Остров Невезения

По Нелиному кавказскому понятию, факт её старшинства и наличие дома внуков, естественно, предполагал и её более богатый жизненный опыт, а значит и авторитет. Её, несколько наивное, чайное, материнское покровительство забавляло меня. Я покладисто отзывался на её приглашения к чаю и терпеливо поддерживал разговоры.

— Сергей, уж слишком ты деловой и скрытный. Так нэхорошо, — лечила меня Нели, усыпляя мою бдительность чаем и печеньем.

— Просто ночная работа выбивает меня из нормального образа жизни, — оправдывался я.

— Но ты и днём куда-то ходишь, где-то пропадаешь, и ничего о себе не рассказываешь, — упрекала меня Нели, а Лали согласно кивала головой, молча, наблюдая за мной.

— Мне тоже никто о себе не рассказывает, и я совсем не нуждаюсь в этом, — выразил я свою позицию.

— Вот и плохо! — категорично заявила старшая по дому.

— Что же в этом плохого? — вяло ответил я вопросом, желая съехать с темы.

— Быть постоянно одному — плохо. Человек нуждается в семье, в близких, друзьях… — упорно продолжали лечить меня. — Вот у тебя дома семья есть? — перешла в наступление Нели.

— Нет у меня семьи. Есть друзья-приятели, — ответил я, догадываясь, как далее пойдёт беседа.

— Вот видишь! Нэт семьи, потому что ты сторонишься людей, — быстро поставили мне диагноз, пока в сдержанно-вежливой форме. Вот у меня в Боржоми есть сын, внучка. И здесь — много друзей-земляков, без них я бы с ума сошла.

— Я в этом так остро не нуждаюсь, — отбивался я.

— Неправда! В этом все нуждаются. У тебя и здесь, похоже, друзей нет, вот, ты только и ходишь на свою работу, — категорично оценила Нели моё социальное положение на острове.

— Я днём еще и в колледж хожу. На уроки английского и бесплатным Интернетом пользоваться. Там много всяких людей, — объяснял я своё, непонятное им, поведение.

— Вот именно, что там «всякые». Ты, вот, с нами в одном доме живёшь, а внимания к нам не проявляешь. Тебя, что жэнщины совсем не интересуют? Странный ты какой-то!

— По-моему, я вполне нормальный. Если тебя интересует моя ориентация, то я, до скучного традиционный натурал. И как ты можешь судить обо мне, если ты совсем не знаешь меня, — начал заводиться я от её заботы.

— Я то, пытаюсь узнать о тебе хоть что-то, а вот ты нами совсэм не интересуешься, что нам ещё подумать о тебе?

— Если я не интересуюсь вами, то это ещё не означает, что я голубой. Могут быть и другие причины, — оправдывался я.

— Какие же это прычины? — ещё более заинтересовалась соседка.

— Возможно, мне есть с кем сравнивать… — неловко ответил я, и приготовился к проявлению обиды.

— А как ты можешь сравнивать нас с кем-то, если не знаешь нас и знать не хочэшь?! — начала заводиться новая кавказская подруга.

— Есть вещи, которые можно чувствовать нутром, — попробовал объяснить я.

— Ах, так, мы тебэ нэ по нутру? — разочаровано подвела итог Нели.

— Не то… Я не испытываю к вам неприязни. Возможно, сейчас меня, что-то иное интересует больше, поэтому, мне нет до вас дела.

— Если это нэ секрэт, расскажи нам, что же тебя ещё интэрэсует, кроме работы по ночам и колледжа днём? — с досадой продолжала она доставать меня.

— Ну, меня интересует, кем и где я был в своей прошлой жизни? Почему меня угораздило родиться в советской Украине? Наказание это или исправление-усовершенствование? И надо ли мне бежать оттуда? — осторожно импровизировал я, желая уйти от навязанного мне вопроса.

Нели смотрела на меня, как на больного? Я понял, что мне уже поставили диагноз. И с этим мне предстоит жить на новом адресе.

— Сергей, ты тяжёлый случай! Я сомневалась, но теперь верю, что ты холостой и это надолго. И если тебя такое интэрэсует, тогда зачем ты на работу ходишь?

— Ты хочешь сказать, зачем мне деньги? Деньги для меня, как средство достижения свободы. На работах я долго не задерживаюсь, это лишь временная необходимая жертва, — пытался я объяснить, но сам понимал, что меня уже не слышат и едва ли поймут.

— Ладно, хватит мучить человэка, — примирительно включилась в разговор Лали. — Скажи-ка, Сергей, а для нас работу ты не мог бы найти. А то мы уже который месяц бэз работы сидим.

— Как у вас с документами и языком? — спросил я, хотя и сам обо всём догадывался.

— С языком совсэм плохо. А разрешение на работу надэимся получить черэз тры нэдэли, — охотно отозвались соседки.

— Тогда имеет смысл подождать разрешения, и уж после, искать работу, — рассуждал я.

— Может и так. Только мы уже, который месяц ничего домой не посылали. А там долги… Нэудобно родным звонить.

— Сейчас я могу лишь поспрашивать. Ну, можно пройти по агентствам и зарегистрировать вас, — проявил я участие в чужом горе.

Женщины подробно рассказали мне об ужасной жизни в современном Боржоми. О том, как они, по прибытию в Англию, с чей-то помощью, попросили политическое убежище, и перебрались в Саутхэмптон к своим землякам, которых здесь было уже немало. Пообещали обязательно познакомить меня с ними.

— Если вы в прошедшем году работали, платили налоги, и вы можете восстановить платёжные бумаги, то с этим можно обратиться в налоговый отдел с заявкой о возврате удержанных налогов. Наверняка, в сумме, ваши доходы за год — невелики, и вы именно та категория, — неуверенно предложил я в качестве утешения.

— Да, да. Мы слышали о таком… Мы соберём все бумаги с прежних работ… Посмотришь, что можно сделать, — охотно приняли предложение тяжело больного.

При первой встрече с соседом паном Волковым мы лишь обменялись общими вопросами о жизни в Англии.

Сам он из городка Ополе, что неподалёку от Врослава. У меня сложилось о нём первое, положительное впечатление, как о человеке, имеющем опыт выживания в чужой среде. Он показался мне вполне осведомлённым о разнообразии нужных для выживания документов и ценах на них.

Как я понял, встретился он с грузинскими женщинами случайно, оказавшись соседом по социальному жилью. На данный период жизни на острове, они пребывали в некой кооперации по совместному проживанию и ведению общего хозяйства. В этом подобии семьи больше нуждались грузинские женщины. И, как мне показалось, эта польско-грузинская семья едва ли выдержит испытание временем и прочими обстоятельствами.

Всякий раз, оказываясь на St. Mary's Street, где находился центральный вход в городской колледж, меня приятно удивляла особая атмосфера, сохранившаяся на этой невзрачной улочке.