Остап Бендер и Воронцовский дворец

— Вот так штука, — зашептал возле Обувайло сослуживец по отделу Жабоедов. — Куда теперь нас, а? Петр Васильевич? Двухнедельное пособие и трудоустроить должны?

Петр Васильевич посмотрел в беспокойные глаза Жабоедова и с тоской подумал: «Определенно же голосовал против меня, глиста, а еще лезет за сочувствием, отщепенец".

— Насчет трудоустройства волноваться нечего. Все как надо будет, — доставая свои бумаги из стола, заставил себя степенно проговорить Обувайло.

— А как же ваш месткомовский инвентарь? — ехидно спросил Задерей, очищая перочинным ножичком морковку. Он всегда, по совету врача, утром съедал три сырых морковки. — Особенно ваш барабан? — не то сочувствуя, не то с издевкой продолжил он. — Ведь какой барабан! Чудо века! Эхх… — вздохнул неподдельно любитель овощей Задерей.

Действительно, барабан был чудесный, отделанный перламутром по обводу, он горел, сверкал огнями когда его кто-нибудь из сотрудников покатывал по полу. А когда чьи-нибудь пальцы прикасались к его тугим щекам из ослиной кожи, он издавал удивительный звук — гудение.

Этот барабан местком купил случайно в комиссионном магазине по перечислению и совсем недорого, как уверял продавец — большой знаток подобных дел.

Барабан был гордостью сотрудников филиала. И хотя других музыкальных инструментов, местком еще не приобрёл за трёхлетнюю свою деятельность этот барабан уже участвовал в праздничных демонстрациях, примыкая к какому-нибудь оркестру. И бил в этот барабан, прямо надо сказать мастерски, сам председатель — Петр Васильевич Обувайло. Одни говорили, что этот барабан остался от интервентов, не то от французов, не то от англичан, другие уверяли, что конечно от турок. Истинное происхождение этого барабана никто толком не знал.

Да, славная музыкальная единица была для будущего оркестра, который так страстно в течение трёх лет сколачивал бывший председатель месткома, теперь бывшего филиала института «Гипрометизоочистка».

И вот крушение. Нет филиала и нет оркестра. Вновь избранный председатель месткома так и не подошёл к Петру Васильевичу за весь день, чтобы принять дела…

Отсидев кое-как положенное на работе время, Обувайло, вконец расстроенный поплёлся домой.

При выходе из здания филиала его догнал и Задерей и Жабоедов.

— Ты теперь с нами на одной ноге, Петр Васильевич, — взял его слегка под руку Жабоедов. — Идём остограмимся. Уж больно скучно стало совсем.

— Пошли, Васильевич, чего там вспоминать старое, — как-то просто присоединился и Задерей.

Петр Васильевич хотел было возразить, отказаться, сослаться на печень, но вдруг, неожиданно для себя покорно согласился.

Вторую ночь Петр Васильевич спал ещё хуже. То ли от выпитого, то ли от того, что действительно пошаливала печень, то ли от обиды и от того, что филиал ликвидировался.

На следующий день на работе, его ждало новое, самое пожалуй страшное, потрясение. Исчез барабан!

— Как исчез?! — закричал Петр Васильевич, когда ему еще на пороге сообщил эту страшную весть Задерей с неизменной морковкой в руке.

— Исчез и всё, — подтвердил невозмутимо Жабоедов. — Сами посмотрите там в углу.

— Окно всю ночь открыто было. Кто-то влез и унёс музыкальною единицу, — прокомментировала счетовод — Леночка.

Барабана действительно нигде не было. Вспотевший Петр Васильевич оббегал всё здание, допытывал дежурную, вызвал уборщицу, которая вечером убирала. Никто ничего не знал и свет на исчезновение шикарного барабана так никто и не пролил. Доложили начальству.

— Всё надо сдать, — отчеканило начальство. — Всё по акту. На вас числится вот и расхлёбывайте теперь. Сколько он стоит? — помешивая ложечкой чай в стакане, спросил строго начальник.

— Сто, — упавшим голосом ответил Обувайло.

— Вот видите. Всё надо сдать по акту, а нет — платить придется, уважаемый Петр Васильевич. Нельзя же списать такую крупную единицу, как барабан. Это же не бумага писчая или карандаши там.

Упал совсем духом Петр Васильевич. Вконец расстроенный Петр Васильевич по телефону вызвал милицию.

Вскоре на пролетке приехали капитан и старшина с розыскной собакой. Обследовали всё, опросили всех, изучили окно, дали понюхать след от места, где стоял барабан до окна и дальше, на улицу. Но тщетно. Собака принюхивалась, принюхивалась, петляя, потом посмотрела на старшину и виновато завиляла хвостом.

— Много народу по улице прошло, да и остановка трамвая рядом, — отметил капитан. — Что же будем искать иначе, не волнуйтесь, мы сообщим вам. А фотографию, разрешите, мы возьмём.

На этой фотографии Обувайло был снят в колонне демонстрантов-оркестрантов со своим роскошным барабаном.

Еще раз заверив, что барабан найдут, — не иголка же всё-таки, а целый барабан, капитан и старшина с собакой уехали.

Вскоре в горотдел милиции поступило сообщение, что человека, тащившего огромный барабан видели в Сартане, в Жабовке.

— Куда же вор мог тащить этот проклятый барабан, просто интересно, старшина, а?

— И зачем? Если вор, то есть же более ценные вещи для продажи, — подтвердил милиционер.

— И более удобные для хищения, а тут барабан-громадина! — удивлялся и капитан. — И базара там нет, а здесь же, в городе.

Милиционеры сели на дрезину и отправились к указанным поселкам по железной дороге. Добро, что они были пригородами Мариуполя.

Узнав в чем дело, в поселковом совете Сартаны счетовод воскликнул:

— Так это же Кузька — музыкант! Он больной психически, помешан на музыкальных инструментах. Разве это первый случай!? Поехали к нему, он должен быть дома сейчас.

Сели на пролетку и помчались по поселку на другой его край.

— Он из клуба и гитары, и мандолины, и домбры крал. Однажды пытался даже пианино разобрать и унести, да Федот, сторож, помешал, — когда ехали к дому Кузьки, рассказывал веселый бухгалтер, ничуть не смущаясь воровством Кузьки. — Его вначале посадили, а потом врачи определили его болезнь и отпускать теперь приходится. Вот деньги положи, не тронет! Золото положи, не тронет, а что касается инструментов музыки… Больной человек и всё. Вот и приехали, это дом его. Он с дедом престарелым живет.

Когда вошли в дом, Кузька спал сном праведника.

Вся комната была уставлена, украшена и завалена музыкальными инструментами. Тут были и инструменты духового оркестра, и народные инструменты, струнные, вплоть до балалайки и восточной зурны. Барабан столько доставивший хлопот работникам милиции, а еще больше хлопот и переживаний Петру Васильевичу Обувайло, стоял тут же, мерцая перламутром и тугими своими ослиными щеками.

Дед Кузьки, поздоровавшись с гостями словом «добре», продолжал, молча, вырезать из веток вербы, вишни или ореха какие-то свистули. Таких лежало у его ног уже с десяток.

— Это на базар готовит, — пояснил всезнающий бухгалтер.

Работники милиции переглянулись видя столь необычную обстановку. Капитан кашлянул:

— Мы собственно за барабаном, дедушка. Ваш внук…

— Да вон вин, барабан той, забирайтэ и так тисно в хати, а тут ще такэ пузо.

Кузька не просыпался.

Работники милиции составили протокол, который подписали, как понятые, бухгалтер, приглашенный сосед и дед Кузьки Спиридон. Он вместо подписи поставил крестик.

Днем Петру Васильевичу позвонил капитан и сообщил, что барабан находится в отделении и его можно забрать.