Остров. Тайна Софии

А вообще на Спиналонге происходило многое. Даже свадьбы иногда случались. Из-за таких важных событий, а еще из-за того, что общественная жизнь на острове теперь процветала, вскоре возникла необходимость в местной газете. А потому Янис Соломонидис, прежде афинский журналист, взял на себя эту задачу и, как только добился доставки нужного оборудования, начал печатать пятьдесят экземпляров еженедельного листка, названного «Звезда Спиналонги». Листки переходили из рук в руки, и островитяне, все до единого, с жадным интересом читали их.

Поначалу в газетке печатались только местные новости, сообщалось название фильма, который привезут в субботу, часы работы аптеки и приема врача, перечень потерянных и найденных вещей и того, что выставлено на продажу, ну и, конечно же, сообщения о браках и смертях. Но со временем в листке появился обзор событий на материке, письма читателей и даже комиксы и карикатуры.

Но однажды в ноябре произошло важное событие, о котором в газете ничего не сообщалось. Ни предложения, ни слова о визите загадочного темноволосого человека, который, пожалуй, мог бы затеряться в толпе где-нибудь в Ираклионе. Однако в Плаке его заметили, потому что в деревне нечасто можно было увидеть человека в костюме, если только он не шел в свадебной или похоронной процессии, однако ничего такого в тот день не наблюдалось.

Глава 7

Доктор Лапакис предупредил Гиоргиса, что ждет некоего гостя, которого нужно будет доставить на Спиналонгу и привезти обратно через несколько часов. Мужчину звали Николаос Киритсис. Ему было слегка за тридцать, и он обладал густыми черными волосами, а сложения был довольно хрупкого по сравнению с большинством жителей Крита, отлично сшитый костюм подчеркивал его стройность. Кожа была буквально натянута на выступающие скулы. Кое-кто счел его внешность весьма важной и интересной, но некоторые решили, что он выглядит недокормленным, – ошиблись и те и другие.

На причале в Плаке Киритсис выглядел просто нелепо. У него не имелось никаких вещей, никаких коробок, и не было страдающих родственников на острове, как у большинства людей, перевозимых Гиоргисом через пролив, – лишь тонкий кожаный портфель, который Киритсис прижимал к груди. Единственными людьми, регулярно навещавшими остров, были доктор Лапакис и редкие представители властей, которые являлись, чтобы определить сумму финансовой помощи, необходимой острову.

Но этот человек вроде бы был просто визитером, а таких Гиоргис не возил туда прежде, и потому он, преодолев свою обычную сдержанность, заговорил:

– А что у вас за дело на острове?

– Я врач, – ответил мужчина.

– Но у них уже есть доктор, – сказал Гиоргис. – Я как раз утром отвез его туда.

– Да, я знаю. Именно доктора Лапакиса я и хочу там навестить. Он мой давний друг и коллега.

– Но вы сами-то не больной? – спросил Гиоргис.

– Нет, – ответил чужак, и его лицо буквально расплылось в улыбке. – А скоро никто на этом острове не будет болеть.

Заявление звучало весьма дерзко, и сердце Гиоргиса забилось быстрее. До Плаки время от времени доходили обрывки вестей – или просто слухи? – о том, что найдены новые лекарства от лепры. Поговаривали об уколах золота, мышьяка, змеиного яда, но во всех этих разговорах слышался оттенок безумия. Хотя перечисленные средства выглядели вполне доступными, могли ли они и в самом деле помочь? Только в Афинах, говорили люди, есть такие богатеи, которые могут заплатить за настоящие лекарства. Отвязывая лодку от причала и готовясь отвезти на остров нового доктора, Гиоргис полностью погрузился в эти мысли. Состояние Элени заметно ухудшилось за последние месяцы, и Гиоргис уже начал терять надежду, что найдется какое-то лекарство, способное вернуть ее домой, но тут впервые с того момента, когда он восемнадцать месяцев назад отвез жену на Спиналонгу, его сердце воспрянуло. Чуть-чуть.

На берегу их ждал Пападимитриу, чтобы приветствовать доктора, и Гиоргис наблюдал за тем, как оба они исчезли в туннеле – щеголевато одетый доктор с тонким портфелем и крепкий староста острова, возвышавшийся над ним.

Ледяной порыв ветра пронесся над водой, подталкивая лодку Гиоргиса, но рыбак вдруг заметил, что, несмотря на холод, напевает. Стихии сегодня его ничуть не тревожили.

Пока двое мужчин шагали рядом по главной улице поселения, Пападимитриу расспрашивал Киритсиса. Он уже имел достаточно информации, чтобы знать, какие задать вопросы.

– Что там с последними исследованиями? Когда собираются начать тестирование? И сколько времени понадобится, чтобы все это добралось до нас? Вы в этом насколько участвуете?

Это был допрос, которого Киритсис не ожидал, но он ведь и не предполагал, что его встретит кто-то вроде Пападимитриу.

– Все только в самом начале, – осторожно ответил он. – Я лишь отчасти занят в большой исследовательской программе, ее финансирует Фонд Пастера, но мы ищем не только лекарство. Есть несколько новых направлений в лечении и предупреждении болезни, они обсуждались пару лет назад на конференции в Каире, поэтому я и приехал сюда. Я хочу убедиться, что мы делаем все от нас зависящее, – не хочется, чтобы лекарство, когда оно будет найдено, оказалось бесполезным для тех, кто живет здесь.

Пападимитриу, актер от природы, сумел скрыть свое разочарование вестью о том, что долгожданного лекарства пока нет.

– Это плохо. А я-то обещал семье, что вернусь в Афины к Рождеству – полагался на ваше магическое зелье, – пошутил он.

Киритсис был законченным реалистом. Он отлично понимал, что может пройти еще несколько лет до того, как эти люди получат действенное лечение, поэтому он не хотел пробуждать в них напрасных надежд. Проказа – болезнь почти такая же старая, как сами горы, и она не собиралась сдаваться сразу.

Когда мужчины направлялись к больнице, Киритсис с некоторым недоверием отмечал окружавшие картины и звуки. Все здесь выглядело как в обычной деревне, хотя, возможно, и не так ухоженно, как в большинстве частей Греции. Кроме нескольких островитян с увеличенными мочками ушей или искривленными ногами – признаками, которых большинство людей просто не заметили бы, – здешние жители могли быть приняты за самых обычных деревенских, которые занимались своими делами. В это время года немногих удавалось рассмотреть как следует. На мужчинах были натянутые до бровей шапки и куртки с поднятыми воротниками, а женщины плотно кутались в шерстяные шали, замотав ими головы и плечи, чтобы защититься от холода. А ветер дул все сильнее с каждым днем, и дождь лил непрерывно, превращая улицы в ручьи.

Мужчины прошагали мимо лавок с застекленными витринами и ярко расписанными ставнями, мимо пекарни, где булочник как раз доставал из печи очередную порцию золотистых буханок, – он заметил взгляд Киритсиса и кивнул. Киритсис в ответ коснулся полей шляпы. Перед церковью они свернули с главной улицы. Над ними на склоне стояла больница. Снизу она выглядела просто величественно, ведь это было самое большое строение на острове.

Лапакис уже стоял у входа, чтобы поздороваться с Киритсисом, мужчины обнялись в искреннем порыве. Некоторое время они засыпали друг друга вопросами: «Как ты поживаешь? Давно ты здесь? Что в Афинах нового? Расскажи о новостях!»

Но вскоре радость встречи уступила место практическим делам. Время шло быстро. Лапакис провел Киритсиса по больнице, показывая амбулаторию для приходящих пациентов, процедурную и, наконец, стационарное отделение.

– У нас пока что очень мало возможностей. Через несколько дней на остров должны привезти еще несколько человек, и многие уже нуждаются в стационарном лечении, а мы только и в силах, что давать большинству лекарства да отправлять их по домам, – устало пожаловался Лапакис.

В единственной палате больницы стояло десять кроватей, между которыми оставалось пространство не более полуметра шириной. Все койки были заняты, на них лежали и мужчины, и женщины, хотя и трудно было разобрать, кто есть кто, потому что через ставни на окнах просачивалась лишь тонкая полоска света.