Остров Буян

— Варлав в театре?

— Да. Декорации мы установили. Но нет света, Жанночка, нет света.

— Будет вам свет, успокойтесь, — цыкнула на Закревского ведьма. — Вот ведь кадры! Просто не с кем работать. Хохлов приехал?

— За ним послали, — отозвался поспешно фюрер, который от волнения не мог усидеть на месте и метался из угла в угол по маленькой гримерной, на ходу заламывая руки. — Но он сбежит. Сбежит, вот увидите. Он же обеспеченный человек, зачем ему так рисковать.

Похоже, для Закревского бизнесмен Хохлов был последней надеждой, а его бегство явилось бы для перепуганного артиста спасением. Операцию пришлось бы отменить, и вляпавшийся в большое дерьмо фюрер мог бы с чистым сердцем отправиться в кабак пить баварское пиво.

— У нас ведь и девственницы нет, — всплеснул он руками. — Во всём театре нет девственницы, — можете себе представить, Крафт? Это же просто какое-то обрушение нравов! А в мое время они были. Поверьте, Вацлав Карлович, среди актрис попадались невинные создания.

— Хватит трепаться, Закревский, — притормозила расходившегося фюрера ведьма. — Девственницу буду играть я.

— Милая моя, — ахнул артист, — но какая же из вас девственница? Вы на себя посмотрите! Вас же не спасут ни грим, ни свет. Вы же типичная женщина-вамп. Как хотите, но это профанация, и закончится она весьма скверно, поверьте опыту старого артиста.

— Нет, вы только на него посмотрите! — взвилась Верка. — Он, видите ли, может сыграть фюрера, а я не смогу сыграть девственницу! Я хотя бы была когда-то ею, а из тебя Гитлер как из собачьего хвоста сито.

— Так я ведь и не спорю, Жанночка, драгоценная вы наша. Я ведь и уважаемому Варламову сказал — не смогу. Ну, не моя это роль. Всё-таки даже у очень хорошего артиста есть свой потолок. Скажите, а зверь действительно будет настоящий? Я его как увидел там, в Вавилонской башне, так у меня всё и оборвалось. До сих пор руки трясутся. Вот, можете полюбоваться.

Руки у Закревского действительно тряслись, но было ли это следствием пережитого страха или предчувствием новых ужасов, я судить не берусь. Честно говоря, я мало что понял из разговора ведьмы и артиста. При чем тут девственницы? Они что, сняли в аренду театр, чтобы провести здесь репетицию любительского спектакля? В таком случае на какую роль они пригласили меня — уж не на роль ли зверя апокалипсиса? О своем чудесном превращении в Вавилонской башне я уже слышал от Борщова, но не очень ему поверил — у страха, как известно, глаза велики. А потом, одно дело — Вавилонская башня и совсем другое — российский театр. Это же совершенно другой мир. Какие тут могут быть чудеса?

— Я всё-таки не понимаю, — опередил меня с вопросом Вацлав Карлович Крафт. — При чем здесь театр?

— Вы о магии искусства слышали? — обернулась в его сторону Верочка.

— Но ведь это же просто слова, драгоценная вы наша, — опять вмешался в разговор Закревский. — Я уже тридцать лет на сцене и с уверенностью могу говорить, нет здесь никакой магии. Понимаете? Нет! И зря уважаемый Варламов всё это затеял, ничего у него не получится.

— Тогда и вам, Закревский, волноваться нечего, — усмехнулся я. — Сыграете еще одну роль еще в одном спектакле, и точка.

— Я ведь за дело волнуюсь, молодой человек, — скосил глаза в мою сторону фюрер. — Люди большие деньги потратили, огромные усилия приложили, и вдруг — конфуз!

— Вам заплатили деньги, Закревский? — окрысилась на испуганного артиста Верочка. — Вы согласились участвовать в эксперименте? Вот и помалкивайте!

— Кто ж знал, что всё будет именно так, — вздохнул Вацлав Карлович Крафт.

Возможно, Цезарь сказал бы что-нибудь еще не менее крамольное и интересное, но в это мгновение дверь в гримерную распахнулась, и на пороге картинно возник мой старый знакомый ведун Варлав. Правда, на этот раз он был в белых брюках и рубашке крикливой расцветки. Ни дать ни взять режиссер провинциального и не шибко процветающего театра. На лице ведуна была написана решимость. Он наполеоновским взглядом оглядел свое оробевшее воинство и осмотром остался доволен.

— Все готовы? — спросил он слегка охрипшим голосом.

— Хохлова нет, — пискнул из угла фюрер.

— Бонапарт уже на сцене.

— А как же супруг Веры Григорьевны? — спросил Цезарь.

— Он явится в свой черед. Жанна, вы готовы?

— Внутренне да, но мне надо переодеться.

— Через пять минут начинаем, господа. Как прозвенит третий звонок — всем быть на сцене.

Варлав любезно подхватил порозовевшую Жанну под руку и покинул помещение, где в горестном недоумении застыли два потрясателя Вселенной и ваш покорный слуга.

— Это будет самый бездарный спектакль из всех, в которых я участвовал, — простонал Закревский.

— Чего уж там, — махнул рукой Цезарь и опасливо покосился в мою сторону.

— А я текст забыл, — спохватился я. — Видимо, перегрелся на солнце.

— Да какой у вас текст, молодой человек, — махнул рукой Закревский, — рычите только погромче и размахивайте руками. Мы тут недавно «Аленький цветочек» играли, вот там был текст! А как всё хорошо закончилось! Добрый молодец и красна девица сыграли свадебку. Я там был, мед-пиво пил…

— По усам текло, а в рот не попало, — дополнил фюрера Цезарь.

— Вы только нас не перекусайте, почтеннейший Вадимир, — заискивающе попросил Закревский. — Я ведь всего лишь подручный при благородном отце.

— А кто у нас благородный отец? — удивился я.

— Гай Юлий Цезарь, естественно, — пояснил мне актер. — У Гитлера, как вы знаете, детей не было. Вас что же, даже с сюжетом не ознакомили?

— Увы, — развел я руками. — Всё спешка, спешка.

— Вот это организация процесса, я вас умоляю, — возмутился Закревский. — Выталкивают человека на сцену, не объяснив ему сверхзадачу спектакля. Значит, так, молодой человек: вы Ромео, она Юлия из рода Юлиев. Девушка влюбилась в вас безумно, и вы в нее тоже. Но вы Ромео со специфической репутацией, то есть демон. А у Юлии есть жених, некий барон де Френ. И вот в самый ответственный момент он появляется на сцене с мечом в руке и пытается вас убить. Благородный отец Цезарь Цезаревич в ужасе. Его дочь спуталась черт знает с кем. Извините, конечно, за грубость, Вадимир, но из пьесы слов не выкинешь. Чтобы отомстить демону, соблазнившему его дочь и убившему будущего зятя, то есть вам, он обращается к знаменитому чернокнижнику, его играет, точнее, изображает господин Варлав (актер он никудышный, но это исключительно между нами), и этот колдун вызывает на подмогу доблестных воителей, то есть нас с Наполеоном. Дальше происходит битва демонических сил с нашими армиями, но это уже скорее за рамками сцены.

— А кто победит? — полюбопытствовал я.

— А черт его знает, — пожал плечами Закревский. — Финал у этого спектакля остался открытым. Тот же господин Варлав лишь загадочно улыбнулся в ответ на мой вопрос.

— Дешевая мелодрама с элементами фарса, — сделал я свой вывод.

— А я что говорю, — вздохнул Закревский. — Поручили бы дело профессионалам. А то ведь сюжетец — полное фуфло. Репетиций не было. Изволь играть с листа. Ну я-то ладно, уж фюрера как-нибудь слеплю. А вот у Вацлава Карловича очень сложная роль. Какая гамма чувств и переживаний! Это же надо сыграть. А он первый раз на сцене. Да, не забудьте переодеться, молодой человек. Костюм, правда, не Ромео, а герцога Орсино из «Двенадцатой ночи», но ведь и вы не юноша.

Скажу откровенно, я так и не понял, зачем Варлаву понадобился этот дурацкий спектакль. Что и кому он собирался этим доказать? Может, в этом была какая-то хитрость, какой-то отвлекающий маневр? Ведь собрал он на сцене почти всех людей, побывавших в Вавилонской башне, за исключением Борщова и покойного Чарноты. Впрочем, покойный Чарнота тоже был здесь, но Варлав, судя по всему, об этом даже не догадывается. И в эту минуту я не был уверен, помешает ли мое присутствие Варлаву в достижении цели или наоборот, поспособствует. А не пора ли уносить отсюда ноги и тем самым сорвать спектакль? Пока я раздумывал над вопросом, быть или не быть мне на сцене драматического театра, раздался третий звонок.