Останется с тобою навсегда

– Ну, Амвросий Петрович?

Астахов спрятал очки, одернул гимнастерку.

– Удержусь.

– Этого мало.

– Бой покажет, - задумчиво ответил майор.

– Могут ударить сильнее, чем мы ждем, Чем еще вам помочь?

– Ваш бы резерв поближе...

Я у танкистов, по пути завернул. Двенадцать машин, не остывших от дневного зноя. Почему-то вспоминается степь, ночь и в борозде "Челябинец".

Разыскал командира полка. Он оказался молодым разбитным майором, разговорчивым.

– Ну как я буду действовать без приказа генерала Епифанова - ему же придан! Понимаешь? Ты это понимаешь или нет?

– Ладно, тогда прошу об одном: припрет нас - пошуми танками и накрой огнем кордон.

– Это могу, но с места не сдвинусь!

– И за то спасибо. Сигнал - две красные ракеты.

– Я сговорчивый... Пехоте всегда помочь рад...

* * *

Вишняковский с машинами на подходе - моторы ревмя ревут. Во дает, сукин сын!

Немцы полоснули серией снарядов, как бы протестуя против неожиданной возни за отметкой 95,6, В ночи раскатились громовые звуки.

Рыбаков тронул меня за плечо, приглушенно сказал:

– Командир, главная музыка будет, наверное, тут. Ну его к лешему, это болотце! Давай шалагиновские роты к Астахову, а?

– Дорогой Леонид, нам надо вытянуть свой счастливый билет. Мы обязаны живых немцев повернуть на болото, под шалагиновские автоматы.

Рыбаков сделал рукой предупреждающее движение: мол, слушай, не перебивай.

– Если ты уверен, что немцы пойдут через болото, тогда мое место у Шалагинова. Значит, я с ними...

– Там возможна рукопашная.

– Как всем, командир!

– Что ж, боевого огня, Леонид! Учти - идешь на решающее место боя. Как говорят: комиссары, вперед!

Около тридцати стволов - разнокалиберных - одновременно ударили по 95,6. Ожил полевой телефон.

– Я Второй.
– Это голос Астахова.

Стараюсь как можно спокойнее:

– Слушаю вас.

– Идут двумя сходящимися колоннами.

– Благословения просите?

– Понятно... Встречу...

Густо заголосили автоматы. На просеке, что правее 95 6 как кнутом стеганули - лес вздрогнул, заплотневший воздух стал в ушах колом. Послышался шум моторов.

– "Ольха"!
– Продуваю телефонную трубку: это позывной командира иптаповского полка.

Отвечают:

– У аппарата начштаба.

– Я Первый. Где хозяин?

– Ихним коробкам ребра пересчитывает.

– Появились?

– Три штуки. Одна горит.

– А те?

– С опушки, как из подворотни, фугасными поплевывают.

– Чтобы ни на метр к нам!

– Принято.

С наветренной стороны ползут клубы дыма, через щели вползают в НП, становится душно.

Ашот зовет меня к армейской рации:

– Генерал Валович.

Микрофон у меня в руках.

– Слушаю, товарищ Четвертый.

– Началось?

– Шесть минут назад.

– Будет туго - бей в колокол. С воздуха подсобим. И держись!..

Рыбаков и Шалагинов ждут своего часа. Тщательно вытирает лоб замполит, спиной упершись в стену, с которой после близкого взрыва осыпается земля. А у комбата азартная жадность к драке, но выдержка - позавидуешь. Стреляный.

Вокруг НП едко дымящиеся воронки. Близкие отсветы - в лесу что-то разгорается. Снаряды с воем пролетают над нами и с треском рвутся.

Огневая стена не движется до поры до времени. Неожиданно правый ее фланг стал загибаться, вытягиваясь в сторону 95,6.

– Астахова!
– кричу в трубку.
– Астахова! Оглохли, что ли?

– Я у телефона, товарищ Первый, - прохрипел майор.
– Немцы в ста метрах от КП. Ввожу резерв...

– Держись!
– Поворачиваюсь к связисту: - Соединяй с Черновым.

Паренек, передергивая худыми лопатками, неистово вращает ручку полевого телефона.

– Обрыв?
– нетерпеливо спрашиваю я.

Связист бледнеет.

Напротив меня у рации возится Ашот. Пилотка сбита набок. Докладывает:

– Чернов на радио.

– Два хозяйства срочно двигай на кордон. С шумом двигай, сейчас же.

– Принято.

Секунд через тридцать - сорок ожила лесная опушка от НП до самого болотца. Теперь бой шел от правого до левого фланга, втянув в себя почти все силы полка. И Шалагинов в эту минуту не сдержался:

– Разрешите напролом! Зачем к Пруту? Я отсюда достану кордон.

– Замолчи!

Три часа утра. На горизонте едва заметна предрассветная полоска. Неожиданно бой стал перемещаться правее отметки 95,6. Прорвались?

Сжимая телефонную трубку, кричу:

– Астахов! Астахов!

Тишина.

– Астахов!

Отвечают издалека, голос незнакомый.

– Майор Астахов убит на КП, докладывает адъютант батальона.

– Принимай на себя командование!

– Нам помощь нужна - срочная. Их тут прорва. Лезут, лезут...

– Без паники, сейчас будет поддержка!
– Положил трубку.
– Ашот, бери разведчиков и немедленно восстанови положение!

Он здоровой рукой сжал автомат и выскочил из НП.

Далеко-далеко, на участках генерала Епифанова, начали глухо рваться снаряды.

Выбегаю из НП. Перегретый воздух стискивает виски. Вслушиваюсь. Бой идет по всему фронту, острием своим максимально приблизившись к отметке 95,6. Прошло минут пять, не больше, и там, над самым пиком, перестук автоматов - это Ашот. И едва слышимое "ура"...

Чернов наступал: ярко-зеленые вспышки медленно двигались в направлении кордона. Молодец!

Танки! Сейчас важнее всего они - чтобы и снарядами и гулом моторов... И всю артиллерию - в самую середку кордона фугасными, шрапнелью.

Я бросился к радисту:

– Связывай, быстро, с артиллеристами!

– Они у приемника.
– Радист уступил мне место у аппарата.

– Все стволы - на кордон!
– приказываю я.

– Жарим беглым!

– Молодцы!

Посылаю в просыпающееся небо две красные ракеты. Их брызги алыми серьгами падают на кордон.

Кто-то каской по моей голове - бах!