Остров Эллис

Выйдя в приемную, которая была завалена вырезками из газет, пепельницами с окурками и переполненными корзинами с мусором — Джин Файрчайлд был отличным менеджером кампании, но плохим хозяином — он подошел к двери. Держа пистолет в правом кармане пиджака, он отпер дверь левой рукой и открыл ее.

За дверью стояла его жена.

— Ван? Что..?

Оттолкнув его, она бросилась в кабинет. Она выглядела такой расстроенной, что сначала он подумал, что она опять пьяна. Дрожа, она облокотилась на дверь.

— Марко, — прошептала она, — ты будешь любить меня? Ты пустишь меня назад? О, Боже… — разрыдавшись, она бросилась к нему.

— Ради Бога, что случилось?

— Я была на вечеринке… а там был полицейский рейд…

— Боже, что же это была за вечеринка?

Она не ответила.

— Ван, расскажимне. Что это была за вечеринка? — повторил он вопрос.

Она оттолкнулась его и глубоко вздохнула.

— Вечеринка была… — она поколебалась. — Мужчины танцевали с мужчинами, а женщины с женщинами…

Жестом полного отчаяния она закрыла лицо кулачками.

— О, я не знаю, зачемя пошла…

— Кто пригласил тебя? Кто был с тобой?

— Моя подруга, с которой я познакомилась в «Сильвер Лейк»… Уна Марбери. Она владелица скульптурной галереи в Гринвич Виллидж. Она… — она остановилась, оторвав руки от лица. — О, ты не можешь понять. Боже, зачем я пришла к тебе?

Он внимательно смотрел на нее, впервые начиная понимать ее.

— Ван, — нежно сказал он, — что это за подруга, Уна?

Она посмотрела на него налитыми кровью, виноватыми глазами.

— Ты не сможешь понять. — Это было все, что она сказала, и открыла дверь. — Извини, что побеспокоила тебя.

И она выскочила так же быстро как и вошла.

Марко закрыл дверь и вернулся к себе в кабинет. Он шел медленно, будто в трансе. Он сел за стол и положил пистолет на место.

«Боже мой, —подумал он, — Теперь я понимаю, почему она никогда не хотела заниматься любовью…».

* * *

Джейк сидел на пустой постели в комнате своей дочери, глядя на разрисованные Максфилдом Парришем сказочными персонажами стены, и думал, что делать теперь с этой комнатой.

— Джейк, — сказала Нелли, — входя в комнату, — тебе не надо сидеть здесь. Это только может навеять на тебя меланхолию, что ни к чему хорошему не приведет.

Он не ответил, он даже не пошевелился. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Мы ведь говорили, что ей повезет, если она доживет до двадцати, — продолжала она, — так что, может, так и лучше. Возможно, ей так лучше.

— Ей лучше мертвой?

— Да, лучше мертвой. Какая жизнь была бы у нее? Когда я смотрела на нее, у меня разрывалось сердце от мысли, как мало получит она от жизни.

— Нелли, это я, Джейк. Не надо играть роль.

— Это не роль — это правда.

Он встал.

— Во-первых, у тебя нет сердца, чтобы оно разрывалось. А во-вторых, ты никогда и не смотрела на нее. Единственный человек, которому будет лучше, это — ты, потому что у тебя больше не будет этой заботы.

— Это низко говорить такие вещи!

— Но это так. И знаешь, Нелли, меня это больше не волнует. Ты — такая. Я был поражен, что вчера после спектакля ты осталась дома с ней, когда она умирала — я был уверен, что ты пришлешь соболезнование.

— Хорошо, сегодняпосле театра меня не будет дома, — ледяным тоном проговорила она. — И, если ты заявляешь обо мне такие вещи, можешь заниматься подготовкой к похоронам самостоятельно.

Он печально посмотрел на нее.

— Боже, как я мог когда-то влюбиться в тебя?

— И что это означает?

— Это означает то, что, по моему мнению, нам пора разводиться. Я больше не люблю тебя, Нелли. Внутри меня все мертво, как сама Лаура. Давай разведемся раньше, чем я начну тебя ненавидеть.

На какое-то время она умолкла.

— А может, я не хочу развода?

— Я оставлю тебе кучу денег. Ты будешь богатой женщиной. Зачем тебе жить с человеком, который ненавидит тебя?

Она опустилась на кровать Лауры и, прикрыв рот рукой, зарыдала.

— О Боже, Нелли, перестань играть.

— Я не играю, сукин ты сын, — всхлипывала она. — После стольких лет, как ты можешь быть со мной таким жестоким? Особенно сейчас,когда умерла моя дочь…

Как бы цинично не относился к ней Джейк, сейчас она не играла. С ней вдруг случился эмоциональный сейсмический шок: когда она осознала, что уже не молода, что не имеет той власти над мужчиной, который считается ее мужем, что единственный человек, которого она произвела на свет, мертв — и это словно тряхнуло ее.

Она подняла на него глаза.

— Ну? Скажи что-нибудь, Джейк.

— Что?

— Скажи, что ты еще любишь меня.

— Но я больше не люблю тебя.

И тут произошел второй сейсмический шок: она поняла, что Джейк больше не верит ей, как бы хорошо она не играла.

— Это из-за этой девчонки Вейлер? — спросила она, вытирая глаза.

— Какой девчонки Вейлер?

— О, не надо. Я все знаю. Эта старая глыба, ее мамочка, приходила ко мне на прошлой неделе, пытаясь уговорить меня, чтобы я положила конец тому, что мой муж «завел роман», как она выразилась, с ее дочерью. Она сказала, что ее дочери нет еще и двадцати. Я не знала, что ты увлекаешься несовершеннолетними.

— Я не тронулее и пальцем!

— Ну, ну.

Он устало посмотрел на нее.

— Чего ты хочешь?

— Меня абсолютно устраивает то положение вещей, которое есть сейчас. Мне нравится быть миссис Джейк Рубин. Ты лучший автор песен во всем Нью-Йорке, а я — лучшая их исполнительница. Мы — идеальная пара.

Она улыбнулась.

— А что, если я перестану писать песни для тебя?

— А почему ты это сделаешь?

— Потому что нельзя писать песни о любви для человека, которого ненавидишь.