Остров Буян

— Ну, — торжественно произнес Закревский, — с премьерой вас, дебютанты. Ни пуха ни пера.

— К черту, — дружно отозвались мы с Цезарем. Цезарь был облачен в тогу. Голову его украшал венок из листьев, но вряд ли лавровых. Смотрелся он вполне пристойно и в каком-нибудь районном клубе, на фестивале сельской самодеятельности, наверняка бы сорвал бурные аплодисменты зала.

— Кинжал забыли, ваше высочество, — спохватился Закревский, передавая мне предмет, от которого за версту несло бутафорией. Я попробовал его обнажить, но кинжал составлял с ножнами одно целое. Тем не менее это бутафорское оружие я всё-таки прицепил к поясу и решительно шагнул на сцену.

Зря, между прочим, Закревский волновался по поводу света, его на сцене было столько, что я невольно зажмурился. И совершенно напрасно это сделал, поскольку, не пройдя и трех шагов, споткнулся о какую-то железку и растянулся в полный рост на сцене. В зале засмеялись, из чего я заключил, что зрители там всё-таки есть. Не успел я встать на ноги, как на сцену впорхнуло очаровательное создание, почему-то белокурое, которое защебетало сладким до приторности голосом:

— Ты здесь, любимый, ты пришел. Для бедной Юлии твое явленье в радость.

— Пришел, — охотно подтвердил я. — Бежал, летел, вот, думал, счастье близко. Да вот споткнулся о порог, разбил колено, повредил мениски…

— Ты что несешь? — зашипела мне на ухо рассерженная Верка. — Какие еще мениски?

— Зато в рифму, — не остался я в долгу, разглядывая декорации.

Надо признать, что сцена была убрана со вкусом. Кулисы из черного бархата, падуги из того же материала, что, безусловно, сразу же настраивало зрителей на минорный лад. На заднике было нарисовано что-то среднее между средневековым замком и римским палаццо. Я, между нами говоря, слабо разбираюсь в архитектуре, но художник, изобразивший на огромном полотне это сооружение, разбирался в ней еще хуже. По моим прикидкам здание должно было рухнуть на головы приемной комиссии еще во время сдачи объекта. Оставалось утешать себя тем, что замок нарисованный и его разрушение серьезными травмами нам не грозит.

— Родитель и жених сегодня на охоте. Для нашей встречи это добрый знак.

— Пусть их тревожит там, во чистом поле, лишь звук рожков да лай собак.

— Хорошо сказал, — прошептала Верка. — Но пора переходить к делу.

— К какому еще делу? — не понял я.

— Ты должен соблазнить меня, в крайнем случае изнасиловать.

— С какой это стати я буду проделывать подобные вещи на глазах стольких свидетелей и правоохранительных органов.

Нельзя сказать, что в зале был аншлаг, но человек двадцать там сидело. И, приглядевшись попристальней, я обнаружил в первом ряду Мишу с Васей, которые невесть какими путями проникли на представление, совершенно не предназначенное для сотрудников ФСБ.

— Мне душно, ах, — пропела Юлия.

— Ослабить вам корсет?

— Снимите лучше сразу платье.

— Эй, олухи, там, наверху, гасите свет, нас ждут любовные объятья.

К моему удивлению, свет действительно притушили. Правда, не настолько, чтобы заинтересованный зритель не мог видеть разоблачающейся с моей помощью Юлии. Должен сказать, что Верка в своем разоблачении зашла слишком далеко, настолько далеко, что вызвала восхищенный шепот зала. Фигурка у нее действительно была хороша, чего там говорить.

— На ложе, герцог, мы возляжем с вами.

— Всегда готов служить прекрасной даме, — бодро ответствовал я, чем сорвал бурные аплодисменты.

После чего мы действительно с удобствами устроились на ложе. И тут же выяснилось, что Верка, наплевав на все театральные условности, требует от меня буквального соблюдения брачного ритуала.

— Неужто на глазах всего честного люда мы с вами, Юлия, здесь предадимся блуду?

— Где видишь ты людей, моя отрада, ведь здесь стена, за ней ограда. А если вдруг охотники вернутся к нам не в срок, мы первыми услышим их призывный рог.

Я, разумеется, знал, что моя партнерша любит заниматься сексом в самых вроде бы неподходящих для этого дела местах, но мне и в голову не приходило, что она устроит мне экзамен прямо на сцене драматического театра. Впрочем, экзамен она устраивала не мне, а очень похожему на меня типу. К тому же демону. А у демонов есть кое-какие преимущества перед людьми — это отсутствие стыда и совести. Не знаю, что увидели смущенные зрители в полутьме, но услышали они многое, за это я ручаюсь. Ну и как водится, свет дали в самый неподходящий момент, когда, достигнув высшего земного наслаждения, мы устремились в небеса за истиной.

— Что вижу я! — воскликнул не кто иной, как Вацлав Карлович Крафт. За ним мрачной тенью нависал барон де Френ. — Ты, дочь моя, невинное дитя, в объятьях зверя. Я в ужасе, глазам не верю. О Цезарь, Цезарь, род твой опозорен.

— Прошу прощения, господа, — сказал я, натягивая штаны, — мой грех неволен. Шел мимо, заглянул к знакомой. Отец ее проводит время на охоте, жених, по слухам, утонул в болоте. Что делать мне? Взыграла в жилах кровь, и вот пожалуйста — любовь.

Я сразу же заметил в глазах у Петра Сергеевича Смирнова нехороший блеск. Такими глазами актеры на сцене на своих партнеров не смотрят. Во всяком случае, я на это надеюсь. Ждать от человека с перекошенным от ярости лицом возвышенных и внятных монологов не приходилось.

— Отродье дьявола, исчадье ада, лишь смерть твоя — моя награда!

Должен признать, что сказано это было с большим подъемом и сопровождалось весьма выразительным жестом в мою сторону. Зал вежливо зааплодировал. Вообще-то рогоносцев у нас не любят, обманутым мужьям не сочувствуют, но в данном случае зрители отметили экспрессию исполнителя. Пьер де Френ угрожал мне мечом, довольно остро отточенным, как я успел заметить. В моей же руке был только кинжал, да к тому же бутафорский. Мне такой расклад не понравился. По сюжету я не мог быть убит в первом акте. К счастью, Петр Сергеевич был весьма посредственным фехтовальщиком, что позволило мне повеселить почтенную публику. Я легко уклонился от летящего мне в голову меча и ткнул барона под ребра бутафорским кинжалом, даже не вынимая его из ножен. Смирнов умирал очень натурально и опять сорвал аплодисменты. Впрочем, умирал он не впервые и, видимо, кое-какие навыки приобрел.

— Он умер, умер, о мучитель, — заломил руки Крафт-Цезарь, — невинного созданья погубитель. Я отомщу тебе, коварный соблазнитель. И боги будут на моей стороне.

Последняя фраза не уложилась в стихотворный размер, но я не стал придираться к Цезарю и покинул сцену, поскольку уже отыграл свою роль в этом акте.

— Браво! — прошипел мне из-за кулис фюрер Закревский. — Вы, Чарнота, рождены артистом. Скажите, а ваша смерть, показанная по телевизору, тоже была инсценировкой?

Похоже, Закревский ничего не знал о существовании моего двойника, что, впрочем, было неудивительно. В конце концов, Варлаву незачем было посвящать своих нанятых за немалые деньги помощников в тонкости проводимой операции. Вот только ведун оказался в неведении, что подмена была двойной, и его похожий на меня помощник, уж не скажу, демон он или человек, выведен из игры, пусть и на время.

— У меня к вам просьба, Аркадий Петрович, — попросил я Закревского, — кликните меня, когда придет мой черед выходить на сцену.

— Не сомневайтесь, Вадимир Всеволодович. Я здесь поставлен господином Варлавом как раз для этой цели.

— А где сейчас находится колдун?

— На сцене. Беседует с Цезарем. Можете послушать.

— Нет, спасибо. Я лучше передохну.

В гримерке никого не было, и я первым делом извлек из висевших в шкафу джинсов мобильник. Сокольский откликнулся сразу.