Остановка
Шрифт:
Она посмотрела на меня прямо.
– Думаешь, совсем старуха из ума выжила? Горе такое, а она о пустом человеке печется!
Приблизительно так я и думал.
– Игорь Николаевич показался мне человеком опытным и разумным. Так что нет оснований...
– Беды ждать? У каждой беды свое основание. Разве я сегодня ждала?
И тут, впервые, опустив голову на сжатые сухие кулаки, она заплакала. Чем мог я утешить эту старую женщину? Что ей были сейчас слова, самые искренние, самые сочувственные? Ведь нет Сергея...
В мою жизнь он вошел в школьные годы. Они же послевоенные, трудные и счастливые. Трудные потому, что
Наверно, это был самый страшный час в его жизни. Отец и мать погибли, а сам он был ранен в ногу. Залечили ее плохо, и Сергей долго еще ходил с палкой. Палка была солидная, с тяжелым литым набалдашником, досталась она ему, как и роковая коллекция, от деда-профессора. А квартиру профессорскую по причине уменьшения жильцов уплотнили, и Сергею с теткой, которая привезла его из детского дома, куда попал он после бомбежки и госпиталя, пришлось и коммунальную жизнь пережить. К счастью, подселенный сосед оказался со влиянием и возможностями, и площадь разделили так, что у Сергея с Полиной Антоновной остались две отдельные комнаты, что по тем временам было большой удачей.
Так они и устроились на всю жизнь под одной крышей, два одиноких человека с разными вкусами - Сергей в тесном забитом сверх меры кабинете, и тетка в своем просторном жилье. Полина Антоновна осталась одинокой не по своей воле, а вот почему Сергей? Такой вопрос легче задать, чем получить ответ. Да и что за ответ? Не сложилась личная жизнь? За этими словами всегда многое кроется. Может быть, с того началось, что на танцах приходилось стоять у стены, неуверенность подавляла, какие-то черты характера сказались, обстоятельства не благоприятствовали. Вот и упустил время. А потом привык, может быть, нашел даже в своем положении определенные преимущества, да так и остался холостяком. Многие такую жизнь не одобряют. И Сергея предостерегали от холодной старости. А оказалось, что предостерегали зря, без старости обошлось...
Старость уделом Полины Антоновны осталась.
Она тем временем встала, вытерла лицо, одолела себя и снова Перепахина вспомнила.
– Принеси, пожалуйста, книжку телефонную.
Я принес справочник из прихожей.
Полина Антоновна надела очки, начала листать страницы.
– Вот его адрес.
– Женькин?
– Его, баламута. Правда, квартира не обозначена.
– Зачем вам адрес?
Она не ответила.
– Но я знаю, он в маленьком доме живет, найти квартиру нетрудно.
Я повторил вопрос.
– Будь добр, уважь старуху. Это близко. Пешком дойти можно.
– Да зачем?
На лице у нее появилось виноватое выражение. То ли перед Женькой вину чувствовала, то ли меня обременять стеснялась...
– Повидать бы его.
Я вздохнул. Предложение Полины Антоновны казалось мне старческой блажью, но разве мог я отказать ей в сложившемся положении!
– Что же я скажу ему? Предупрежу, чтобы бежал?
– Куда ему бежать! Поглядишь просто,
взяли его или гуляет. Ведь заспешил-то Игорь Николаевич, сам видел.– Ну а если взяли?
Мысль о том, что Женька мог убить Сергея, казалась мне, однако, дикой.
– Будем знать.
– А если гуляет?
– Тогда как найдешь нужным.
"Частный сыщик я, что ли!.."
Но желание пойти уже возникало понемногу. Вдруг что-то и прояснится. Все легче, чем сидеть в неизвестности, дожидаясь звонка Игоря Николаевича.
– Схожу, Полина Антоновна. Только адрес запишу. Память уже не та...
Квартал, в котором жил Перепахин, был совсем не похож на улицу, где стоял дом Сергея. Реконструкция и снос обошли его пока стороной. До революции мелкие наживалы строили здесь "доходные" домишки в один-два этажа с маленькими двориками. Сейчас люди понемногу покидали обветшалые строения, однако дом, в котором я искал Перепахина, не выглядел запущенным. Старые стены были заплетены диким виноградом, двор недавно асфальтировали.
У ворот женщина неопределенного возраста развешивала белье на веревке, протянутой от дома к забору.
– Вы мне не подскажете, как найти квартиру Перепахина?
Женщина оглядела меня с нескрываемым любопытством.
– Вон, по лестнице, - махнула она наконец рукой с прищепкой.
– Он вам сам нужен?
– Сам.
– Нету его.
– Нету?
– Нету.
Пояснять свои слова она не стала, отвернулась и занялась бельем.
– А вы не родственница?
– Еще чего!
Сказано было выразительно и к дальнейшим вопросам не располагало.
По гнущимся под ногами ступенькам я поднялся на площадку, своего рода балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда двери вели в квартиры, сюда же выходили и окна.
Я постучал. Дверь была не заперта, но мне никто не ответил.
– Можно к вам?
– спросил я громко.
– Кто еще?
– послышался неприветливый голос.
Входить не хотелось, однако я толкнул дверь. В крошечной прихожей мне пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о педаль висевшего на стене велосипеда. За прихожей шла комната. Прежде всего я увидел детей. Мальчишка лет двенадцати в истерзанных джинсах наблюдал за пыхтящей стиральной машиной. Девочка поменьше кормила манной кашей малыша, повязанного слюнявчиком.
– Здравствуйте, - сказал я.
Откуда-то изнутри квартиры появилась женщина в халате. Не отвечая на приветствие, она смотрела хмуро, выжидательно.
– Мне нужен Женя Перепахин, - произнес я неуверенно.
– Опоздали.
– Он ушел?
– Ушли... его.
"Неужели все-таки он?!"
– Как? Куда?
– Милиция забрала.
Сомневаться больше не приходилось, но я пробормотал неловко:
– Может быть, это ошибка...
– Какая ошибка! Сидел тут, побрякушками любовался. С поличным и взяли.
– С монетами?
– А то с чем же! Увидал милиционера в окно - раз их под подушку.
– Там и нашли?
– спросил я без особой надобности.
– И не искали. Сам отдал, как милиционер у него спросил.
– Милиционер пожилой?
– Почему пожилой? Молодой парень.
– А пожилой среди них был? В штатском?
Не знаю даже, почему я так допытывался об участии в аресте Игоря Николаевича. Наверно, испытывал потребность убедиться, что все это не дурной сон. Однако, напротив, совсем не убедился.