Остатки

Чувство презрения и отвращения уже уверенно разместились в голове, и теперь грызло все, что попадалось на пути.

– Перестань, – на выдохе сказал я. Говорить нормально уже не представлялось возможным.

– Это еще только-только начало. Как там говориться? Глупо включать гордость там, где можно получить удовольствие?

– Пошел на хер, – зло прошипел я.

От этих слов он снова озверел. Отвесив мне приличную пощечину, от которой барабанные перепонки чуть не вылетели вместе с мозгами, он с рыком перевернул мня на живот, заставилв встать на колени. Из-за жуткой слабости во всем теле мне это сложно далось. Поэтому я просто повис на наручниках и еле держался на коленях. Голова безвольно опустилась.

Главарь стащил с меня штаны с такой силой, что даже порвал ремень вместе с ширинкой и пуговицей. Блять, как больно. У меня сейчас все отвалится, по ходу…

Стало по-настоящему страшно. Быть изнасилованным уж никак не прельщает. Вот только тело в наиполнейшем несогласии со мной.

Главарь без лишних стеснений и, не тратясь попросту на нежности и ласки, грубо вошел в меня, предварительно использовав смазку.

Вот это боль… Я так никогда не кричал. Вот и открылось второе дыхание! Слабости, как ни бывало.

Я попытался уйти вперед от его движений. Но он взял меня за бедра и, сдавив их руками, буквально насадил на себя. Я начал дергаться и вырываться, но это было бесполезно. Я брыкался, не обращая внимания на рвущую боль в пояснице. Вот тебе тело, и плата с обещанными люлями. И только сейчас ощутил, что просто-напросто реву. Не так конечно, как ребенок, упавший на асфальт и поранивший коленку, и не как малыш, который потерял маму и яростным ревом пытается доораться до нее. Нет. Но собственные всхлипы и содрогания груди вперемешку с ручьем слез я чувствовал более чем ясно. До скрипа в суставах я сжал эти долбанные наручники.

«Быстрее. Быстрее», – мысленно молил я всех существующих и не существующих богов и всяких фей. Да блять, плевать кого! Хотелось, чтобы все это просто быстрее кончилось.

Эта тварь сделала еще один толчок. Я снова вскрикнул. Рот лишь беззвучно открывался и раскрывался в попытках что-то сказать, о чем я сам не знал и жадно хватал воздух. Его грубые проникновения отдавались противным лязгом наручников.

– Ну как тебе? – нагнувшись, из-за чего я вскрикнул и тихо всхлипнул, спросил он у самого уха, и потом пошло очертил его форму языком.

Сдался. Я сдался. Так униженно и оскорблено я себя еще никогда не чувствовал. Меня еще никогда так не опускали. Ну, разве что Кайл. Да и то, по его словам, я в чем-то там провинился. И то было якобы наказание. Знать бы еще, что я сделал, вообще б претензий не было. А тут… Если Кайл меня чуть не поимел, то этот уже имеет. Все больше и больше шлюхой себя ощущаю. За что мне это?

Главарь элементарно вдалбливался в меня. Чертов препарат. От него все больше и больше кажется таким приятным и так хорошо. Я даже не заметил, как начал в голос стонать. Так ужасно себя чувствуешь. Тело всем естеством говорит – «да», а сознание орет, срывая голос – «нет». Я себя ненавижу, но ничего сделать не могу.

Грубые движения, неразборчивое шипение с его стороны, скрип, лязг, стоны, приглушенная музыка, отдаленные голоса, посторонние звуки где-то за стенами… все это раздражает, бесит, глушит, убивает… И больно, и страшно, и обидно. Так много всего. Все в калейдоскопе. Ничего не разобрать. Все запуталось.

«Мне страшно, мне страшно, мне… страшно…», – все тише отдавалось в голове, словно чье-то детское эхо. Голос маленького ребенка просит о помощи внутри. Он боится. Он напуган. Бедный ребенок.

Сначала кончил главарь, а спустя пару толчков, кончил и я.

Опустошение. Грусть. Одиночество. Странная тоска.

Я просто упал на кровать, повалившись на бок. Сбивчивое дыхание, небольшая боль в груди, давление в голове все еще говорили о только что произошедшем. Но, благодаря экстазу, будь он неладен, тело не так рвало от побоев.

Главарь просто встал и вышел за дверь. На секунду музыка стала ярче, громче и точнее. Я услышал голоса, смех, звоны бокалов, стаканов. Но как только дверь закрылась, снова все притихло. Я остался один в этой комнате. Тело больше не горело. Остались лишь отдаленные чувства следствия той гадости, что мне вкололи.

Сердце неприятно защемило. Наверно, звучит по-детски, но я безумно хочу домой – на базу. Как только подумаю о ней, сразу становится легче, и вместе с тем понимание того, что еще долго не попаду туда, если вообще попаду, заставляет сердце замедлять биение. Я впервые не постеснялся плакать. Не давил слезы. Не так конечно, что навзрыд и перекрикивая музыку своими воплями. А вот всхлипывания, тихие отчаянные слезы – все это было. Никто об этом не узнает. А пока я один, позволю. Всего лишь раз.

Полное непонимание.

Безвыходность.

Страх.

Ужас от того, что мне еще предстоит. Где я оказался. Что со мной будет. Как Кайл и сказал, я никому не нужен. Никто не придет.

Как только вспомнились эти слова, слезы сразу прекратились. Только пустота.

Абсолютное безразличие.

Да плевать. Самым лучшим вариантом было бы сдохнуть в канаве. Ну, раз нет возможности… А, все равно. Реально поебать…

====== Безумный Кукольник ======

Что же происходило на базе после пропажи Нико. С каждого по чуть-чуть. Немножко поподробнее узнаем про пары.

А она начала сходить с ума. Не так сходить с ума, когда красят кухню в ярко-красный. Нет, она начала сходить с ума таким способом, когда засовывают голову в газовую духовку, делают сэндвичи с зубной пастой и считают себя Богом. (Берроуз)

Темнота. Густая. Беспросветная.

Мальчик сидит на черном мраморном полу с тонкими белыми прожилками. От него идет тусклое холодное свечение. Обхватив руками колени, спрятал в них лицо. Сжавшись, мальчик молчал и, кажется, даже не дышал.

– Чего бы ты хотел больше всего на свете? – спросил мягкий заботливый мужской голос, звучавший повсюду. Он отбивался от невидимых стен и эхом повторялся, постепенно затихая. Если бы здесь был обладатель голоса, то он наверняка бы ласково положил руки на плечики мальчика.

– Смерти… – тихо ответил тот, не выражая никаких эмоций.

Вскрикнув, я подскочил, тут же сев в кровати. Одеяло с легким шорохом съехало на пол.

– Твою мать, – было первым, что я сказал. Сердце носилось из угла в угол и легкие вместе с ним. – Чертовы кошмары…