Остров Невезения

— Уверена, что можете! Приходите в наш клуб. Это чудное место и там хорошие люди, — затарахтела спортсменка. — Я запишу вам адрес, если хотите, — по-деловому предложила она.

— Да, пожалуйста. Мне это интересно, — подал я ей ручку с бумагой.

Бабушка нацарапала название клуба и улицу.

— Это легко найти в Саутхэмптоне, — вручила мне пропуск в клуб, и распрощалась, сойдя одной остановкой раньше меня.

Я принял бумажку с искренней благодарностью и намерением отыскать этот клуб. Это могло послужить мне доброй отдушиной между ночной работой и дневными беженскими хлопотами.

Получив разрешение работать, пан Волков перестал уезжать по утрам на работу, больше крутился дома. У него действительно был старенький, неказистый Остин красного цвета, который теперь простаивал у дома. Однажды, провозившись с ним полдня, он напомнил мне о намерении проехать по графству Хэмпшир в поисках работы. Такая экскурсия меня интересовала, и мы договорились о времени. Каким-то образом, он уговорил Нели остаться дома, но вызвонил некого поляка, который присоединился к нам. От меня требовалось лишь вести переговоры с местными работодателями, а Владимир обещал быстрое перемещение в пространстве.

Выехав за пределы Саутхэмптона и пригорода в направлении Солсбери, мы вскоре оказались на узкой дороге среди зелёных лугов и пасущихся лошадей. Мелкие населённые пункты, через которые мы проезжали, отличались признаками древнего происхождения, ухоженностью и покоем. Меня приятно удивили старые, серокаменные постройки с крышами из камыша и обилием цветов под окнами. Каких-либо признаков промышленности или грандиозных строек и близко не было. Я расслабился, наблюдая деревенские виды юго-западной Англии. Мои попутчики щебетали о чём-то на своём языке. Путешествие не обещало утомительных переговоров об условиях работы, однако, я ещё помнил ферму Кларка и сыночка в графстве Дэвон (Devon). Внешне и климатически, местность Девона мало, чем отличалась от Хэмпшира, и мне следовало быть готовым к встрече с каким-нибудь хозяйством, специализирующимся на капусте, луке, и к переговорам с фермером-живодёром.

На одной стоянке, у заправочной, мы зашли в магазин, купить чего-нибудь попить. У входа я заметил несколько объявлений и бегло просмотрел их. Кроме объявлений, написанных от руки о продаже велосипеда и мобильного телефона, там оказалось отпечатанное объявление некой фабрики о наборе рабочих. Требовались работники в дневную и ночную смену.

Я без энтузиазма пересказал об этом польским попутчикам. Но они проявили живой интерес к услышанному. Пришлось вернуться в магазин и побеспокоить продавца. Тот дружелюбно и подробно нарисовал нам все повороты и ориентиры, и пожелал удачи.

Фабрика оказалась внешне небольшой и вполне современной. Припарковавшись на стоянке среди нескольких легковых автомобилей, мы прошли в административное здание, где легко отыскали отдел кадров. На мой вопрос о трудоустройстве, женщина провела нас в другой кабинет и представила мужчине начальственного вида. Тот не скрывал своей заинтересованности в сотрудничестве. Я понял, что работёнка — дерьмо. А возникшие вакансии объясняются отсутствием иммигрантов в этом глухой местности.

Как выяснилось, фабрика сортирует, пакует и рассылает по стране печатную продукцию. Заказов много. Работают в две смены. У начальника возник вопрос; кто собирается здесь работать и, каким образом будет достигаться понимание, если я не намерен работать? Он с озабоченным видом сообщил, как много надо показать и объяснить новому работнику. Дал понять, что без общего языка хотя бы с одним из нас, трудовые отношения едва ли сложатся. Тем не менее, на прощанье, он выдал нам свои телефоны и провёл нас через цех, показав рабочие места. Конечно же, там был конвейер, у которого стояли живые роботы и паковали иллюстрированные журнала. Я заметил в цехе горы печатной продукции, ожидавшей сортировки и паковки в различных, более мелких порциях. Работа ещё та.

Расставаясь с нами, начальник выразил надежду и готовность вскоре увидеть (поиметь) нас у конвейера. Днём и ночью.

Как ни странно, мои попутчики заинтересовались такой перспективой, особенно им понравилось, обещание о повышении оплаты труда после каждых трёх месяцев работы. Они даже стали уговаривать меня бросить свою работу и дружно с ними стать у одного конвейера. Я отказался.

Сами того, не заметив, на обратном пути, мы подъехали к городу Солсбери и решили сделать там остановку. Шпиль кафедрального собора, подобно маяку, обозначал местонахождение и привлекал гостей. Городок оказался совершенно музейный. Здесь хорошо сохранилась архитектура прошлых веков; узкие мостовые, пешеходные улочки, мелкие магазинчики, городская ратуша с базарной площадью вокруг.

Этого почти не осталось в Саутхэмптоне. Так, он подвергался массированным бомбардировкам во время Второй мировой, из-за расположения там баз военно-морского флота.

По своим размерам Солсбери едва ли можно назвать городом, так как, оставшись архитектурным памятником, город не оброс современными индустриальными районами, а гармонично соседствовал с окружающими старыми деревнями и сельхоз фермами. В этом сказочном городке хотелось жить.

На обратном пути мы заметили дорожный указатель, упоминавший ещё один местный памятник — Stonehenge. Туда мы не поехали, но задумали посетить это место вскоре.

Как оказалось, новость о найденной где-то фабрике, нуждающейся в рабочих, была воспринята грузинскими женщинами, как реальная перспектива трудоустройства. Возникла кандидатура некой молодой армянки, владеющей английским, которая могла бы выступить их ассистентом на фабрике. Но для кооперации с ней и поездок на фабрику в две смены, требовалось их совместное проживание.

Из рассказа женщин, я узнал, что эта армянская дэвушка, по чей-то подсказке, попросила убежище вместе с каким-то джигитом. Как супругам, хотя, в действительности, они не были таковыми, при оформлении социальной помощи, им выдели одну комнату на двоих.

Якобы, она уже не могла с ним совместно проживать, и не знала, как выйти из этого интересного положения.

Я, как опытный беженец Стыцькофф, советовал им обратиться к мамочке Эдне, и заявить о грубом обращении «супруга». И попросить отдельную комнату, которая ещё есть в нашем доме.

Так они и сделали. Вскоре, она перебралась в наш дом. Говорящих, на грузинском языке, стало трое.

В один из дней Нели и Лали напомнили мне о своём желании вернуть взысканные с них налоги. Мне пришлось посетить с ними городской налоговый отдел. При всём моём нежелании ходить по бюрократам, мне было любопытна эта процедура.

Всё оказалось просто. Нас попросили подать свои данные о работодателях, начисленных зарплатах и удержанных налогах за прошедший год. Заполнив анкеты, служащая обещала, что через какое-то время, им почтой пришлют чеки. На этом и всё.

Затем, Нели просила открыть ей банковский счёт. Польский друг Владимир уверял её, что это бесполезная трата времени, якобы, ей, — глухонемой грузинке откажут во всех банках.

Я помнил, как мы открывали счета первый раз в Лондоне, и понимал пессимизм Владимира. Однако его уверенность, подталкивала меня сделать попытку. Последний раз я успешно делал это для Сергея в NetWest Bank, отделение которого было ближе всех других. Туда мы и направились.

Наличие документов у Нели и её приличный внешний вид и возраст, значительно облегчали процедуру. На мою просьбу, служащая банка охотно отозвалась и провела нас в кабинет, где без проволочек выполнила все формальности. От Нели требовалось лишь ответить на поставленные вопросы и оставить свою подпись. Карточку, как и обещали, ей прислали почтой, спустя пару дней.

Позднее, я имел опыт похода с ней же и в городской отдел социального страхования. Как и во всех странах, здесь также, всем работающим, как машинам, присваивали персональный номер для учёта доходов и взысканных налогов. В Англии это называли National Insurance Number (Национальный Страховой Номер). Короче говоря, — национальный страх и торжество антихриста!