Освобождение шпиона

— Ладно, — согласился Воронов. И напряженным то­ном добавил: - Только у меня есть дополнительное ус­ловие...

Анна насторожилась, но виду не подала.

— Да, конечно, я слушаю.

«Чего он хочет? Оговорить суммы вознаграждения? Или параметры жилья? Или марку автомобиля?»

— Вы вчера говорили, чтобы я не рассматривал наши отношения, как романтичные, — волнуясь, произнес он. — Только, как деловые...

«К чему он клонит?» — подумала Анна. Но сделала вид, что ей все понятно.

— Гм... Ну, не совсем так... А в чем условие?

Следователь смотрел в сторону.

— Чтобы наши отношения строились не на строгом расчете, а на чувствах... Это возможно? Вы не замужем?

«Господи, да он влюбился! Ну, неужели он такой ду­рак?! А ведь его характеризуют как хорошего следователя!»

— Конечно, возможно!
– застенчиво улыбнулась она.
– Я закоренелая холостячка, но сейчас чувствую себя влюбленной... И почему, кстати, ты говоришь мне «вы»?

Воронов просиял.

— Это просто замечательно! Я не хочу брать с собой жену. Только дочку. Ты не против, если с нами будет жить Улька?

«Клинический идиот!»

— Ну, конечно! Я буду только рада!

Мешковатый, неуклюжий, Воронов вдруг обнял ее, прижал к себе и принялся целовать лицо — быстро и нервно, будто крошки склевывал.

— Не надо здесь, — остановила его Анна, освобожда­ясь.

— Извини, сорвался... Тут никого нет в такую пого­ду...

Где-то у самой линии горизонта, изломанной кры­шами заозерских «хрущевок», блеснула молния. Анна подняла воротник плаща и пошла в глубь парка — воз­можно, там ветер не такой сильный. Неожиданный «жених» пошел следом.

— Но я не придумал, как устроить побег, — виновато пробормотал он. — СИЗО хорошо охраняется. Четырех­метровая стена, сигнализация, три ряда колючей про­волоки, собаки... Я пытался составить подходящий план, но в каждом есть слабые места...

«А для этого у нас есть Лернер, - подумала Анна. — И в его планах слабых мест не бывает».

— План простой, - проговорила она.
– Ты должен будешь провести следственный эксперимент, для чего забрать Мигунова из тюрьмы. Это реально?

Воронов задумался.

— В принципе, реально. Но он пожизненник... Его могут не выдать для следственных действий за пери­метр... Хотя у них нет инструкций особого режима. Здесь он, как обычный подследственный по делу об убийстве....

— Думаю, ты сумеешь решить этот вопрос, — Анна ласково погладила его по руке.

— Я постараюсь...

— Где ты будешь проводить это... действие? — спро­сила она.

— В управлении, конечно, — сказал Воронов. — У ме­ня в кабинете. Или еще где...

— Кабинет маленький, - возразила Анна.
– Он же должен будет бороться с чучелом, душить его, все это надо заснять на видео. Лучше — в учебном классе, точ­нее — на криминалистическом полигоне. Там простор­но, двойная дверь, из-за которой в коридоре ничего не слышно, а главное — есть «черный ход» на улицу...

— Откуда ты все это знаешь? — изумился Воронов.

— Неважно. Важно, что знаю.

Следователь и будущий пособник шпиону смотрел на Анну новыми глазами. Теперь он видел перед собой опытного секретного агента в облике красивой и строй­ной Женщины, как в голливудских фильмах.

— Дальше. Кто будет охранять Мигунова? — спроси­ла Анна.

— Спецконвой, — сказал Воронов. — То есть специ­ально сформированный наряд. Кого выделят. Обычные милиционеры. Это не те волкодавы, что охраняют пожизненников на «Огненном Острове»,..

— Можешь устроить так, чтобы там оказались люди, хорошо тебе знакомые?

— Да какая разница? Я и так каждого мента в Заозерске знаю. И они меня знают... Я для них вроде как на­чальство: милицейские преступления — наша подслед­ственность.

— Хорошо. Значит, с ними ты легко договоришься, — сказала Анна, улыбнувшись краешками губ.

— О чем? — спросил недоверчиво Воронов. — Взятки тут исключены, да и вообще, есть определенные грани­цы...

— Ты их не перейдешь. Просто Мигунов не захочет показывать при посторонних, как он убивал сокамер­ника. Понятно? Ты попросишь конвой удалиться, и в комнате останетесь только следователь, подозреваемый и двое понятых. Конвоиры ведь послушаются тебя?

— Конечно, — сказал Воронов. — Но дальше-то что?

Навстречу им из-за поворота вышла компания моло­дых людей. Впереди шагал рослый парень, укрывая от ветра полой своей куртки девчонку в ярко-красных колготах, которая была на две головы ниже его. Осталь­ные шли чуть поодаль, что-то вроде почетного эскорта. Поравнявшись с Вороновым и Анной, парень состроил восторженную гримасу и сказал что-то своей девчонке. Та рассмеялась. Воронов посмотрел им вслед. На курт­ке у парня было выстрочено: «U.S. Army Special Forces». Спецназ армии США. Символично...

На горизонте опять полыхнула зарница, на землю упали первые капли дождя,

— У него будет твой пистолет, — сказала Анна, когда компания прошла. — Мигунов отберет его у тебя. Стар­шему следователю ведь положено личное оружие?

— При особых обстоятельствах.

— Ты проводишь следственный эксперимент с убий­цей. Чем не обстоятельство?

Анна посмотрела на небо, надвинула на голову ка­пюшон.

— Конвой выйдет в коридор. Мигунов набросится, отберет пистолет. Прикажет лечь. Запрет дверь в кори­дор. Свяжет тебя и понятых. Затем переоденется... Да, скорее всего, ему придется одолжить чью-то одежду - твою или кого-то из понятых, что подойдет по ком­плекции. А потом он выйдет через черный Ход, где его будет ждать машина. На этом твое участие в операции заканчивается...

Воронов знал , что его одежда Мигунову точно не по­дойдет. Мигунов выше его, шире в плечах, мускулис­тее... Несмотря на восемь лет, проведенных в колонии особого режима. И в том, что он, зек, сможет отобрать оружие у старшего следователя, сытого и здорового, в общем-то, мужчины — в этом не будет никакой натяж­ки. Они все правильно рассчитали. Воронова опять уколола непонятная ревность, обида. Она так спокойно об этом говорила, как о само собой разумеющемся...

— Ладно, Мигунов сел в машину и уехал, — произнес он сухо.
– Это вы, положим, хорошо придумали. А что будет со мной?

Анна замедлила шаг, .повернула к нему лицо.

— О тебе я тоже подумала, Виталий, — сказала она. — В первую очередь — о тебе.

Так беззастенчиво врать человеку, который рискует своей шкурой, нехорошо. Но от него зависит судьба операции, значит, врать — надо. Деструкция и цинизм в чистом виде. Хотя Лернер, как человек аккуратный, сделал соответствующий прогноз.

— В худшем случае тебя уволят из Комитета за халат­ность. А скорее всего, просто объявят строгий выговор. Это наиболее вероятно...