Остатки

Не помню, как мы оказались в горизонтальном положении, но его невероятно широкая ванная позволяла продолжить лежа. Накрытые дождем хлорированной воды, с разгоряченными телами, от которых исходил пар, мы доставляли удовольствие друг другу. На каком-то непонятном языке ощущений, я настоял на том, что все сделаю сам. В итоге сверху оказался именно я. Край плотоядно смотрел на меня снизу вверх и обратно, надавливая на бедра, грозясь оставить синяки после. Я часто менял угол, и от этого Край морщился и прикусывал губу.

– Настолько хорошо? – спросил я, приблизив свое лицо, и коснулся его лба губами, убирая назад мокрые волосы.

– Ага, – только и сказал Найт, принимая сидячее положение и оказываясь вплотную ко мне. Как же сильно бьется его сердце. Его биение передавалось мне. Это новое – чувствовать, как чье-то сердце стучит. Оно живое.

Край обнял меня за талию и так же сильно прижал к себе. И каждый раз, когда я двигался, то мой и без того возбужденный орган терся о его кубики пресса. От этого я только громче стонал, кусая плечи парня и оставляя на них красневшие пятна. Царапал его спину, оставляя полосы.

Я кончил первым, а следом и Край. Но все еще продолжал делать рывкообразные движения. Когда Край кончал в меня, он стиснул мою грудь с такой силой, что я думал, у меня сейчас ребра затрещат.

– Ай, полегче. Сломаешь ведь, – просипел я, понимая, что этот тип еще и воздуха меня лишил.

– Прости, – тут же опешил Найт, поспешно убирая руки.

– Я же говорил, что сомневаюсь.

Край только виновато отвел глаза, соглашаясь с моим недавним предсказанием по поводу времени.

Потом мы решили все же нормально помыться. Найт аккуратно размазывал по мне душистую пену. Как с сервизом, ей-богу. Но я претензии засунул куда подальше, ведь это был прямо как массаж. Его ладони хорошо расслабляли и успокаивали, вводя в полусонное состояние. В голове летали звездочки с бабочками в куче. Я разве что не мурчал.

Ну, а я продолжал устанавливать себя в качестве пациента палаты номер 6. Точнее, больше с ума сходил. Мне нравилось приделывать Краю усики или бороду из пены и вытягивать из податливых волос рожки и прочий бред. Он часто фыркал и чихал от того, что вдыхал мыльные пузыри, заставляя меня смеяться и получать кайф от такого вида. Найт не сопротивлялся, смирившись со своей участью, и покорно занимался массажем.

– Ладно, пошли в твое место. Мне уже не терпится, – прикусив мочку его уха, шепнул я. Ответом послужила легкая дрожь его тела. Затем вышел из ванны и, взяв полотенце, промокнулся им.

– Ты прохладный, – прижался ко мне со спины парень и чмокнул в шею.

Я на это улыбнулся и наклонился, чтобы просушить волосы.

– Лучше не наклоняйся. Мы так из квартиры иначе не выберемся, – проходя мимо, похлопал меня по спине. Я тут же выпрямился наподобие натянутой струны и изумленно посмотрел в след уходящему заточителю.

То место, куда привез меня Край на спортивном автомобиле, было заброшенной территорией. Раньше. Видимо, гонщики расчистили ее и оккупировали. Место было огромным. Сначала мы остановились на холме, и я все мог наблюдать сверху. А наблюдать было что.

Крики, свист, визги. Внизу очень шумно. Из десятков огромных колонок клочьями вырывался тяжелый рок. Музыка образовала невидимое поле вокруг этой площадки из басов, быстрого ритма, срывающегося грола и вокала. Повсюду были разжены костры, так как на улице стояла непроглядная темень.

Куча выпивки.

Толпы народа в бандитских нарядах.

Никогда еще не видел столько обычных людей в одном месте. Они отличались от тех мирных граждан, которых наблюдал прежде. Отдельный мир. Две параллели. Мир в мире. Если в том мирке жители трусили и прятались по углам, то здесь все открыто показывали себя и свою сущность. Они не боялись выпотрошить душу. Они были счастливы. И я уважал их уже за то, что они продолжали жить в свое удовольствие, не ограниченные никакими рамками. Они сами создали себе счастье, наперекор тому, что происходило за пределами банды. Их не волновало то, что творилось днем. И я имею в виду не день, когда светит солнце, а день, когда происходили все стычки и перестрелки. А ночью все стихало. И причем наличие солнца или луны не обязательно. Теперь время суток определяется наличием войн. Они жили ночью. Они веселились днем, и именно днем был открыт весь мир. Они творили, что хотели, устраивали беспредел, где хотели и когда хотели.

В этих типажах не чувствовалось того страха, который заполонил двуногих сурков. В них было сплошное противостояние, распутность и доля блядства. Острые языки, вспыльчивые характеры, сволочная натура, но это скорее для того, чтобы выжить.

Семья. Они – семья. И они вырвут хребет, разворотят внутренности, превратят в месиво лицо и все конечности тому, кто хоть как-то навредит членам семьи. Они держаться кучей. Вот такой хаотичной, но большой. В своем кругу они лучшие друзья, готов поспорить. Но как только появится кто-то не из их числа, порвут его на тряпочки. Странное сочетание в одежде у женской половины коротких юбок, колготок в сетку, а то и вообще отсутствие их и кожаных курток с воротами из меха убивали мою логику и только добавляли восхищения. И парни тоже отличались. Этот адреналин, когда видишь их... о-о-о, давненько я такого не испытывал. Настоящий страх опасности, боязнь такой огромной неизвестности. Ведь я фактически увидел другую сторону медали.

От переизбытка чувств захотелось курить, и я поспешно вытащил сигарету губами, прикурив. Обняв себя за талию одной рукой, локоть другой поставил на нее, и теперь кисть размеренно, то приближалась к лицу, то отдалялась, преподнося порцию травы. Вязкий дым заполонил легкие, и никотин осадком прилипал на их стенки.

Краем глаза я заметил, что Край неотрывно наблюдал за моим прикованным взглядом. Он терпеливо ждал, когда я приду в себя и выйду из гребаного оцепенения. Но я ничего не мог поделать. Невольно заражаешься тем, что чувствуют они, когда находишься рядом, слышишь их, наблюдаешь. И они не заметят меня. Слишком неприметно мы выглядели на фоне всеобщего хаоса. Веселила уверенность в том, что они даже не подозревают о том, что я смотрю за ними, как в цирке: эти люди, они на обозрении, на ладони для меня.

Практически все разбились на кучки. Кто-то танцевал, кто-то разговаривал. Но одни отличались особенно: небольшая группа, в основном состоящая из нехилого вида парней. Они громко смеялись, громко обсуждали что-то и глушили алкоголь в размере «мера». Весь их вид буквально орал о том, что они главные, верхушка всего собрания. Под громкий крик, ор, визг и свист ездили на безбашенной скорости гоночные машины, покрытые пылью – показателем того, что водители часто наведываются в пустыни. Готов поспорить, большинство гонок проходит именно там, где нет излишних препятствий и ограничений.

Машины подбрасывало на неровностях дорог, и они поднимали полосы пыли, словно заявительные лента. Чем непрогляднее и плотнее завеса, тем опаснее тот, кто находился за рулем. Гонщиков заносило на поворотах, заставляя болельщиков замирать от страха и восторга. Они громко сигналили, разрывая в клочья тишину и умерщвлённую ночь.

– Вот к ним мы сейчас и пойдем, – улыбаясь, прервал молчание Край, заметив, что я пристально наблюдаю за стайкой главарей.

– К ним? Туда? – переспросил я. Стало не по себе, но так тянуло вляпаться в эту кучу. От волнения затушил сигарету.

– Да. Именно к тем обалдуям мы сейчас пойдем. Не бойся, я не дам тебя в обиду.

Взяв меня за руку, парень направился в этот эпицентр устрашающей энергии. Словно прогуливался, в отличие от меня. Я шел позади, от страха переплетая пальцы. Край не был против. Хах, еще бы он против был.

– Привет, распиздяи! – поздоровался Найт, широко улыбаясь, подойдя к грохочущей компании. Кто курил, кто пил. Все были одеты кричаще и так, что показывали весь уровень опасности, который ожидает того, кто на них нарвется. Джинсы, кожаные штаны, широкие пояса с огромными бляхами, ремни с шипами. Кожаные куртки с меховыми воротами и без них, надетые на голое тело и расстегнутые, или на футболку, застегнутые, полуспущенные. Перчатки, кольца, цепи, перстни, медальоны на цепочках. Разного цвета и размера очки, раскрашенные в ядовитые цвета волосы. Ботфорты, башмаки на тяжелой и толстой подошве, кроссовки.