Особый талант
Шрифт:
Дома попробовал сесть за компьютер, но текст не шел — как отрубило. Потом вспомнил про конверт в кармане дубленки. Проклятый Матвей! Из-за него чуть не оставил у себя такую улику! Достал конверт и несколько секунд подержал его в руках. Сейчас самое разумное было порвать бумаги в клочья и спустить в унитаз. Но Пашков рассудил, что десять минут ничего не изменят. Вернулся в комнату и вытряхнул содержимое конверта на диван рядом с собой.
Несколько листков бумаги и парадная фотография, аккуратно вырезанная из листа мелованной бумаги, скорее всего из предвыборного плаката, которыми обвешивают заборные щиты и стены в избирательных штабах. Молочков Геннадий Ермолаевич. Сорок второго года рождения. Не мальчик… Коммунист со стажем. Активно поддерживает… Болеет… Борется… Выступает за… Выступает против… Это все лирика. Все эти тексты, похоже,
Пашков перебрал остальные бумаги, отпечатанные на лазерном принтере. Шрифт стандартный, без выраженных дефектов и индивидуальных особенностей вроде западающей буквы или кривой перекладины у буквы «т», по которым еще несколько лет назад, а может быть, и сейчас разыскивают желающих остаться анонимными авторов, пользующихся пишущими машинками. Найти аппарат, на котором он сделан, невозможно. Век всеобщей стандартизации и унификации наступает. Даже в одежде властвует стиль унисекс. Осталось только завершить программу всеобщей нумеризации, о которой так пекутся налоговые органы, и тогда можно прощаться с индивидуальностью.
Текст оказался до обидного неинтересным и предсказуемым. Адрес московской квартиры и дачи около Подольска, состав семьи, охрана, марки и номера машин — личной и служебных, распорядок дня, пристрастия: водка, бильярд, бассейн и книги по истории (скорее всего исторические романы про Айвенго и князя Серебряного); привычные маршруты движения; небольшой список друзей и приближенных; невнятный психологический портрет; короткая, мало что дающая биографическая справка; выезды за границу; любимый клубный ресторан. Все. Ни любовницы, ни кулинарных предпочтений, ни настоящих увлечений (не может же человек все свободное время пить водку, а время после выныривания из бассейна проводить за бильярдным столом, читая при этом полузабытые книги?). И вообще… Пашков вдруг понял, что именно ему здесь не нравится. Весь материал был подобран таким образом, что только не кричал: «Убейте его! Подловите на дороге, утопите в бассейне, взорвите дачу или, в крайнем случае, до смерти опоите водкой. Лучше всего паленой».
Заказчики настолько явно прогнозировали события, так настойчиво подталкивали к единственному решению, что ему стало даже неловко за них. Грубо работают, прямолинейно. Наверное, и сроки поставили. До двадцатого.
Или до первого. То есть как раз столько времени оставили, что можно успеть с подготовкой к не очень замысловатому убийству и привести его в исполнение. На сбор дополнительного материала и организацию хитроумного устранения противника времени не было. Теперь он почти не сомневался в том, что заказчики столь же прямолинейно будут действовать и с исполнителями. А интересно, они не потребовали от Митьки согласовать с ними план покушения? Это было бы забавно. Тогда при наличии известных связей не составило бы большого труда навести на покушавшихся милицию, которая прибыла бы на место именно с таким запозданием, чтобы и готовый труп уже был, и злодеи еще не успели скрыться, и их расстреляли бы на месте при попытке вооруженного сопротивления. И волки сыты, и овцы целы…
Порвав бумаги на мелкие клочки, Пашков в два приема спустил их в унитаз. Нет, только что придуманная им концовка операции, конечно же, бред. Никакого плана Матвей, при всей его простоватости, конечно же, согласовывать не будет. Ну не клинический же он идиот, в конце концов! Но то, что он влипнет с этой акцией по самые помидоры — как пить дать. А влипнув, может потянуть за собой и его.
Он закурил и подошел к окну. Невеселая перспектива. Доказать его причастность будет сложно, очень сложно. Но могут запросто сломать. СИЗО, переполненная камера, на все готовые братки… И не таких ломали. Лучше туда совсем не попадать. А это значит, что или он должен дистанцироваться от Матвея так далеко и надежно, что ни с какого боку к нему не подступишься, или… Или, прах его подери, выводить компаньона из игры!
Пашков задумался. Отговорить Матвея вряд ли удастся. Слово чести, и все такое. Да и упертый он. Но не подлец. Несколько наивен, жестковат бывает, но не подлый. Будет даже жалко, если его возьмут или, больше того, пристрелят. Компаньон, как никак. Да и привязаться к нему успел.
Срочно
нужен материал на Молочкова. Добротный, качественный компромат. Такой дорого стоит, да и времени на него нужно положить немало. Но не может же быть, чтобы на такого заметного деятеля никто не собирал материалец. Есть у него друзья, но есть и враги. Заказали же его! Значит, есть они, настоящие враги. Обязательно есть. Завистники, конкуренты, политические противники. Где-нибудь в укромном сейфе лежит себе толстенькая папочка на товарища Молочкова, в которой написано, что он тайный агент МОССАД, тайный маньяк с кучей трупов в прошлом, за которым охотится милиция какого-нибудь Мухосранска, и замаскированный наркоторговец. И ко всему этому есть аргументы в виде фотографий, счетов в иностранных банках, чьих-то свидетельств и заключений экспертиз. Только вот где стоит этот сейф и у кого от него ключик? Таких людей Пашков не знал. Но предположил.Был у него приятель еще со школьных времен. Познакомились они в спортивном лагере в Крыму, сошлись, даже подружились по-мальчишески и по возвращении в Москву отношений не прекратили. Родители Кости были невысоких чинов посольскими работниками и с молодых ногтей готовили сына к дипломатической карьере. Языки, манеры, одежда, и все в этом роде. А потом МГИМО, и перед парнем открылась долгая дорога в светлую жизнь. Но грянули новые времена, начались перемены в чиновничьих рядах, и Костя Сошанский бегом побежал по служебной лестнице, добежав до дипломатического поста и членства в политсовете демократической партии. Пашков раз видел его по телевизору и раза три-четыре натыкался на интервью с ним в разных изданиях. Человек явно делал себе политическую карьеру, делая упор на критике коммунистов, хотя не очень понятно было, чем именно они ему насолили. Те наверняка не оставались перед ним в долгу, а из таких взаимоотношений только и может вырасти только вражда. Значит, если не ключик имеет, то тропинку к заветному сейфу знает.
Пашков достал записную книжку и набрал полузабытый номер. Ему повезло. Костя был дома и, не чинясь, признал старого приятеля.
— Привет инженерам человеческих душ! — бодро продекламировал он. — Какие новости?
— Стареем.
— Это не новость, это медицинский факт. Только я бы сказал, что мы пока что мужаем. Разницу ощущаешь?
— Обязан ощущать. Есть мнение.
— Докладывай.
— Встретиться и хорошо посидеть.
— По поводу?
— По поводу возмужания. Ты как сегодня?
— А где? Ну и с кем, конечно.
— Со мной. По поводу «где» — сам решай. Ты в этом деле дока.
— Ты сейчас наговоришь. Ладно, есть идея. Мне как раз приглашение прислали на одно мероприятие. На два лица.
— Погоди. Тогда ты, может быть, жену с собой возьмешь? Или там… еще кого? — попробовал отказаться Пашков, намекая на возможную любовницу.
— Да брось ты из себя не знаю кого строить! Ты не позвонил бы — я бы тоже не пошел. Тусовка. Концертик, водочка, закуска — все готово. Или у тебя деньги лишние появились?
— Уговорил, — рассмеялся Пашков. — Где и когда?
— Ты все там же живешь?
— Пока не переехал.
— Тогда часиков в восемь я к тебе подъеду.
— А ты не боишься за рулем пить?
— На служебной. Водитель будет трезв как стеклышко — это я тебе твердо обещаю.
На полученные с «кредита» деньги как раз месяц назад Пашков, кроме всего прочего, купил себе хороший английский шерстяной костюм. Не то чтобы он ему был очень нужен — куда в нем ходить? Но, увидев его в магазине, купить очень захотелось. Так бывало в детстве, когда видел на витрине магазина игрушку и хотелось ее иметь до трепета, до дрожи в коленях, до спазм. Жена покупку не оценила, только посмотрела молча, как он красуется в обновке перед зеркалом. Но ничего не сказала; за день до этого он купил ей дорогущие итальянские сапоги на натуральном меху. А вот теперь костюм пригодился.
За час до выхода Пашков выпил стопку водки. Из своего опыта он знал, что, выпив за полтора-два часа до застолья небольшую дозу спиртного, риск оказаться пьяным сильно снижается. Может быть, это особенность только его организма, а может быть, просто один из общеизвестных способов не ударить в грязь лицом наряду с поеданием масла, но Пашкову это неизменно помогало. К тому же он хорошо себе представлял, что такое халява. При виде дармовой выпивки многие, даже самые сдержанные люди, начинают терять голову и пить без меры и оглядки на свои физические возможности.