Освобождение шпиона

4 апреля 2000 г.

Кто такие «олигархи»? По-моему, слово ругательное.

Очень много новых слов, которые не понимаю. И вообще, можно сказать, ничего не понимаю.

Из года в год говорят про организованные преступ­ные группировки в разных городах: «Солнцевская», «Таганская», «Ореховская», «Тамбовская», «Уралмаш»... Выходит, все про них знают, а они живут себе, пожива­ют, и в ус не дуют! Как такое может быть?! Почему эти банды не разгромят, лидеров не уничтожат и не закро­ют вопрос раз и навсегда?

Почему много лет говорят про коррупцию, но не на­званы и не расстреляны виновные? В свое время сколь­ко заговоров раскрыли: группу' Бухарина расстреляли, Рыкова с Пятаковым, троцкистов вывели под корень, самого Троцкого на другом крае земли достали, а не го­ворили десятки лет об их вредительской деятельности! А тут враги народа казну грабят, дворцы вокруг Москвы понастроили, а их не трогают... Наоборот — конфиска­цию имущества отменили, законность доходов не про­веряют, это что же такое творится?! На чью мельницу воду льете, дорогие товарищи?! Нет на вас Иосифа Вис­сарионовича, ох, нету...

30 ноября 2002 г.

Даже интересно стало. Вместо закона «О борьбе с коррупцией» приняли закон «О противодействии коррупции». Здесь есть, наверное, какая-то важная разница. Бороться или противодействовать. Если бы товарищ Сталин противодействовал Гитлеру, а не боролся с ним, то Москва давно называлась бы Москау.

Зачем я слушаю это дурацкое радио?

29 марта 2010 г.

Мой день рождения. Мне исполнилось 74 года. Из них 54 я провел под землей, на «Старой Ветке», на глу­бине 200 метров. До сих пор рядовой. До сих пор не знаю, старик я или нет. В 74 года скончался Черненко, он был, судя по голосу, глубоким стариком. Я часто раз­говариваю сам с собой, для тренировки, обсуждаю раз­ные насущные проблемы и отдаю команды, когда нуж­но. Иногда просто болтаю. Но не оттого, что я сумас­шедший (сумасшедшим находиться на объектах систе­мы «Старая Ветка» строго воспрещено), а для того, что­бы было веселее. У меня голос бодрый и резкий. Я де­лаю физзарядку. Мыслю ясно. Прихожу к выводу, что я никакой не старик.

У меня на самом деле все хорошо. Настроения толь­ко нет. Передали, что сегодня произошел взрыв в мос­ковском метро на станциях «Лубянка» и «Парк Культу­ры». Отчетливо слышал колебания почвы около восьми утра и в половине девятого. Со сводов сыпалась земля, и обрушилось несколько старых сталактитов. Тогда по­думал, что опять проводятся какие-то подземные рабо­ты. Был не прав. Все комментаторы говорят, что это те­ракт, Погибли 40 человек. Как это может быть — не по­нимаю. Откуда взялись эти самые террористы, которых в СССР отродясь не водилось? Троцкисты были, а тер­рористов не было. Может, это троцкисты в них превра­тились? Но откуда они взрывчатку берут? У нас в части ни один патрон не вынесешь, не то что гранату. А уж центнеры взрывчатки... Бред какой-то! А выходит — и не бред...

Вот день рождения испорчен, жалко.

12 сентября 2010 г.

Времени нет подробно писать. Сейчас опять побегу на пост. Началось то, чего я так долго ждал и опасался.

Сегодня опять колебания почвы, источник где-то рядом. Гораздо ближе, чем тогда, весной. Вскоре услы­шал выстрелы за Разломом. Выключил дизель-генера­тор, чтобы не привлекать внимание шумом. Потом уви­дел людей. Больше полувека не видел настоящих людей (в том смысле, что они не папуасы), а тут увидел. Похо­жи на американских солдат. Одеты, по крайней мере, странно. Один другого убил и сбросил в Разлом. А по­том ушел.

Я точно знаю, что они вернутся. У меня все готово к встрече. Приму бой. Если численность будет высо­кая, выполню то, что возложила на меня партия и ко­мандование. Полностью отдаю себе отчет в своих действиях. Каких-либо колебаний, сомнений не от­мечается.

8 октября 2010 г.

Пришли, как я и ожидал. Пятеро. Форма одежды не­знакомая. Вооружены. Двое навели переправу и пере­шли Разлом, не предъявив документы и не назвав па­роль, как положено при входе на секретный объект. Столб с надписью «Запретная территория СССР» и иные средства предупреждения, о которых я позабо­тился, лазутчики нагло проигнорировали.

Предпринял меры к тому, чтобы отсечь лазутчиков от остальной группы. То есть обрезал тросы перепра­вы. А когда попытались войти в туннель, открыл огонь.

Лазутчики бой не приняли. Восстановив переправу, позорно отступили и скрылись.

Нахожусь в полной боевой готовности. Возможно, это последняя моя запись. Если так, то можете быть уверены, что рядовой Башмакин И.С. свой долг выпол­нил с честью.

Да здравствует товарищ Сталин! Да здравствует Родина!»

Башнабаш еще раз перелистал вахтенный журнал, то ли вспоминая прошедшие годы, то ли просто удивляясь тому, что смог заполнить так много страниц. Затем ре­шительно захлопнул его, спрятал в сейф и покинул Ко­мандных! пункт.

Он заглушил ненадолго генератор, прислушался. Где-то под сводами капала вода. Перебегали на своих маленьких лапках крысы - далеко отсюда, по ту сторо­ну Разлома. Еще он слышал, как натужно стонет, крях­тит земля под тяжестью огромного города наверху.

Других звуков Башнабаш не уловил. Опять завел ге­нератор. Вкопал поглубже сошки пулемета, еще раз проверил растяжки и самострелы. Отправился в жил- блок, поправил и без того идеально заправленную кро­вать. Остановился у зеркала.

Оттуда на него смотрело почти незнакомое лицо. По­следний раз в зеркало он смотрелся, наверное, лет десять назад. Надобности такой просто не возникало. Щетина перестала лезть еще в 64-м, так что бриться не надо. И причесываться тоже, волосы выпали и того раньше, а с ними и брови и ресницы... Кожа гладкая, неприятная на ощупь, как брюшко насекомого. Глаза вроде прежние ос­тались - льдисто-синие, это в материнскую породу, там все синеглазые были. Вот только покрылись они какой-то полупрозрачной пленкой, и синяя радужка проглядывает издалека, из-под ледяной корки. Будто утопленник на те­бя смотрит. При этом зрение у Башнабаша стало даже луч­ше, чем в юные годы. Электрическим светом он не поль­зуется, в полной темноте может заметить таракана, зата­ившегося в противоположном углу.

Страшное, наверное, лицо. Было бы чужое — испу­гался, а так, когда знаешь точно, что твое, вроде и нор­мально.

Еще показалось Башнабашу, что стал он как бы ни­же. В первые годы приходилось нагибаться, чтобы раз­глядеть себя всего в зеркале, не помещался он там.

А сейчас свободно помещается. И даже место еще есть сверху, над макушкой. Видно, придавила его земля, сплющила, как этих карликов-папуасов.

«И шея вот куда-то пропала», — заметил он. А с дру­гой стороны — зачем ему шея?

Зато гимнастерочка на нем новенькая, со склада. Ру­кава немного коротки. Или руки слишком длинны. Са­поги начищены, как полагается. Что еще? Выправка... Не та, конечно, выправка.

— Рядовой Башмакин, смир-рна! Подтянуть живот! Грудь вперед! Согнулся, понимаешь, как ива плакучая!

Щелкнули каблуки. Хлопнули ладони о бедра, руки вытянуты по швам.

— Хватит в зеркало глазеть, рядовой Башмакин! От­ставить! Ты не на танцы собрался, а Родину защищать, исполнять священный долг!

— Так точно! — гаркнул Башнабаш.

Зеркало затуманилось в его глазах, расплылось. Башнабаш стиснул зубы, по-строевому развернулся на­лево, приставил ногу. И пошел защищать Родину. Свою Родину, которой давно уже не существовало ни на од­ной карте мира.

Глава 8 Готовим "Рок-н-ролл"

Там, где время остановилось на всю жизнь, не очень много событий и новостей. Поэтому особую силу име­ют слухи и домыслы.

— В тринадцатой Америкоса прижмурили, говорю вам. Вчера параши не было оттуда. И сегодня нет. — Ду­ля с умным видом смотрел на выгребную яму, словно читал там книгу арестантских судеб. — И завтра не бу­дет. Суслик-каптерщик говорит, Блин удавку смастерил из носка. Ночью подстерег и прижмурил. Вот так вот. Нет Америкоса, нет параши. Говном меньше.