Особые приметы
Шрифт:
— Ты моя единственная женщина.
— Ты начал привыкать ко мне?
— Я к тебе никогда не привыкну.
— Год. Уже целый год, как мы вместе.
— Забудь про время.
— Но оно про нас не забывает.
— Прошлое не в счет. В счет — ты одна.
— А все, что было прежде? Ты не жалеешь о нем?
— С тех пор, как ты со мной, того, что было прежде, — не существует. Я родился с твоим появлением. Я начинаюсь с тебя.
— А помнишь, ты боялся меня?
— Я и сейчас тебя боюсь.
— Мое тело принадлежит тебе.
— Да, но я не обладаю им. Оно воздух,
— Я не надоела тебе?
— Я пью — и не могу утолить жажду.
— Мне необходимо знать, что ты меня любишь. Любишь всегда, каждый час. Что вот сейчас любишь, вот в эту минуту.
— Два года, как для меня настал мир. Два года забвения. Я родился всего два года назад.
— Времени не существует.
— Мое прошлое — это ты. У меня в паспорте указаны неверные данные.
— Ты любишь меня?
— Твое тело для меня по-прежнему тайна. Оно бесконечно.
— Зачем ты так много пил вчера?
— Не выдержал. Вначале я еще мог примириться, что ты смотришь на других мужчин. Теперь — нет.
— Что же ты мне не сказал?
— Быть третьим лишним? Ты свободна.
— Я не свободна. И ты тоже.
— Ревность отвратительна.
— Ты чересчур скрытен. Мы прожили вместе три года, а порой мне кажется, что я совсем не знаю тебя.
— Я не скрытен. Я целомудрен.
— Я никогда ничего не держу на сердце. Если что-то не по мне, я тебе всегда говорю.
— Ты сильней меня.
— За последнее время в тебе произошла какая-то перемена.
— Я постарел.
— Ты смотришь на меня, а вид у тебя такой, словно ты думаешь о чем-то другом.
— Мне опостылела моя работа.
— Брось ее. Вернись в Испанию.
— Для меня Испания кончилась.
— Отправься путешествовать.
— Путешествия ничего не меняют.
— Ты слишком много пьешь.
— А что мне остается делать?
— Значит, я не опора для тебя?
— Я этого не говорил.
— Когда я вижу, что ты в плохом настроении, и у меня настроение портится.
— Ты тут ни при чем.
— Мысль, что я могу вызвать у тебя досаду или раздражение, для меня невыносима. Я тебя люблю. Я по-прежнему влюблена в тебя.
— Я в тебя — тоже. Но мы ничем не можем помочь друг другу.
— Почему ты так говоришь?
— Ты же знаешь меня.
— Это все не имеет значения. Я горжусь тобой.
— Мы с тобой уже никогда не встретимся.
— Тебе разонравилось мое тело?
— Я не могу им насытиться.
— Знаешь, мы уже пять лет вместе.
— Ты тоже что-то хандришь последнее время.
— Из-за тебя. Я страдаю, когда вижу, что тебе приходится делать то, к чему не лежит душа. И когда ты пьешь. И когда у тебя появляются желания, от которых я бессильна тебя отвлечь.
— У каждого свой характер.
— Бывают минуты, когда мне кажется, что ты меня не любишь.
— Я люблю тебя.
— Ревнуешь — да, но любви я не чувствую.
— Отчего ты плачешь?
— У меня не все в порядке.
— Тебе вчера стало плохо из-за этого?
— Боюсь, что да.
— Скандал.
— Не беспокойся. Я все улажу.
— Я не принуждаю тебя.
— Это
я себя принуждаю.— Я ничего не хочу после себя оставлять, понимаешь?
— Ты ничего не оставишь ни со мной, ни с другими.
— Это единственная доступная мне свобода.
— Мне приходится дорого за нее платить.
— Не надо вспоминать.
— Не могу. Все время вижу над собой его сальное лицо. Пальцы у него были, как сосиски.
— У тебя в глазах какой-то странный блеск. Раньше я его не замечал.
— Я еще не пережила Женевы.
— Слишком мало прошло времени. Дай срок, забудется и она.
— Да, теперь это позади. Потому и стал возможен Энрике.
— Не называй этого имени.
— Ты заставил меня окунуться в грязь. Мне необходимо было отомстить тебе.
— Есть вещи, о которых я не могу говорить. У меня дырявая биография — вся в пробелах.
— Я обошла бы пешком весь свет, только бы смыть с себя грязь. Только бы выжечь это воспоминание, чтобы оно не было связано с тобой.
— Молчи. Мне и без того скверно.
— А как бы я хотела, чтобы ты был счастлив.
— Только все выходит наоборот.
— Зачем ты это сделал?
— Я прокатился на тобоггане, а когда вышел, мне стало плохо.
— Ты хотел покончить с собой?
— Да.
— Лучше бы мне не дожить до этого дня.
— Не плачь.
— Я думала, что на Кубе ты станешь прежним.
— У меня нет ни родины, ни близких.
— Что ты думаешь делать?
— Я ничего не могу делать. Я даже не знаю, кто я такой.
— А друзья?
— У меня нет друзей.
— Все не имеет значения — лишь бы ты только хотел жить.
— Я хочу жить.
— Что ты здесь ищешь?
— Не знаю.
— Ты любишь меня?
— Я родился, чтобы любить тебя и страдать из-за тебя.
(Образы прошлого растворяются в воздухе, призрачные, как образы людей с семейной фотографии, которую когда-то сделали здесь, в этом вот саду, где ты сейчас отдыхаешь, под этими же эвкалиптами. Незримый воздушный танец отшумевших шагов и мертвых голосов, тихая, бескровная гекатомба глубоких и давно изжитых волнений, неощутимое течение дней, все подтачивающее, все разъедающее своей ржавчиной. Только ты и она удерживаете непрочное равновесие, словно вы заговорены, словно вам не грозит неизбежное крушение.)
В твоей памяти всплывает картина: Париж, трудяга-канал Сен-Мартен; на его глади лениво отсвечивает зимнее солнце.
Ты прогуливаешься, шагаешь не торопясь. Араб, зазевавшийся на подъемные краны, двинулся дальше, настороженный, недоверчивый. Тебя отделяет от него метров двадцать, и ты можешь в свое удовольствие разглядывать его резиновые сапоги, брюки из синей чертовой кожи, куртку на бараньем меху и плотно сидящую на голове шерстяную шапку с ушами. Скромная фигура, а весь облик улицы изменился. Дойдя до оголенных деревцов сквера, араб поворачивает к бульвару и, не оглядываясь по сторонам, ждет зеленого света, потом пересекает мостовую и ныряет под железные перекрытия метро, выходящего здесь на поверхность. Как ты и думал, он направляется к бульвару Ла-Шапель. Ты следуешь за ним.