Особый дар

— С Бобом все будет в порядке, — вдохновенно объявил Тоби: он вдруг словно обрел дар провидца. — Когда-нибудь он станет большим человеком. Вот увидите. Через несколько лет он будет членом Королевского [43] .

— А что это за Королевское? — спросила Клэр, но ответа дожидаться не стала. Они с братом ушли за четверть часа до закрытия — очень здесь душно, сказала она, и потом Перчику надо встать на рассвете, чтобы поспеть на поезд.

43

Королевское (научное) общество.

Оставшись один, Тоби мысленно измерил расстояние от своего стула до стойки. Надо думать, ноги его не подведут, а впрочем, как знать. Он поднялся и обнаружил, что и в самом деле твердо держится на ногах. Ободренный этим открытием, он заказал еще кружку пива, последнюю. Да, набрался он здорово, а почему? Для него это вообще необычно, и что, собственно, послужило тому причиной сегодня? Ведь ничего неприятного с ним не происходит. Клэр и Перчик обходятся с ним дружески, приняли его в свой круг. А вот не показал ли он себя подхалимом по отношению к Ллэнгейну? «Я вашего отца не подведу», — он повторил это дважды, только по-разному. Но ведь это выражение самой обыкновенной благодарности, не более того. Беда в том, что, по сути дела, он совершенно не знает, как и на что они реагируют, Клэр и Перчик; на мгновение ему показалось, что брат и сестра — две золотые экзотические птицы и понять их так же трудно, как птиц. Но откуда возникло это сравнение? Ведь они такие простые, и потом — нельзя сказать, чтоб он был ими околдован.

Да, душно что-то, ну и пусть. Хотя во рту у него уже и так пересохло от дыма, он снова закурил. Золотые птицы на золотой ниве. Кстати, очень симпатичные птицы.

— А ну, приятель, убери-ка ноги с прохода, — сказал кто-то, и Тоби улыбнулся, повернувшись в ту сторону, откуда шел голос.

Буфетчица раскричалась, и Тоби торопливо допил пиво, надеясь, что подействует оно не сразу. Он поднялся — хорошо, что до дома так близко, — и вышел на улицу, иссеченную лучами автомобильных фар и поблескивающую после недавнего дождя. Небо уже очистилось, на нем сияла полная луна, еще не потерявшая для него своей загадочности.

Он был в приятном подпитии, но вполне владел собой, хоть на всякий случай и держался поближе к стенам, касаясь пальцами всех оград и поручней, какие попадались у него на пути. Да, чудесный был вечерок, и как-то особенно радостно отпраздновать его окончание наедине с самим собой. «Мейзи», — сказал он, как бы пробуя это имя на слух, и увидел лицо прохожего, удивленно воззрившегося на него. Чудесный вечерок, и чудесный плывущий мир вокруг. С поразительной отчетливостью увидел он сидящую на низкой стене полосатую кошку, наклонился, чтобы погладить ее, и чуть не перелетел через стену. Ф-фу! Надо поаккуратней. «Поаккуратней», — повторил он вслух, и был заворожен тем, как отчетливо произносит это слово. Блаженство. Миг чистого и полного блаженства; может, такого мгновения в его жизни уже не будет, и хорошо бы остановить его.

Очень медленно поднялся он по лестнице в свою квартиру и, войдя, сразу же отворил окно. Вот странность — Клэр так любит бывать на воздухе, а в комнате никогда не откроет окна, разве что без этого не обойтись. Сигаретный дым постепенно улетучился, в комнате стало прохладно. Что ж, можно и продлить праздник. Он достал из буфета бутылку виски и плеснул в кофейную чашечку — первое, что попалось под руку. Потом долил воды из крана, сел и возликовал — в полном одиночестве. Завтра суббота, можно лечь и попозже. Кому это надо, идти сейчас спать? Только не ему. Он вдруг заметил, что одна из подаренных матерью картин висит криво, и встал, чтобы ее поправить; но это было не так-то просто, и минуту спустя он отказался от борьбы. Ну, бог с ней, подождет до утра. Рядом с собой на диване он обнаружил темно-красный шелковый шарф… Клэр. Это она его здесь оставила. Под наплывом чувств, для него необычным, он прижал шарф к щеке. Запахло ее духами — душилась она чуть сильней, чем следует. Надо купить ей какой-нибудь подарок, и не откладывая. Потом-то, при помолвке, ему придется покупать кольцо — хорошо б она выбрала какой-нибудь полудрагоценный камешек. Да, придется ей довольствоваться недорогим камнем, подумал он и вдруг обозлился на нее, словно она только что отказалась от такого кольца. Та кошка на стене. Неплохо бы иметь кошку, он их любит. Но его же весь день нет дома, и кошке будет тоскливо. Сиамскую, а может, абиссинскую? Породистую, с родословной. Чтоб была под стать Клэр. Он потрогал шарф, и ему показалось, что под рукой у него дышащий мех.

К удивлению Тоби, его вдруг затошнило. Шатаясь, побрел он в ванную (хорошо, что она рядом, а то на старой квартире ванная была этажом ниже) и отдал назад некоторую толику спиртного, которым услаждался нынче вечером. Стало легко. Даже приятно, хотя после спазм немного першило в горле.

Он вернулся на диван. Голова все еще приятно кружилась. Ох, и холодно здесь, чертовски холодно. Надо во что бы то ни стало подняться и закрыть окно.

Едва он разделся и залез в постель, ему снова пришлось идти в ванную, его вырвало еще раз, и тут он окончательно протрезвел. Но мысли по-прежнему были легкие, приятные. Довольный, он понемногу приходил в себя, откинувшись на две подушки (лечь пониже он еще не решался), и думал об усах Перчика — как они золотились в свете лампы, подаренной Мейзи. Потом представил себе Клэр, прекрасную линию ее спины и плеч — это когда она выносила в кухню грязные тарелки. Попробовал представить себе Клэр на лошади — он еще не видел ее верхом. А интересно, думает ли она когда-нибудь о Мейзи? И нет ли у нее неприятного чувства оттого, что у него в комнате стоит эта лампа — подарок Мейзи? Надо будет засунуть ее куда-нибудь подальше. Но не сейчас, успеется.

29

Тоби отправил Эйдриану письмо с соболезнованием, сообщил ему свой новый адрес и номер телефона. И все-таки удивился, когда Эйдриан вдруг позвонил, сказал, что завтра приезжает в Лондон и рассчитывает с ним поболтать. Дело в том, что в помощь ему прислали другого священника — удерживать крепость, пока старик так сильно болеет; к сожалению, помощник этот тоже старый и «ты не поверишь — хромой», так что толку от него мало, но как бы то ни было, теперь можно хоть вырваться на часок-другой.

Когда Эйдриан появился, Тоби пришел в ужас от его вида: тощий, измученный, постаревший, да, именно постаревший. Красота его сохранилась, но лицо покрывала тюремная бледность.

— Как у тебя славно, — сказал Эйдриан. — Выпить? Вот это с удовольствием. Любое, что у тебя найдется.

— Мне так жаль твою маму.

— Меня это страшно подкосило. Но ведь у нее не осталось никаких радостей в жизни, разве что Лондонская библиотека. — Он помолчал. — Право, не хочется докучать тебе своими бедами, но какое это было бы облегчение — выговориться.

— Вовсе ты мне не докучаешь. Так что у вас там происходит?

— Н-ну, — несколько неуверенно начал Эйдриан, — после так называемого изгнания дьявола миссис Аллен успокоилась. Что сказал ей каноник, не знаю, но думаю, что-то довольно резкое. Во всяком случае, с тех пор она очень притихла и больше не мучает мужа, когда он возвращается с работы, уже не шмыгает, как бывало, в шкаф. Я заставил ее выбросить эту ужасную книгу об одержимых. Вот так, но это единственное мое достижение.

— А та женщина, что приставала к тебе по поводу своих неурядиц с мужем?

Эйдриан помрачнел.

— Продолжает в том же духе. Я перестал к ней ходить, а то получалось очень неловко.

— Она же тобой увлеклась, это ясно.

Эйдриан не стал отнекиваться, слишком он был подавлен.

— Вероятно. У тамошних женщин очень скучная жизнь, и для развлечения годится все. По правде говоря, ради этого они и ходят в церковь, а так не скажешь, что в церкви нашей яблоку негде упасть, выходит, для нас это благо. Ох, я же тебе не рассказал самого неприятного. Теперь за меня взялась еще одна. Нет, тайны исповеди я не нарушаю, иначе я бы этого рассказывать не стал. Думаю, если б эта особа могла, она раструбила б свои секреты на всю деревню. Эта новая еще моложе и красивее, замужем всего два года. Она ждет ребенка и жалуется, что с тех пор, как забеременела, муж отказывается с нею спать. Я сказал, что со временем все образуется: может быть, он просто боится причинить вред будущему ребенку, такое у мужчин бывает — словом, дал ей пастырское наставление. Но это не подействовало. Она все курила и зевала. Потом вдруг говорит: поцелуйте меня. Я, конечно, отказался, тогда она сказала что-то в таком роде: «Вся ваша шатия — просто свора геморфодитов».

— Симпатичная, видно, дамочка и слова какие знает ученые — даром, что перевирает их.

Тут Эйдриан впервые рассмеялся.

— До чего ж это славно — побеседовать с другом, который во всем умеет найти смешную сторону. Я что-то стал тошнотворно серьезен, и мне просто необходимо, чтоб рядом был человек с чувством юмора. Вот мама тоже посмеялась бы. Ах, как мне этого сейчас недостает!

В ответ на настойчивые расспросы Тоби он рассказал ему, как изо дня в день мотается по трем приходам.