Остров. Тайна Софии

Они наконец разжали объятия.

– Надо нам вернуться на площадь, – сказала Анна, понимая, что отец быстро заметит ее отсутствие, если она еще здесь задержится. – Но давай вернемся порознь.

Анна выскользнула из тени и вошла в церковь, где потратила несколько минут на то, чтобы зажечь свечу перед иконой Богоматери; ее губы, еще горячие и влажные после поцелуя Антониса, беззвучно шептали молитву.

Когда Анна вернулась на площадь, там царила суматоха. Подъехал автомобиль с закрытым кузовом – один из немногих на острове, где большинство людей передвигались либо на своих двоих, либо на спинах четвероногих помощников. Анна остановилась, чтобы посмотреть на выходивших из машины пассажиров. Водитель, представительный мужчина в возрасте за шестьдесят, был немедленно опознан толпой как Александрос Вандулакис, глава семьи богатых землевладельцев, живших на огромной ферме рядом с Элундой. Вандулакис был человеком популярным, и его жену, Элефтерию, тоже все любили. Они наняли на работу не меньше десятка человек из деревни, включая Антониса, – в основном таких, кто только что вернулся домой после долгих месяцев в сопротивлении. Платили Вандулакисы щедро, хотя некоторые язвительно замечали, что они вполне могут себе это позволить. Источником их благосостояния были не только тысячи гектаров оливковых рощ. Они владели такими же большими землями еще и на плодородном плато Ласити, где выращивали огромные урожаи картофеля, зерна и яблок, что и давало им гарантированный круглогодичный доход. Прохладный климат этого плато, что лежало на высоте в восемьсот метров над уровнем моря, редко подводил, неурожаев там почти не случалось, а зеленые поля питались обильной влагой тающих на вершинах гор снегов, окружавших их.

Сами же Александрос и Элефтерия частенько проводили самые жаркие месяцы в Неаполи, примерно в двадцати километрах от Плаки, где у них имелся просторный дом с городскими удобствами, а поместье в Элунде оставляли под присмотр своего сына Андреаса. В общем, состояние у них было немалое.

Однако ничего удивительного в том, что такая богатая семья завернула в деревню, чтобы попраздновать вместе с рыбаками, пастухами и теми, кто работал на земле, не было. Такое было в обычае на всем Крите. Любой деревенский житель точно так же мог зайти на праздник к богатым землевладельцам, потанцевать там и вкусно поесть, если сам жил где-то неподалеку. Тем более теперь, после окончания войны, во время которой страдали в равной мере и бедные, и богатые, всем хотелось отпраздновать освобождение. Радость и волнение были одинаковы у всех – и у тех, кто владел десятью оливковыми деревьями, и у тех, кто имел их сто тысяч.

С заднего сиденья автомобиля выбрались две дочери Вандулакисов, а за ними – их старший брат Андреас. Богачей тут же радостно приветствовали, пригласили к лучшему столу, чтобы те могли хорошо видеть танцы. Но Андреас не стал рассиживаться.

– Идем, – позвал он сестер, – давайте и мы танцевать!

Он схватил обеих за руки и потащил в круг, где они тут же смешались с толпой танцующих, потому что одеты были так же, как любая деревенская девушка.

Анна наблюдала за ними. Кое-кто из ее подружек уже присоединился к танцующим, и Анну вдруг словно ударило: она сообразила, что если они могут встать в хоровод и взять за руку Андреаса Вандулакиса, то и она ведь может. Анна присоединилась к следующему пентозали и точно так же, как меньше часа назад она смотрела на Антониса, устремила пристальный взгляд на Андреаса.

Танец вскоре закончился. Барашек уже зажарился и был разрезан на толстые ломти, тарелки передавались из рук в руки. Андреас вернулся к своим родным, но его мысли блуждали где-то на стороне.

Андреасу исполнилось уже двадцать пять, и родители настаивали на том, чтобы он подыскал себе жену. Александрос и Элефтерия были весьма разочарованы тем, что сын отказывал во внимании всем до единой дочерям их друзей и знакомых. Одних он называл скучными, других плаксивыми, третьих просто никакими. Хотя за любой из этих девушек готовы были дать солидное приданое, Андреас не желал иметь с ними ничего общего.

– А кто такая вон та девушка с изумительными волосами? – спросил он сестер, показывая на Анну.

– А нам откуда знать? – дружно откликнулись сестры. – Просто какая-то местная.

– Она очень красивая, – сказал Андреас. – Мне бы хотелось иметь вот такую жену.

При этих словах Элефтерия и Александрос обменялись взглядами. Элефтерия считала, что раз уж для них не имеет значения состояние невесты, потому что это никак не отразится на жизни их сына, то не все ли равно, на ком он женится? У самой Элефтерии в свое время вовсе не было таких денег, как у Александроса, но это ничуть им не помешало. Матери хотелось, чтобы ее сын был счастлив, и если он сделает такой выбор, значит так тому и быть.

Андреас подошел к девушкам, сидевшим кружком и пальцами выбиравшим из тарелок кусочки мяса понежнее. Во внешности Андреаса не было ничего примечательного: от отца он унаследовал крупные черты лица, от матери – не слишком крепкое сложение, но состояние его семьи сразу выделяло его среди других мужчин, собравшихся здесь, если, конечно, не считать самого Александроса Вандулакиса.

Девушки смутились, когда заметили, что Андреас идет к ним, и поспешили вытереть руки об юбки и облизнуть жир с губ.

– Кто-нибудь еще хочет потанцевать? – небрежно спросил Андреас, глядя в упор на Анну.

Он держался как человек, уверенный в своем социальном превосходстве, и ответ тут мог быть только один. Встать и принять предложенную руку.

Свечи на столах уже догорели, но к этому времени встала луна, бросавшая яркий свет с угольно-черного неба. Ракия и вино лились рекой, музыканты, разгоряченные общим весельем, играли все быстрее и быстрее, пока танцоры один за другим не закружились снова по площади. Андреас привлек Анну ближе. Настал тот час, когда традиция обмениваться партнерами могла быть уже нарушена, и Андреас твердо решил, что ни за что не поменяет эту девушку на какую-нибудь хромую матрону с редкими зубами. Анна была безупречна. Никто не мог с ней сравниться.

Александрос и Элефтерия Вандулакисы наблюдали за тем, как их сын обхаживает эту женщину, но не одни они интересовались этой парой. Антонис, сидевший за столом вместе со своими друзьями, напился до бесчувствия, когда понял, что именно происходит прямо у него на глазах. Мужчина, на которого он работал, явно соблазнял его девушку. И чем больше Антонис пил, тем несчастнее становился. Он не был настолько удручен даже тогда, когда во время войны ему приходилось спать на склонах холмов прямо под открытым небом, выносить бешеные зимние ветра и проливные дожди. Разве мог он теперь удержать Анну, если придется соперничать с человеком, который наследовал чуть ли не половину Лассити?

В дальней стороне площади Гиоргис играл в триктрак с мужчинами постарше. Его взгляд то и дело отрывался от доски, устремляясь к площади, где Анна продолжала танцевать с самым желанным из всех женихов по эту сторону Айос-Николаоса.

Семейство Вандулакис собралось наконец уезжать. Мать Андреаса чувствовала, что сыну, конечно, не захочется сейчас возвращаться домой, но следовало подумать о репутации этой деревенской красавицы, к которой он проявил столь пылкий интерес, так что очень важно было увести его. Но ведь ее сын не дурак. Если он собирается нарушить все традиции и решил сам выбрать себе жену, вместо того чтобы согласиться с выбором родителей, ему необходимо добиться их поддержки и согласия.

– Послушай, – сказал он Анне, – мне пора уходить, но я хочу снова тебя увидеть. Завтра я отправлю тебе записку. И напишу, когда мы могли бы снова встретиться.

Он говорил тоном человека, привыкшего отдавать приказы, ожидая, что их беспрекословно выполнят. Но Анна ничего не имела против, поскольку уже видела, что это знакомство принесет ей пользу. В конце концов, это для нее единственный путь бегства из Плаки.

Глава 11

Эй! Антонис! На минутку! – Оклик прозвучал небрежно, это был приказ хозяина своему слуге.

Андреас остановил свой грузовик невдалеке от того места, где Антонис вырубал старые, уже бесплодные оливковые деревья, и помахал рукой. Антонис прекратил работу и опустил топор. Он пока еще не привык к небрежным окликам молодого хозяина. Блуждая в последние годы по горам, Антонис, хотя и испытывал немалые трудности, все же наслаждался свободой и независимостью, ему было трудно привыкнуть и к тяжелому повседневному труду, и к мысли о том, что он должен немедленно выполнять любой приказ хозяина. Кроме того, Антонис испытывал чувство негодования по отношению к этому мужчине, который сейчас стоял на ступеньке грузовика и махал ему рукой. Антонису хотелось опустить лезвие топора прямо на шею Андреасу Вандулакису.