Остров Инобыль. Роман-катастрофа
Шрифт:
Нет, дело не только в том, что Хинь-Чу человек Ельцина. Это слишком безобидно по сравнению с тем, что есть на самом деле. Учитывая, что президент весьма однозначно относится к Березовскому, и учитывая, что некоторое время он руководил ФСБ, ему на стол легла бумага, которая высвечивала рельеф деятельности Ивана Хинь-Чу с другой стороны. Со стороны для президента более неприятной, чем близость молодого карьериста к Ельцину.
Пять лет назад непотопляемый Иван Хинь-Чу вылетал в Тулон, где встречался с лидером ливийской революции Каддафи и ливанским министром нефти и энергетики Бадри. Источник в Кремлевской администрации утверждает: за этими переговорами стояло российское нефтяное лобби в лице Березовского и Абрамовича. Их главной целью было обсуждение
И последний фактор: созданное Хинь-Чу государство в государстве, где есть свои армия, спецслужбы, правительство, министерство иностранных дел, воздушный флот, финансово-промышленные группы…
В дьявольски перевернутых российских буднях войну называют миром. Каких еще нужно ждать катастроф? Кого и от кого собирается оборонять министр Хинь-Чу на фоне разваленных Вооруженных сил? Чем являются его войска и чем контрактники отличаются от наемников? Это вопросы, на которые ответит нам жизнь… Или смерть.
44
Ниже фронта облаков шла двойка боевых вертолетов.
Пилоты буднично разговаривали между собой и для поддержания бодрости спорили.
— Тут, Слава, шесть километров с ТВ-головой с увеличением и прочими наворотами, а у пилота Су-25 только пара глаз! Но вот пустить ракету скорее всего он не успеет, в этом-то вся и проблема… Только при идеальных условиях — согласен? — имеется некоторое преимущество. Ага! Вижу армейские бээмпэшки… Так… Ты видишь? Передаю координаты…
— Идеальные условия? Какие, Игорь, к черту, идеальные условия? Идеальные условия — это условия, для которых тренировали личный состав и готовили технику. Пустыня для ВС США — это тебе не родной ТВД. Проблем в Ираке у амов было немеряно. Это только тебе, капитан, их «Буря» прогулкой показалось! Потому что в настоящей пустыне ни разу не был! Потому что они умеют идеологически прикрыть разбой! А московские… Стоп, ладно…
— Ну, чего испугался-то, Славик? Кому мы теперь нужны в застенках гестапо? Летим, летим, а в какой стране сядем…
— В пустыне все по-другому, Гарик. Танкисты там вообще по полной программе огребли — «Абрамс» для пустыни совсем не годится. И «Апачам» их козлиным от песка досталось! Это никакие не идеальные — это самые что ни на есть реальные боевые условия, Игорек! И дальность обнаружения целей у A-10 в этих условиях выше минимум в три раза, чем у Су-25. Этим все сказано — согласись!
— «Апачи», Слава, лучше себя показали у югов: то ли два, то ли три были потеряны в не боевых условиях. А гонору-то было: счас все танки перебьем, двадцать четыре «апача», хана югам! А в итоге конвоировали колонны техники. Кстати, какие потери у югов после той долбежки, что им устроили пендосы? Если, конечно, не считать автобусы с тракторами? Вот вам и эффективность… Только не надо говорить, что у югов мало поубивали, потому что у них техники было мало, а вот в пустыне было много и у них много поубивали! Снижаемся, Слава?
— Снижаемся, Игорек… Вот мы сейчас балаболим с тобой, а внизу солдат с «Иглой»…
— Вижу гектаров шестьдесят суши, леса и домов… Какой-то странный флаг на доме… Царский, что ли?
— Смотри! Обломки пассажирского Ту!
— Есть! Передаю координаты суши в центр…
45
Чуть позже, чем неизвестные штурмовики неизвестно почему атаковали колонну бронемашин, уходящую от потопа, Сувернев собрал всех в полутемной каминной. В доме было темней, чем на улице, все окна пришлось зашторить.
— Друзья! Вокруг нашего благословенного островка идут нешуточные маневры. Все вы слышали недавно пулеметную пальбу и взрывы. Из соображений безопасности придется посидеть в темноте. Прошу не маячить у окон. Никто,
кроме дежурных и наблюдателей, без моего приказа не выходит на улицу. Никто не предпринимает никаких своевольных действий. Пока есть надежда выждать и выжить, мы должны выработать план совместных действий и четко придерживаться его. Вы знаете, что снайпером тяжело ранен новый товарищ — майор Тарас. Вероятно, стреляли в майора из дома, который занимает бывший криминальный авторитет, аферист и мошенник по кличке Крутой. Первый этаж этого дома уже подтоплен. Наблюдатели доложили, что два часа назад к дому подошли трое на плотике, связанном из автомобильных камер…— Это мой автомобиль, пшала… — сказала тихо, одетая в джинсы и свитер Анжелики, Раиса Крянгэ. Она не глядела ни на кого.
— К нам в поддержку, как успел сообщить майор, должна прийти группа вооруженных людей. Ее ведет брат-близнец майора по имени Лаврентий Тарас… — продолжал Сувернев, пропуская ее замечание мимо ушей. — Я расцениваю обстановку так. В природе произошел крупный экологический стресс. Вероятно, вся связь, кроме автономной, выведена из строя. Линии электропередач прерваны. Вокруг разруха и безвластие. Следует ожидать нашествия на наш спасительный холм оставшегося в живых люда. Не исключены, как показывает опыт, мародерство и разбой, нападения анархических банд и диких животных из подмосковных заповедников, которые интуитивно постараются выйти сюда.
— Животное в таких случаях тише мыши, — сказал Чугуновский, но и эту реплику Сувернев не счел существенной.
— Не исключены обострения психических заболеваний и, следовательно, большого кровопролития. Словом, что бы мы ни предполагали — нам необходимы организованность, порядок и единоначалие. Все починяются одному. Наша задача — выжить. Не дать Крутому перестрелять нас — схватить его самого и взять его арсенал. Не дать воде потопить нас — построить надежные плавсредства. Не дать голоду взять нас под микитки. Далее действовать по обстоятельствам. А теперь прошу всех поочередно высказать свои соображения, — сказал советник, обойдя взглядом лица собравшихся.
Лицо Колотеева с запавшими в пазухи черепа щеками, но выбритое до яичного глянца. Заплаканное лицо домработницы, на глазах которой словно заменили оптические линзы — с таким отроческим простодушным доверием смотрели они вокруг. Это ее лицо при случае и без оного все поворачивалось к Чугуновскому, лучась светом всепрощения и ожидания. Лицо Чугуновского, на котором этот свет преображался в ответную улыбку с оттенком печали. Лицо депутата Жучкова, которое, казалось, уходило через всхолмие лба в поле бритого складчатого затылка. Там оно исчезало, являя своим выражением мудрое согласие с порывами житейских бурь. Домашнее лицо его жены, за которым она постоянно и бессознательно следила по причине возрастного невроза и беспрерывно творила какие-то мимические упражнения, отчего ее становилось жаль. Лицо отрока Гоши, который сидел на коленях Раисы Крянгэ и листал географический атлас мира. Лицо Раисы, глаза которой как бы сердились, спрашивая: когда же возмездие? Она шептала что-то на ухо Гоше, а он щекотливо ежился и краснел, поводя плечом по влажной от дыхания женщины розовой щечке… Иногда Раиса поглядывала на обновленную дождями домработницу, как бы оценивая ее экстерьер. Та, подобно дрессированной мухе, сидела и не жужжала, а только изредка зябко потирала ладошки-крылышки, да вздыхала, высоко вздымая грудь, да скребла невидимое пятнышко то на одном боку юбки, то на другом.
Сувернев повел рукой, приглашая к разговору цыганку:
— Прошу вас, как человека из внешнего мира! Давайте прямо с места…
— Изъясняйтесь проще, коллеги! — попросил Жучков, записывая что-то в темноте карандашиком на сигаретной пачке. — Кто виноват. Что делать. Кому выгодно. Три пункта — и шабаш.
— Регламент, бинть! — словно кнутом щелкнул Колотеев, шлифанув взглядом, как наждачкой, все присутствие.
Раиса сняла мальчика с колен и все-таки встала, по-прежнему не поднимая глаз. Она помолчала в задумчивости.