Остров Буян

Иванка и Кузя оба раскрыли рты.

– Взаправду?! – дрогнувшим голосом произнес Иванка.

– Петро Шерстобит сгодится? – спросил Гурка.

– А он пойдет?

– Со мною он всюду пойдет. Ивана Липкина, тульского кузнеца, знаешь? Сгодится?

– То парень кремяный! – признал Иванка.

– Стало, сгодится. Татарин Шарип не хуже его и тоже со мной куды хошь… И еще наберем, – сказал Гурка.

– Ну как, Кузьма, не сробеешь? Ты что же молчишь? – спросил друга Иванка, видя, что он задумчиво чешет в затылке.

– Постой, не мешай. Я считаю, сколь хлебушка надо в дорогу на столько людей, – сказал Кузя.

– Вот малый так малый! – воскликнул Гурка, подставив Кузе свою богатырскую пятерню.

Кузя с маху ударил его по ладони своею мягкой тяжелой лапой. Иванкина рука твердо легла сверху, скрепляя их рукобитье…

3

Самое трудное было сговорить сопровождающего конного стрельца и двоих ямщиков Ямского приказа, чтобы они взяли с собой в товарищество пятерых молодых парней.

– А вдруг они конокрады и нас пограбят! – сказал один из ямщиков.

– Не на тебе ответ, а на мне, – возразил ему Кузя. – Я не страшусь, а тебе что? А я мыслю так: нас всего четверо, разбойники нападут, и нам не сберечь коней, а увидят столько народу, кто сунется грабить!

На дорогах было всегда неспокойно, и прежде других согласился с Кузей стрелец. За ним сдались ямщики.

Когда на другой день они выехали из Москвы, на ближних ямских дворах они узнали, что Васька Собакин с двумя холопами и ямщиком уже проехал по Новгородской дороге. Кузя заторопил товарищей.

– Да куда нам гнать – не с грамотой царской скачем. Загонишь коней, а дохлые клячи на кой черт в ямских дворах! – возразил пожилой ямщик.

Но Кузя настаивал. Он был старший, и все должны были его слушать.

К вечеру третьего дня они снова услышали о Собакине, но оказалось, что он пропьянствовал целую ночь, задержался в пути и был значительно ближе. Надежды нагнать его стало больше.

Миновали Новгород. Близилось место сдачи ямских коней.

Иванка боялся, что в Новгороде они потеряют следы Собакина. Однако дальше, за городом, встречный ямщик снова сказал Кузе, что видел Собакина. Теперь он ехал совсем уже невдалеке впереди них, и вот-вот они могли оказаться вместе с ним на ночлеге. Товарищи, посовещавшись, решили, что им не годится попасть на ночлег в одно место с Васькой, чтобы никто их не мог опознать. Надо было не только догнать его, но обогнать, чтобы выбрать место для схватки заранее и поудобнее…

И вот наконец Собакин остался у них позади.

Ссадив с лошадей Иванку с друзьями на перекрестке дорог не доезжая посада Сольцы, Кузя поехал сдавать на ямской двор коней и обещал тот же час возвратиться, чтобы помочь в нападении на Ваську, который был должен подъехать к вечеру, чтобы к ночлегу попасть в Сольцы…

Петр Шерстобит, вооруженный большим медвежьим ножом, Гурка с кистенем, Иванка с Кузиным пистолем, Гуркины друзья с романовского двора – тульский кузнец Иван Липкин и татарин Шарип – с топорами дожидались проезда Собакина у дороги в лесу.

Все пятеро медленно брели по дороге, словно крестьяне, которым осталось рукой подать до своей деревни и некуда торопиться.

Уже из кустов и из-за темных елок по сторонам дороги начали выползать сумерки и подсинили снег, когда послышалось бряцание ямских бубенцов… Все пятеро товарищей, вместо того чтобы свернуть с дороги, растянулись в один ряд, загородив проезд.

– Егей-ей! – крикнул ямщик за их спинами.

И вдруг все пятеро повернулись и стали навстречу коням.

– Стой! – крикнул Гурка разбойничьим покриком.

– Гони! – крикнул Васька Собакин, вскочив в санях, и тогда Иванка поднял пистоль.

– Стой! – гаркнул он во всю глотку.

Ямщик задержал коней.

– Что за люди, чего вам? – спросил воеводский сын.

– Робята, хватай! – зыкнул Гурка, и все разом кинулись на проезжих.

– Разбойники! Караул! Грабеж! – кричал Васька.

И вдруг двое холопов Васьки враз выхватили пистоли и выпалили в упор в пятерых друзей. Но руки ли дрогнули у холопов, или плохи были пистоли – выстрелы их не принесли вреда.

– Бей их, вяжи! – закричал Гурка и хватил по башке кистенем одного из холопов.

Началась свалка. Петр Шерстобит схватил переднего из четверки коней под уздцы и завел его в снег, в сторону от дороги. Иванка нажал курок, но пистоль его дал осечку. Тогда он схватился врукопашную с Собакиным. Он сжал врага за горло и притянул к саням, а на него самого навалился кто-то сверху и тоже схватил за горло.

– Иван, беги! Беги! – услышал он голоса своих, но он не мог выбраться из-под тяжести и только тут услыхал звон приближающихся бубенцов по дороге, множество голосов и пальбу из пистолей… И вдруг горло Иванки охватила веревочная петля, а в глазах потемнело…

Иванка очнулся, когда вволокли его в избу и поставили перед Собакиным. Когда наскакали сзади проезжие – торговый немец, ехавший под охраной стрельцов во Псков для покупки хлеба, – все побежали, и только Иванка да Иван Липкин попались.

Рот Иванки был заткнут тряпкой.

– Дай ему в рожу, тезка, – сказал Собакин, и его холоп ударил Иванку в скулу кулаком.

– Вынь теперь у него затычку, – велел воеводский сын. – А ты, пес, отвечай, – обратился он к пленнику: – Пошто на нас напали и кто с тобой во товарищах был?

– Про то я сам знаю! – ответил Иванка.

– Ну, дай, тезка, ему еще, да покрепче, чтоб стал разумней! – приказал Собакин холопу.

И Иванка упал под градом пинков и кулачных ударов.

Глава восемнадцатая

1

Кузя, едва покончив со сдачей своих коней на ямском дворе в Новгороде, хотел поспешить на помощь товарищам, как обещал. Но не успел он выйти из избы, как в ворота ямского двора влетело несколько богатых саней. Громко разговаривая о нападении, вошел Васька Собакин, и в избу внесли связанного бесчувственного Иванку. Кузя побледнел и остановился в нерешимости.

– Вот так-то и вышло, Кузьма, – негромко сказал над его ухом знакомый голос. – С немцем там цела толпа наскакала. Липкина Ваньку тоже схватили.

Кузя оглянулся. Рядом с ним в избе стоял Гурка.

– Идем скорее во двор. Сейчас признают меня при огне, – сказал скоморох и поспешно вышел из избы.

Кузя вышел за ним из ворот. Гурка прошел по улице и, свернув в проулок, зашел в ворота приземистого, глубоко осевшего в снег домишка. Старуха хозяйка им отворила дверь и молча впустила в избу.