Остров Эллис

— Да. Ты выглядишь великолепно, и в этом я тоже не вижу ничего хорошего. Итальянцы! — воскликнула она. — Постой, я хочу лично встретиться с этим Марко, и я скажу ему, что если он хотя бы дотронется пальцем до моей племянницы, ему придется очень плохо!

Но несмотря на все свои ворчания по поводу Марко, Кетлин была рада за Джорджи: по крайней мере, хоть один мужчина заинтересовался ею, а ее воодушевление от похода в кино было так сильно, что Кетлин была не в силах отказать ей или настоять на своем сопровождении. Ее естественная непорочность еще более усиливалась от слепоты, что разрывало сердце тетушки Кетлин. Она знала, как сильно Джорджи зависела от Бриджит, чтобы суметь адаптироваться в этом новом для нее беспросветном мире, а поскольку на следующей неделе Бриджит покинет их, то в жизни Джорджи возникнет пустота. И, может быть, хотя Марко и был итальянцем… может,для Джорджи будет лучше, что в ее жизни появится кто-то еще.

Но, когда она открыла дверь и взглянула на Марко, она подумал: «Он слишком красив, чтобы быть непорочным. И этот костюм! Где, интересно, водитель грузовика сумел приобрести такой костюм? Он стоит целое состояние».

— Добрый вечер, — произнес с улыбкой Марко. Вы миссис О'Доннелл?

— Да, — сказала Кетлин без тени теплоты в голосе. — И я хочу, чтобы вы знали, я отпускаю Джорджи с вами только потому, что ей очень хочется пойти в синематограф. И не задерживайтесь там допоздна!

— Мы вернемся до полуночи, — сказала Джорджи, протягивая Марко руку.

— Полуночи? Вы вернетесь в десять, или я знаю причину, почему вы задержитесь! — выпалила она и тут же подобрела. — Рада познакомиться с вами, мистер Санторелли. Теперь вы позаботитесь о Джорджи.

Он уже помогал ей сойти по ступенькам.

— Я позабочусь о ней, — сказал он.

Он провел Джорджи по дорожке и помог залезть в свой грузовик. И они поехали в сторону Манхэттена.

— Ты выглядишь необыкновенно.

— Спасибо.

— И, я думаю, тебе понравится в синематографе, — проговорил он.

— Я жду с нетерпением.

Синематограф, как буря, ворвался в большие города Америки. За четыре года, начиная с 1905, было открыто более трех тысяч синематографов. В Чикаго их было три сотни, в Питсбурге — более ста, и многие дельцы забросили свой бизнес, чтобы заняться этим быстро приносящим прибыль делом. Многие склады были превращены в залы синематографа, и поскольку залы на 200 мест уже считались театрами и для их открытия необходимо было покупать лицензию за 500 долларов, то многие открывали «дешевые» синематографы на 199 мест. Для этого нужен был еще экран, проектор и, может, пианист — и вы можете начинать свое дело. А, поскольку в синематограф ежедневно ходили около двух миллионов американцев, то это, действительно, было весьма прибыльное дело.

— Алая Маска с ножом преследует Элен, — шептал Марко.

Они сидели на правой стороне в последнем ряду синематографа «Хейл». Зал был до отказа заполнен зрителями, пианист наигрывал бравурную музыку из прелюдии Шопена.

Джорджи с замирающим сердцем смотрела фильм глазами Марко.

— Сейчас он опрокинет ее на спину… подожди! Он что-то услышал! Он поворачивается, прислушивается… думаю, что он окажется полицейским… О Боже, нет, это китаец, поставщик опиума… Алой Маске удалось незаметно проскользнуть… он спрятался за гардиной… Ух ты, как здорово! Чинк уже решил, что Эллен полностью в его власти… он подходит к ней… распутывает веревки… вытаскивает кляп…

— Зачем?

— Думаю, он хочет поцеловать ее. Ах, он… а вот и Алая Маска снова… он заносит нож над спиной Чинка… и вонзает.Ух! Чинк дергается и падает на колени… а Алая Маска снова и снова вонзает в него свой нож… Чинк умирает…

Джорджи сжала руками подлокотники кресла и почувствовала в своей руке руку Марко.

— Подожди…в деле участвуют еще два сына Чинка… они видят своего отца… достают ножи… и направляются к Алой Маске…

— А Элен все еще привязана к стулу?

— Да… Один из сыновей поднимает в руке железный прут, которым размешивают уголь в…

— Печи, — подсказала Джорджи.

Ей было приятно ощущать тепло его руки.

— Он бросает его в Алую Маску… и, о Боже, гардина загорается! Алой Маске удалось выскочить… Чинки бегут за ним… О Боже, Боже, весь дом в огне!

— А кто-нибудь спасет Элен?

— Не знаю. Господи, пламя почти достигло ее стула… она в ужасе, пытается освободиться от веревки… Кто-нибудь,спасите Элен!

— Марко, я больше не могу!

— Черт!

— В чем дело?

— Конец серии. Придется ждать до следующей недели, чтобы узнать продолжение.

— О, какие ужасные люди! Я хочу узнать сейчас!

— Хорошо! Сейчас начнется ковбойский фильм. Хочешь остаться? Он называется «Аризона».

Джорджи улыбнулась в темноте.

— Еще бы! — ответила она.

* * *

— Итак, улицы с тех пор еще не покрыли золотым асфальтом? — спросил Роско Хайнес.

— Пока нет, — ответил Джейк.

Они пили пиво в одном из баров Гарлема. Роско вернулся в Соединенные Штаты из Гамбурга, чтобы позаботиться о своей больной матери, и через компанию Шульмана отыскал Джейка.

— Думаю, мне не на что жаловаться, — заметил Джейк. — У меня есть работа, я живу в хорошей квартире, благодаря Марко. Боже, я должен ему столько денег за квартиру… Но, так или иначе, все могло сложиться гораздо хуже.

Он торопливо допил свое пиво. Джейк был единственный белый в этом баре и понимал, что он привлекает к себе внимание. Роско сказал ему, что он, черный, не может войти в бар для белых. Гарлем, который всего несколько лет назад был районом только для белых, районом проживания среднего класса, с невероятной быстротой заселялся чернокожим населением, что порождало бесчисленные расовые конфликты и формировало отношения на многие следующие поколения.

— Написал какие-нибудь хорошие песни? — спросил Джейка Роско.

— Я написал бесчисленное количество песен, но, похоже, хороших среди них нет. По крайней мере, Абе их таковыми не находит.

— Позволь, я скажу тебе кое-что об Абе Шульмане: он поддерживает только беспроигрышные варианты. И никогда в жизни он не публиковал песен никакого неизвестного автора. Он предоставляет другим возможность рисковать с неизвестными авторами, а затем он выкрадывает их. Ты с Абе теряешь время. Отдай свои песни в другое издательство.

— Но это не очень честно. И, кроме того, он дал мне работу.

— И что? Что не очень честно? Ты пытался предложить свою песню кому-нибудь их исполнителей? Я имею в виду, профессионалов?

— У меня нет времени «проталкивать» мои собственные песни. Абе платит мне за то, чтобы я рекламировал его.

— А ты, что, его раб? Скажи ему, пусть катится… — бросил Роско.

— Ну, я отправил почтой «О, мой музыкант в стиле рэгтайм»Норе Байес, но она вернула мне конверт нераспечатанным.