Осторожно, писатели! [сборник]

— Скажи, что выезжаем, — порекомендовал директор и, вскочив из-за стола, напялил на голову зелёную шляпу, в которой, очевидно, ещё его дедушка-академик воплощал с Никитой Сергеевичем Хрущёвым замысел всеобщего окукурузивания Страны Советов.

— Выезжаем! — рявкнул в трубку Федя. А затем, снова прикрыв её ладонью, обратился к директору. — Когда будем?

— А где это? — последовал вопрос крупного специалиста по сыску… коз.

— В Берёзовке. Пригород, — поделился с ним Федя знанием географии родного края.

— Туда только трамвай от нас?

— Только.

— Скажи, что через полчаса будем, — вынес руководящее решение директор.

Стоя на трамвайной остановке второй десяток минут, Федя позволил себе неосторожное сомнение в заявлении директора.

— Скоро уже двадцать минут, как стоим. Да ещё езды с полчаса. Как бы кто заказ у нас не перехватил…

— Сыщик хренов! Заметил, что мы только здесь и стоим?! — Указывая на его место в строю, повысил тональность своего полубаритона явно заскучавший от ожидания директор. Отчего бы такое? Вон, на табличке указано, что перерыв пять-семь минут. Сгоняй-ка к тому киоску, поинтересуйся! Что-то тут не так!

Федя рванул в указанную перстом директора сторону и начал добиваться диалога с киоскёршей, которая успела скрасить грусть безлюдия возлиянием согревающего душу напитка. Она долго не могла понять, чего от неё добиваются. Потом прервала поток сложных вопросов о периодичности движения трамваев, которые травмировали её нетрезвую душу, привычной фразой:

— С собой? Или стакан с закусью?

— О чём это Вы? — опешил Федя.

— Пить будешь? — грозно выдавила из себя киоскерша.

— Нет! — конкретно обозначил свое отношение к спиртному Федя.

— А чего… по мозгам ездишь… как на трамвае? — на остатке выдоха прошипела киоскёрша.

— Я, собственно, о трамвае и пытаюсь спросить.

— У меня не трамвайный парк! — в глазах киоскёрши начали разгораться какие-то пугающие искры.

— Одно скажите, почему трамвая так долго нет? — заумолял Федя.

— Не ходят они…

— Как так?! — Федя оглянулся на остановку, где в грозной позе Пилата, выносившего приговор, стоял его директор.

— Ремонт… Там на столбе объявление… — киоскёрша, поняв наконец, что Федя ничего покупать не хочет, вытолкнула его голову из окошка и опустила металлическую шторку.

— Что?! — лицо директора напомнило Феде помидор-малиновку, что жена с парой кусочков хлеба завернула ему на обед. Только, тут могли пообедать им самим.

— Сыщик хренов! Объявления он, видите ли, не заметил! Теперь до автобусной остановки минимум километр топать!

Федя развёл в стороны свои предательски дрожавшие руки, указывая на то, что прошляпил, но всё осознал. При этом голова его как-то неприятно вжалась в плечи, окончательно обнулив и без того короткую шею.

— А сколько мы с неё гонорарчику получим? — осмелился задавать вопросы Федя, когда успешно разместил директора на освободившемся сиденье. — Я сейчас прокатываю те деньги, что жена мне на хлеб и молоко для семьи выдала. Что, по-Вашему, домой принесу?

— Не волнуйся, — уверенно успокоил его директор. — Сколько, думаешь, коза стоить может? Тысяч пять? Загибаешь! Три, наверное… За её возврат тысчонку востребовать можно. Купишь ты сегодня не только хлеб с молоком! — после последней фразы губы директора расплылись в улыбке инквизитора, отложившего решение о казни.

Федя радостно вздохнул и представил себе удивлённое лицо жены, когда он выложит перед ней рядом с хлебом и молоком пакет варёных сосисок. «Ты говорила, что я у тебя на шее прочно обосновался? Видишь, как дела повернулись. Первый гонорар! Отметим?» — так мысленно беседовал он с женой, пока автобус достигал нужной остановки.

— Выходим! — вырвал Федю из мира иллюзий голос директора. — Какой номер дома?

— Это — шестнадцатый.

— Тот, который нам нужен!

— Девяносто шестой…

Директор застонал и выдохнул с горечью:

— Мы когда туда доберемся, до этой чёртовой козы?

— Теперь уже скоро, — поспешил успокоить Федя, пропустив директора вперёд и следуя за ним в шлейфе пыли, поднятой ботинками директора на видавшей виды поселковой дороге. Всё выглядело мелочью по сравнению с тем эффектом, которым он сегодня ошеломит жену.

— Пришли, — вынырнул Федя из-за спины директора, вытирая носовым платком покрытое потом лицо, от чего его кожа приняла вид пятнистого загара. Хозяйка! Вызывали?!

Вышедшая из калитки женщина грозно смотрела на них, уперев руки в упитанные бока.

— И где это вас битых три часа носило?! Сыщики! Вас только за смертью посылать.

Мужчины стойко проглотили её оскорбительное высказывание.

— Вы нас, конечно, извините за некоторую задержку… — начал подключать дипломатию директор.

Но женщина осталась равнодушна к этому приёму.

— Некоторую?! Да пока вы сюда явиться изволили, моя Манька сама домой прибежала, — и женщина расхохоталась с таким удовольствием, словно смеяться ей до того вообще не было дозволено.

— Как — вернулась? — лицо директора стало бледнее его застиранной кремовой рубашки.

— На четырёх копытах.

— А вызов как?

— Я помощь приглашала, а не гостей. Чайком могу угостить из уважения за попытку помощь оказать. Попьёте чайку. У меня и пирожки имеются. С вареньем.

— Хоть чаю, — зашептал Федя на ухо директору. — Соглашайтесь…

Александр Мецгер, Краснодарский Край Бес попутал

Случилось это всё, как сейчас помню, на хуторе Большие Лапти. Население хутора в то время было небольшое, тысяч двадцать пять, если считать вместе с курами, воробьями, комарами да мухами. Жили дружно, считай, что все друг другу роднёй доводились, и поэтому делить-то между собой им особо и нечего было. Ну, разве что иногда, после выпивки, припомнит кто кому прежние обиды да оглоблей погоняет по хутору. А выпить на хуторе любили все, и без этого редкий день обходился. Ну а вечером сам Бог велел, так что скучать по вечерам некогда было. И никакой телевизор им даром не нужен был, да и в электричестве хуторяне не нуждались, потому и детей в семьях помногу было. Так и жили. На работу — как на праздник, так что, почитай, каждый день праздником был. И надо ж такому случиться, что на этот сложившийся уклад посыпались странные происшествия, взбудоражившие всё население хутора.

Никто не мог понять, с чего всё это началось, кроме деда Панаса, который молчал, как рыба. Ничего этого могло бы и не быть, если бы у Панаса козёл не объелся гущи с бражки и не сдох. Потеря была невосполнима, хотя козёл частенько загонял деда то на забор, то на дерево. Но стоило хозяину налить козлу браги, как он становился дружелюбным и ласковым.

Похоронить своего любимца Панас решил по-христиански, на старом кладбище, но тайком от соседей. Мало ли что? Не дай Бог, узнают, ещё и выволочку дадут. А если баба Кулемиха проведает, так она и побить может. Никак не простит Панасу, что не женился на ней когда-то, вот и мстит. А куда было жениться, если она на две головы выше и в три раза толще Панаса была? Не пара, а смех! Так и осталась Кулемиха соломенной вдовой, обвинив в своей неудачной жизни бедного Панаса.