Осуждённые грешники

И, черт бы меня побрал, если я не собираюсь использовать это в своих интересах во всех последующих играх.

Что ж, таков был мой план, пока Рафаэль не вошел в дверь казино, бросил один взгляд на мою самодовольную ухмылку и заказал водку. Теперь я не чувствую себя такой самодовольной.

Гнусавый протяжный голос отвлекает мое внимание от пьяных поцелуев и ставок на миллион долларов.

— Если Раф тебя уволит, ты всегда можешь прийти и поработать на меня, детка.

Бенни. Он скользит к Нико сбоку и направляет свою изящную реплику мне в грудь.

Я со стуком ставлю шейкер и свирепо смотрю на него.

— Какой сиське ты предлагаешь работу, Бенни? Левой или правой?

Его пристальный взгляд скользит по-моему, озорство сопровождается кривой усмешкой.

— Двум по цене одной. Что скажешь?

Нико бормочет что-то себе под нос и отвлекается на свой телефон.

— Ты же знаешь, что каждый напиток, который ты закажешь у меня сегодня, будет с моей слюной, не так ли? — я огрызаюсь в ответ.

Он облизывает губы и подмигивает.

— Это только улучшит вкус.

Господи.

Мне никогда не нравился Бенни. Даже когда мы были детьми, он всегда был просто придурковатым старшим братом Нико. Вечно дрался, вечно пропадал в номерах Visconti Grand с разными девчонками. Я сомневаюсь, что у него в голове больше трех мозговых клеток. Скорее всего, она слишком забита сиськами, драками и ставками.

Как раз перед тем, как он открывает рот, чтобы добавить в разговор еще один слой пошлости, чья-то рука дает ему подзатыльник. Позади него материализуется Лори с раздраженным выражением лица.

— Прекрати приставать к моим сотрудникам, Бенедикто.

— Переспи со мной еще раз, и я подумаю об этом, — его глаза следят за ее задницей, пока она направляется в кладовку.

— В прошлый раз, когда я трахалась с тобой, мне пришлось сменить номер, потому что ты не переставал наяривать мне, — бросает она через плечо.

Я разражаюсь хохотом, и жесткий взгляд Бенни устремляется на меня.

— Это неправда, — ворчит он, соскальзывая с барного стула. — Cazzo...

Он стремительно уходит вслед за Лори, а я возвращаю свое внимание к Нико.

— Твой брат — придурок.

— Бывает моментами, — он достает из кармана бумажник. Я сразу же понимаю, что это не его, потому что инициалы Б.В. поблескивают золотом в свете встроенных ламп. — Вот, — он открывает его и достает пачку банкнот. — Назови это компенсацией.

Я хмыкаю, но все равно засовываю деньги в лифчик.

— Ты плохо на меня влияешь, Нико.

— Делай, как я говорю, а не как я поступаю, Малышка Пенн, — парирует он, и в его грозово-серых глазах вспыхивает огонек. — Хотя, если серьезно, то знаю, ты сказала, что не хочешь работать в Лощине, но если тебя действительно уволят, у меня есть для тебя идеальная работа.

— Не буду вешать тебе лапшу на уши. Я очень плоха в работе барменом, — я показываю ему рецепт, написанный на моем запястье размазанными чернилами. — Видишь?

— Я вижу, как минимум по цвету этого мохито. Он не должен быть коричневыми, ты в курсе? — он соскальзывает с табурета и стучит костяшками пальцев по барной стойке. — Это такая работа, которая, как мне кажется, будет интереснее для тебя, нежели гостевой бизнес, — он смотрит на свой сотовый в руке. — Увидимся на рождественской вечеринке для сотрудников, хорошо? Тогда мы сможем обсудить все подробнее.

Лениво махнув рукой через плечо, он прикладывает телефон к уху и исчезает в соседней комнате.

Я обдумываю его слова. Чем, черт возьми, я могу заниматься в Лощине, кроме как работать в гостевом бизнесе? Весь город — одна большая пещера, полная покерных игр и вечеринок. Там, конечно, есть шикарная академия, но я сама даже школу не закончила, так что сомневаюсь, что смогла бы в ней работать.

Прежде чем я успеваю придать этому большое значение, в баре звонит телефон. Рассеянно я поднимаю трубку и зажимаю ее между ухом и плечом.

— Да?

Бархатный протяжный голос Рафаэля струится по линии и ласкает мою щеку.

— А, это как раз та маленькая поджигательница, которую я искал.

Мое сердце замирает в ожидании следующего удара, и я сжимаю трубку, пытаясь сохранить бесстрастность.

— Еще водки в твой кабинет, босс? — сладко говорю я. — Или шалфея для отпугивания злых духов?

В трубке раздается смешок.

— Нет, Пенелопа. Только тебя.

Щелк.

Желудок сжимается, я смотрю на трубку, прежде чем с обреченным вздохом повесить ее обратно.

Рафаэль хочет видеть меня в своем кабинете? Это не может быть хорошо.

Непрекращающийся шторм сотрясает кремовые коридоры, дождь стучит в иллюминаторы, словно пальцы, отчаянно требующие моего внимания. В каждой комнате, через которую я прохожу, звук становится тише и громче от нервного ожидания.

Оказавшись за дверью кабинета Рафаэля, я делаю глубокий вдох и стучу. Никакого ответа не следует. Я стучу снова, чуть более настойчиво, но тишина непоколебима.

Раздражаясь, я толкаю дверь плечом и тут же жалею о своей поспешности. Воздух здесь ощущается по-другому. Слишком прохладно для комфорта, слишком тихо для умиротворения. Присутствие Рафаэля, сидящего в кожаном кресле за письменным столом, просачивается сквозь его идеальные поры и обвивается вокруг моей шеи и запястий, словно шелковые цепи.

Инстинкт самосохранения заставляет меня схватиться за дверь.

Воображаемое шипение рулетки и звук удара игральных костей о стол заставляют меня захлопнуть дверь пяткой босой ноги.

— Ты хотел меня видеть, босс?

Освещенный лишь неярким лунным светом, пробивающимся сквозь залитое дождем стекло, жесткие линии силуэта Рафаэля неподвижны. Движется только его взгляд, скользящий от золотой покерной фишки в его руке к моему лицу. Он чернее чернил. Безнравственен. Внезапно тишина наполняется жаром, пронизывающим морозный воздух и покрывающим волдырями мою кожу.

Я зарываюсь пальцами ног в плюшевый ковер, чтобы не свернуться калачиком.

— Не хочешь ли ты сыграть со мной в игру, Пенелопа?

Игру?

— В какую игру?

— Орел или решка. Классика всегда самая лучшая, не так ли?

Его глаза вспыхивают лукавым весельем, а мои стараются изобразить безразличие.

Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между собой и опасностью.

— А что насчет ставки?

Мой взгляд прослеживает, как его рука тянется к хрустальному бокалу на столе. Когда он делает глоток, и прозрачная жидкость, и циферблат его наручных часов поблескивают.