Остров. Тайна Софии

Улыбка смягчила его суровый тон и официальность произнесенных слов. На самом деле Контомарис втайне был восхищен щедростью Пападимитриу, особенно потому, что знал, как важен этот дом для его жены. Они выпили в знак утверждения договора, и тема дома старосты больше не поднималась.

Некоторые из членов совета острова выразили недовольство таким решением, и еще жарко обсуждалось то, что может случиться в будущем, если кто-то из новых старост пожелает вернуть великолепный дом, но в итоге был достигнут компромисс: решили возобновлять договор аренды дома каждые пять лет.

После выборов работа по обновлению острова пошла еще быстрее. Обещания Пападимитриу оказались не просто предвыборным ходом. Ремонт и восстановление продолжались, пока у каждого не появилось достойное жилище и собственная печь, обычно во дворе за домом. И, что было куда важнее для чувства собственного достоинства островитян, в домах были сооружены уборные.

Теперь, когда вода благополучно собиралась в цистерны, ее хватало для всех. Построили также просторную общественную прачечную с длинным рядом гладких бетонных раковин. Для женщин это была самая настоящая роскошь, они теперь не спешили со стиркой, превратив прачечную в новое место для общения.

Но и общественная жизнь на острове тоже улучшилась, даже повседневная. Для Паноса Склавуниса, афинянина, прежде бывшего актером, рабочий день начинался тогда, когда у остальных он заканчивался. После выборов прошло совсем немного времени, а он уже успел склонить Пападимитриу на свою сторону. Склавунис был настырен, агрессивен, и это было его обычной манерой поведения. Ему нравились стычки, и прежде, в Афинах, он вечно организовывал всякие беспорядки.

– Скука здесь разрастается, как какая-нибудь плесень, – говорил он. – Людям просто необходимы развлечения. Большинство из них не загадывают даже на следующий год, но они вполне могут загадывать на следующую неделю.

– Я тебя понимаю и полностью с тобой согласен, – отвечал ему Пападимитриу. – Но что ты предлагаешь?

– Развлечения. Настоящие полноценные развлечения, – величественно сообщил Склавунис.

– И это означает? – спросил Пападимитриу.

– Кино! – заявил Склавунис.

Полугодом раньше подобное предложение выглядело бы просто смехотворным, все равно что предложить прокаженным переплыть пролив и пойти в кино в Элунде. Но теперь уже ничто не казалось невозможным.

– Ну, генератор у нас есть, – задумчиво сказал Пападимитриу. – А это уже неплохо, но его ведь недостаточно?

Если бы удалось чем-то развлекать и занимать островитян по вечерам, это могло бы по-настоящему приглушить б'oльшую часть недовольства, что по-прежнему висело в воздухе.

Если люди будут сидеть рядами в темноте, думал Пападимитриу, и наслаждаться фильмом, они, пожалуй, перестанут пить слишком много спиртного в кофейне или строить какие-то заговоры.

– Что еще тебе требуется? – спросил он.

Склавунис не замедлил с ответом. Он уже рассчитал, сколько человек могут разместиться в зале собраний и где он мог бы раздобыть кинопроектор, экран и кинопленки. Он даже сделал все необходимые подсчеты. Конечно, недостающим элементом оставались деньги, но, учитывая, что многие больные теперь кое-что зарабатывали либо получали пособия, за просмотр фильмов можно было брать небольшую плату, так что все предприятие могло со временем окупиться.

И вот, через несколько недель после того, как актер озвучил свое предложение, в городке появились афиши:

В субботу, 13 апреля, в семь часов вечера в городском зале собраний фильм «Апачи Афин».

Билет – 2 драхмы.

К шести вечера у дома собраний выстроились в очередь больше сотни человек. И еще не меньше восьмидесяти подошли к тому времени, когда в половине седьмого распахнулась дверь. С тем же энтузиазмом островитяне приветствовали фильм в следующую субботу.

Элени просто кипела восторгом, когда писала дочерям о новом событии:

Мы все так наслаждаемся кино – это теперь главное событие недели! Впрочем, не всегда все идет по плану. В прошлую субботу пленку из Айос-Николаоса не привезли. Люди были настолько разочарованы, узнав, что фильма не будет, что едва не взбунтовались и несколько дней ходили с вытянувшимися лицами, как будто на них неурожай обрушился! Но к концу недели все снова взбодрились и испытали огромное облегчение, когда увидели, что твой отец выносит из лодки коробки с пленкой.

Однако через несколько недель Гиоргис начал привозить из Афин не только новые художественные фильмы. Теперь островитяне смотрели еще и хронику, которая заставила зрителей внезапно осознать зловещие события, происходившие во внешнем мире. Хотя до острова и добирались еженедельные газеты с Крита, да и радио время от времени выдавало сводки последних происшествий, все же никто на самом деле не представлял масштабов того хаоса, в который ввергла Европу нацистская Германия. Все это казалось слишком далеким, а у обитателей Спиналонги имелись более насущные дела, занимавшие их умы. Выборы остались позади, приближалась Пасха.

В предыдущие годы этот величайший праздник христиан почти не отмечался на острове. Шум празднеств в Плаке доносился до Спиналонги, и хотя в маленькой церкви Святого Пантелеймона на острове тоже проводились необходимые ритуалы, все равно у людей оставалось чувство, что это не то же самое, что настоящий праздник по другую сторону пролива.

Но в этом году все должно было пройти по-другому. Пападимитриу собирался об этом позаботиться. Служба в честь Воскресения Христова на Спиналонге должна была стать такой же впечатляющей, как любая из служб на Крите, а то и в самой материковой Греции.

Пост надлежало соблюдать строго. Большинство жителей все сорок дней не прикасались к мясу и рыбе, а в последнюю неделю даже вино и оливковое масло были спрятаны подальше в разные темные уголки. Церковь была достаточно большой для того, чтобы вместить примерно сотню душ – если, конечно, они набились бы туда с такой же плотностью, с какой сидят зерна в пшеничном колосе. К Страстному четвергу деревянное распятие в храме было украшено цветами лимона, а вдоль улицы выстроилось множество людей, желавших оплакать Христа и поцеловать Его стопы. Люди в церкви и на улице стояли молча. Это был грустный момент, и еще грустнее становилось людям, когда они смотрели на икону святого Пантелеймона, который, как говорили наиболее циничные из прокаженных, был вроде как главным святым целителем. Многие давно уже утратили веру в него, однако история его жизни делала этого святого идеально подходившим для такой церкви. Пантелеймон, бывший молодым доктором во времена Римской империи, последовал примеру своей матери и стал христианином, что в те времена неминуемо приводило к гонениям. Его успехи в лечении больных вызвали подозрения римских властей, Пантелеймона схватили, растянули на дыбе, а потом заживо сварили.

Но как бы цинично ни относились островитяне к исцеляющей силе этого святого, на следующий день все они присоединились к процессии в память кончины Христа. Утром был украшен гроб, а во второй половине дня по улицам понесли убранную цветами Плащаницу. Это было торжественное и грустное шествие.

– У нас большая практика похорон, не так ли? – сардонически заметила Элпида, обращаясь к Элени, когда они медленно шагали по улице. Человеческий поток лился по маленькому поселению, потом вверх по тропе, что вела вокруг северной части острова.