиталь, тот опустил голову и промолчал.
– Хорошо, - сказал Алексей, - тогда я подскажу вам: Блестковская школа абвера.
Зотов снова промолчал. Колос и Столяров переглянулись. А что, если Шерстнев что-нибудь напутал? Или вдруг пленный откажется давать показания? На минуту Алексей ощутил под ложечкой неприятный холодок.
Нет, надо заставить пленного говорить.
Алексей встал и подошел к курсанту, положил ему на плечо руку.
– Послушайте, Зотов, - начал он как можно спокойнее.
– Послушайте и вникните в то, что я вам скажу. Нам известно: вы из школы немецкой разведки.
Вы, русский, стали предателем Родины, пособником гестаповцев. Совершили тяжкое преступление перед своими людьми. Вы знаете, что вас ждет?
Забинтованные руки пленного беспокойно зашевелились на колониях.
– Знаю, - хрипло ответил он.
– Ну вот!
– продолжал Алексей.
– Я буду с вами откровенен. Вы нам нужны. И мы сохраним вам жизнь, если вы все честно, без утайки расскажете о себе, школе, ее руководстве, слушателях... Подумайте как следует. Мы вам гарантируем жизнь.