Освободитель

Светлорожденного приняли за потерпевшего кораблекрушение. Он рассказал историю о бое "Охотника" с пиратскими шекками. Рассказал он ее без продолжения, умолчав о своей роли и своем положении, но, из соображений правдоподобия, поведал о недавнем подъеме наверх. И в это конгаям было поверить куда труднее. Но, поглядев на стертые до мяса пальцы молодого воина, начальник патруля послал одного из солдат поискать следы подъема. И солдат нашел их. А уж убедившись в правдивости такой неправдоподобной истории, как восхождение на Драконову Кручу, десятник был готов принять на веру что угодно. Он даже проникся уважением к молодому человеку: такое восхождение было подвигом, достойным песни! Это, впрочем, не помешало конгаю отдать приказ снова связать пленника.

Всадники поехали на север, и примерно через полмили тропа сошла вниз, в маленькую долину-ущелье с речушкой, впадающей в море, и выстроившимися вдоль нее легкими конгайскими домиками. Стоило светлорожденному проплыть эти полмили - и не пришлось бы карабкаться вверх по обрыву (кстати сказать, в месте его наибольшей высоты).

Несмотря на жару, сотник был облачен в доспехи и легкий шлем.

Светлорожденного поставили перед ним. Со связанными руками, но не на коленях.

– Кто ты?
– спросил сотник на прекрасном хольдском.

– Нор, сын Грота из Гиба!
– не моргнув глазом, солгал светлорожденный.

– Гиб? Где это?
– спросил конгай.

– У озера Лёйр, достойный. Охотничий поселок на севере, в предгорьях.

– Допустим. А чем ты докажешь, что не лжешь?

Пленник пожал плечами:

– Ничем. Убей, если не веришь.

Сотник впился в него взглядом:

– А если я тебя немного поджарю?

– Давай, - сказал пленник.
– Говорят, теперь и у вас не брезгуют человечиной!

– Ты! Ублюдок!
– Жилистая рука сотника схватила пленника за горло. Сравнил мою страну с Омбамом!

– Отпусти его, командир!
– вмешался начальник дозора, десятник, приведший пленника.
– Он говорил не о нас с тобой!

– А о ком же?
– зарычал сотник, но вдруг осекся и, выпустив горло северянина, тяжело опустился в кресло.

– Я отрежу тебе язык!
– через некоторое время произнес он, уже более миролюбиво.

Светлорожденный промолчал.

– Не пугай его, командир!
– посоветовал начальник дозора.
– Он взобрался на Драконову Кручу. Так он сказал, и он не лжет!
– Конгай указал на покрытые коркой засохшей крови руки и ноги пленника.

– А не ободрал ли он их, ползая на четвереньках вокруг наших укреплений?
– предположил сотник. Светлорожденный негромко засмеялся.

– Нет!
– сказал десятник.
– Я послал человека проверить. Парень изрядно "наследил", пока поднимался.

– А с чего это ты решил проверить?

– Равахш [Равахш - злой бог Гибельного леса. Здесь - ругательство.]! Начальник! Разве ты слышал о человеке, что взобрался на Драконову Кручу?

– Дураков много!
– хмыкнул сотник.
– Хотя лазать по скалам умеют не все. Зачем ты, Нор, полез на нее? Ты же запросто мог убиться. Или ты не знаешь, что наш флот ежедневно осматривает берега?
– добавил он, подпустив в голос суровости.

– Эй, ты! Подай парню табурет!
– велел он солдату в дверях.
– Еще свалится тут, не ровен час!

– Я не упаду, - сказал молодой воин.

– Молчать!
– И - заколебавшемуся солдату: - Выполнять, собачий сын!

Солдат поспешно пододвинул табурет.

– Ты слышал, что я спросил?
– свирепо, чтобы никто не подумал, что он пожалел пленника, сказал сотник.

– Я умею плавать. Достаточно, чтобы проплыть несколько миль! светлорожденный снова засмеялся.

Сотник грозно насупил брови.

– О вашем флоте я не знаю. Я хотел пить. И я - горец. Скалы мне ближе, чем море.

Сотник снял с головы шлем и положил его на колено.

– Развяжи ему руки!
– приказал он десятнику.
– И пошли кого-нибудь за лекарем! Как ты сказал, назывался твой корабль?

– Я не говорил. "Охотник". Из Южной эскадры. Трехпалубный. Восемнадцать баллист.

– Что произошло?

– На нас напали!
– светлорожденный очень осторожно стал растирать израненные руки.

– Не трогай!
– сказал десятник.
– Сейчас придет лекарь! Кто напал?

– Четыре омбамские шекки. Мы приняли бой. Но ветер был слабый, трудно было маневрировать... Они взяли нас, и командир воинов поджег судно.

– Герой! А что же шекки?

– Одна уцелела. Три сгорели. Две - когда взорвался наш корабль. Третья была подожжена еще до начала абордажа. Четвертая тоже, но они погасили пожар. Я видел это, когда оказался в воде.

– А как уцелел ты?

– Прыгнул с палубы в воду, когда понял, что командир поджег корабль.

– Как ты узнал?

– Я сражался около люка. Командир спрыгнул на огневую палубу. Когда запахло дымом, я оставил люк и нырнул за борт.

– Выходит, ты один спасся?

– Не знаю.

– Что ж, с уцелевшей шекки тебя не заметили?

– Они гасили пожар. Потом ушли в сторону Конга.

– Должно быть, тот самый пират, которого потопили вчера утром! вмешался десятник.
– У него была опалена корма.

Сотник кивнул. Испытующе посмотрел на светлорожденного:

– Ты, конечно, моряк, Нор?

– Воин-моряк!

– Верно!
– Сотник откинулся на спинку кресла и постучал перстнем с печатью по металлу шлема.
– А почему ты, воин, был без доспехов, когда омбамту взяли твой корабль?

– Я был в доспехах. Сбросил их в воде. Они у нас не такие, как у тебя! А подлатная куртка неплохо держит на поверхности, пока не наберет влагу.

– Похоже, что так. Подлатная куртка из паутинной ткани?

– Да.

– Хочешь есть?

– Хочу, - признался молодой воин.
– И я бы выпил вина.

– Тебе дадут!
– пообещал сотник.
– Кто знает, что будет с тобой завтра? А сегодня - ты заслужил!

– Завтра?

– Завтра я передам тебя страже Великого Ангана.

– Разве я нарушил закон?

– Да. У нас теперь новый закон: взятый на берегу считается лазутчиком, пока не докажет обратное!

– Как же я докажу?

– Не знаю, парень. Законы придумываю не я.

– Но я же все рассказал!
– огорченно проговорил молодой воин.
– Ты же видишь!

– Слова в кошель не положишь!
– сказал сотник.