Остров Аграфены

Виталий подошёл к окну и сквозь небольшое пятнышко в стекле, не затянутое льдом, попытался разглядеть, что творится на улице. Взгляд упёрся в сплошную стену белого тумана, который и не собирался редеть. Да, самолёт сегодня в Терют не прилетел. Судя по всему, его не будет и завтра, и… А значит, придётся не только встретить Новый год, но, вполне возможно, провести все каникулы в этой замороженной дали, у самого полюса холода. За многие сотни километров от семьи, родных и друзей, в крошечном селе, где после вчерашнего концерта его знают все, а он – почти никого. Конечно, многие бы, наверное, были счастливы видеть за своим новогодним столом заезжую звезду из Якутска, но ему не хотелось быть гостем на чужом празднике. Вздохнув, он присел на гостиничную кровать и невольно потянулся к стоявшему рядом баяну – своему бывалому попутчику и верному другу. Вспомнились слова известного музыканта: можно пережить всё, если подобрать нужную песню… Да, наверное, можно…

Деньги на первый баян Виталию собирали и дальние, и ближние родственники – одной матери, рано потерявшей мужа, купить такую дорогую вещь было не по силам. Сам маленький музыкант просто не смог донести инструмент от магазина до дома – помогли взрослые, но зато уж потом Виталий не выпускал баян из рук. Играть он научился на удивление быстро, но в те годы баян был так популярен в якутской глубинке и взрастил столько местных виртуозов, что Виталий никак не мог пробиться в заветную пятёрку лучших музыкантов села. Завидуя счастливчикам, игравшим на всех концертах и праздниках, он поначалу посчитал это несправедливостью судьбы, с которой ничего не поделать, но потом решил дать бой соперникам на другом поле – начал сочинять свои мелодии, непохожие на известные песни.

Дела пошли на лад, его стали приглашать на выступления в Дом культуры, и однажды Виталий даже заслужил похвалу кумира всех якутских мальчишек, самого известного в те годы певца и автора любимых песен, но… Но, видно, дали знать о себе гены отца, за спиной которого стояла несколько поколений медиков. Да и сам отец вернулся с войны майором медицинской службы. Наверное, стал бы очень большим доктором, если бы не тяжёлые раны… После отца в доме остался целый шкаф медицинских пособий и атласов. Поначалу Виталий вместе с младшей сестрёнкой рассматривал эти таинственные книжки просто из любопытства, а потом они зацепили его по-настоящему. И когда семья переехала в Якутск, он понёс свои документы в приёмную комиссию не музыкального училища, а медицинского факультета. Так река его жизни разделилась на два русла, которые то расходились, то струились рядом, то пересекались самым неожиданным образом.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся», – когда-то сказал поэт. И как песня отзовётся – тоже предугадать сложно. Но точно одно: для каждой настоящей песни рано ли поздно наступает звёздный час, момент истины, когда она вдруг ложится на душу людям, становится для них другом и спутником, а иногда даже спасителем, отводя напасти и избавляя от бед. Бывает, что такой день приходит через много лет после рождения слов и мелодии, но песни умеют ждать…

Непраздничная грусть села Терют, без следа затерянного в этот день в горах и туманах Оймяконья, невольно заставила Виталия вспомнить одну из его первых песен, которую он сочинил ещё школьником:

Когда с обидой и печальюЯ жил на горестной земле,Мне снился ты за дальней далью,Цветок на каменной скале.Чтоб перед пламенем согреться,Вздувал я искорку в золе…

Эта песня всегда стояла наособицу среди сотни с лишним других, им написанных, потому что текст её был не на родном якутском, а на русском языке. И к тому же, балкарского поэта. Книжка Кайсына Кулиева в руки якутского мальчишки попала случайно, но очень зацепила одним жгучим стихотворением без названия. Виталий тогда ещё много чего не знал, и, глядя на фотографию поэта на обложке, никак не мог понять, почему народный депутат СССР, увешанный самыми высокими наградами, с болью пишет о какой-то обиде и печали? Какая обида и на кого может быть у столь процветающего человека?!. Но искренность поэтических строк Кулиева не вызвала сомнения у парнишки с чуткой душой, и песня «Цветок на каменной скале» родилась. Нельзя сказать, что она сразу же или с годами стала любимой у его друзей или слушателей, пожалуй, нет, но в душе Виталия жила неизбывно. Особенно после того, как он узнал, что все свои регалии Кайсын Кулиев получил только в последние годы жизни, после реабилитации – государство пыталось загладить вину перед бывшим военкором и десантником, представленным к званию Героя Советского Союза, но вместо этого лишённым всех боевых наград и надолго запрещённым в печати. А случилось всё потому, что герой войны, уже признанный поэт, выписавшись в 1944 году из московского госпиталя после тяжёлого ранения, хоть и был встречен с цветами писательской элитой, не пожелал с этой элитой остаться. Он отказался от столичной славы и заманчивых предложений властей, самовольно уехав в далёкую глухую Киргизию, куда был безвинно выслан с Кавказа его родной балкарский народ. И жил там до тех пор, пока балкарцев не возвратили на родину…

Туман за окном к вечеру начал редеть, но на смену ему исподволь подкрадывалась белой лисицей таившаяся где-то в межгорьях пурга. В её негромком запеве начали таять последние шансы на скорое возвращение домой. И вот уже, подхватывая и закручивая целые снежные облака, всесильная властительница гор и тундры завела свой неумолимый танец вокруг маленькой сельской гостиницы, погружая её в белую мглу…

Но можно пережить всё, если подобрать нужную песню… Виталий взял баян и пальцы сами побежали по клавишам, переводя невесёлое настроение в музыку и вместе с ней борясь с грустью. Следом за первыми тактами стали собираться в строчки слова. Круговорот метели рождал, конечно же, вальс. Вальс-послание любимым и родным, ждавшим его в далёком городе…

Не суди строго ты,Что дарю не цветы,Их нигде в эту ночь не найдя,Ты прости мой порыв,И прими мой мотив,Что в Терюте рождён,Нас сведя…

Это был единственный подарок, который мог он сделать им сейчас и который мысленно отправлял через бескрайнюю белую тайгу, через спящие под снегами аласы-луга и скованные льдами реки огромной Якутии. Виталий, конечно же, ещё не мог знать, что «Терютский вальс» станет одной из любимых песен его слушателей, но он уже чувствовал, понимал, что этот неожиданный вальс станет по-особому близок ему самому и всегда будет возвращать в одинокий новогодний приют, затерянный в пурге…

Грусть перешла в мелодию и уплыла с ней, плавно кружась в снежных воронках вьюги и как будто успокаивая их. На душе посветлело. Виталий достал бутылку шампанского, которую хотел привезти домой, начал открывать, но передумал: кто же пьёт шампанское в одиночку?!. Налил из графина воды в гостиничный гранёный стакан, вставил в него маленький походный кипятильник, вскипятил и заварил чай, добавив в него пару ложек голубичного варенья, которое подарили ему после концерта. Подошёл к окну, чокнулся стаканом с проталинкой на стекле и долго смотрел в белую круговерть, отхлёбывая чай маленькими глотками и вспоминая новогодние праздники прошлых лет.

А когда наступила полночь, метель за окном вдруг внезапно затихла, словно тоже решила отметить Новый год. Виталий с неверием сначала приоткрыл дверь, а потом вышел на крыльцо: не показалось ли? Оказалось, нет, не показалось. Белая пелена и впрямь растворялась на глазах, а над горами начали одна за другой высвечиваться звёзды – пока только самые большие и яркие. А потом небо вдруг полыхнуло зелёным пламенем сияния и покатило его переливы над дальними и ближними вершинами, вызывая невольный восторг.

– Ничего себе! Откуда тут такое?! Прямо как в тундре! – вслух восхитился Виталий. – Неужто она решила новогодний привет своему певцу отправить?!.. – Он улыбался, провожая глазами небесные волны и уплывая вместе с ними в воспоминания.

Да, с тундрой у Виталия получилось забавно – он написал о ней раньше, чем увидел. Ещё в стройотряде, когда учился на медфаке. Друзья-студенты готовили концерт и попросили поискать или сочинить какую-нибудь неизбитую мелодию для северного танца. А он, на удивление, вдруг поймал с небес такую волну вдохновения, и так здорово перевёл её в ноты, что даже постеснялся сразу сказать друзьям, что «Тундра» – его собственное творение. «В здешней библиотеке чей-то сборник с нотами под руку попался», – придумал Виталий.

Студентам и зрителям песня понравилась даже больше танца, который под неё станцевали. Как оказалось, не им одним. Автору пришлось сознаться. Правда, собственный текст он потом заменил на стихи известного якутского поэта, которые прекрасно легли на музыку. Это был тот случай, про который говорят: наутро он проснулся знаменитым. Но знаменитым проснулся не Виталий, а песня – она стремительно взлетела над Якутией, а потом и над Россией, далеко обогнав по славе своего сочинителя.

И впрямь, не надо было знать якутский язык, чтобы при первых же тактах музыки почувствовать и увидеть бескрайние белые просторы тундры, полыхающее над ней полярное сияние и летящую под ним оленью упряжку, подгоняемую голосистым каюром: