От Цезаря до Августа
Шрифт:
Приготовление к сенатскому заседанию
16—17 марта 44 г. до Р. X
Наступил вечер, мрак окутал узкие улицы и перекрестки; трудовой день должен был бы, как обычно, уснуть под покровом ночи; к лишь время от времени появлялась толпа с факелами в руках, мелькал прохожий с фонарем или наощупь во мраке пробирался какой-нибудь заблудившийся человек. На Капитолии никому не хотелось идти в храм богини Земли: заговорщики сразу поняли, почему Антоний прервал с ними переговоры и внезапно передал все сенату, куда им нельзя было явиться. Побуждаемые грозящей опасностью, они решили принять все меры, чтобы послать на заседание сената нужное им большинство. Антоний и Лепид со своей стороны также старались обеспечить себе большинство в сенате: они предложили ветеранам и колонистам, кто только мог, всем собраться вокруг храма богини Земли с целью устрашить консерваторов. Таким образом, в Риме во мраке ночи нужно было продолжать дневную работу. Консул приказал зажечь на площадях, перекрестках и улицах большие огни, чтобы помочь выйти тем, у кого не было рабов для несения факелов. При дрожащем свете этих костров можно было видеть посланных от заговорщиков, поспешно проходивших к сенаторам с просьбой непременно прийти на следующий день на заседание; группы опоздавших ветеранов из окрестностей, магистратов и знатных лиц, направлявшихся друг к другу для совещаний; патрулирующих солдат, толпы ремесленников, вольноотпущенников, плебеев, собиравшихся в свои коллегии. Глубокой ночью, вероятно, в доме Антония состоялось собрание цезарианцев. На этом собрании, кажется, из вождей партии были только Гирций, Лепид и Антоний, и обсуждение положения дел затянулось. Некоторые цезарианцы хотели позволить заговорщикам выйти
Прибытие сенаторов
16—17 марта 44 г. до Р. X
Итак, решение было предоставлено сенату, но никто не знал, какая партия будет иметь там большинство. Лепид и Антоний думали иметь его на своей стороне и продолжали посылать ветеранов и колонистов к храму богини Земли. Все еще охваченные страхом заговорщики боялись, что это большинство будет для них опасно, и умоляли своих друзей явиться на заседание. Все партии и все сенаторы, впрочем, предполагали принять в нем участие, но без явно выраженных намерений и без вполне определенной цели. Что должно было произойти при такой неопределенности? Многие сенаторы, отправляясь утром 17 марта в храм, с беспокойством спрашивали себя об этом, когда проходили между рядами солдат, поставленных Антонием и Лепидом для поддержания порядка, среди беспокойной и волнующейся толпы поклонников Цезаря. При проходе сенаторов волнение толпы, крики и свистки увеличивались. Внутри храма сенаторы образовывали группы и тревожно беседовали, постоянно прислушиваясь к свирепствовавшему снаружи реву бури и опасались, не закончится ли все это каким-нибудь несчастьем. Вдруг шум еще более усилился. Кое-кто, без сомнения, стал жертвой толпы. Это проходил Цинна, претор, накануне на форуме порицавший Цезаря. Однако толпа не осмелилась применить к нему насилие, и, подобно всем прочим сенаторам, он явился здоровый и невредимый. Явился Долабелла и занял место консула. Наконец, под громкие аплодисменты народа явились Лепид и Антоний, но не было ни одного из заговорщиков.
Сенаторские прения
17 марта 44 г. до Р. X
Антоний с самого начала должен был сознаться в своей ошибке, Несмотря на присутствие ветеранов и солдат, на отсутствие заговорщиков, сенатское большинство так импонировало убийцам Цезаря, что Антоний счел невозможным добиться мероприятий, направленных против них, а особенно во вред Дециму. Действительно, предложение пригласить заговорщиков для участия в заседании, другими словами — иметь союзниками своих судей, было тотчас принято без возражений. Слишком много накопилось ненависти к Цезарю; республиканские традиции были еще слишком живы даже в этом сенате, который неоднократно перетасовывал сам Цезарь; тираноубийцы, и так уже многочисленные, имели там слишком много родственников и друзей. Если Антоний и Лепид могли окружить сенат толпой друзей Цезаря, то в самом сенате были почти исключительно его враги: друзья воздержались от прихода или не смели выступить с речью. Но с переходом к обсуждению убийства прения превратились в беспорядочное столкновение противоположных мнений. Некоторые сенаторы, в том числе Тиберий Клавдий Нерон, утверждали, что это убийство следует считать убийством тирана и, следовательно, по старому обычаю надо декретировать награды его виновникам, как было сделано некогда для убийц Гракхов. Другие, более благоразумные, были согласны, что заговорщики, конечно, совершили прекрасное дело, но что награждать их за это было бы слишком: разве не достаточно для них простой похвалы? Были, наконец, сенаторы, старавшиеся примирить страх, который они испытывали перед убийством, и почтение, которое внушило им мнение большинства; они объявили, что даже похвалы несвоевременны и что достаточно только безнаказанности. Но первые возражали на это, выставив неизбежную дилемму: или Цезарь был убит как тиран, или его убийцы заслуживают казни. На эту тему спорили долго — очевидное доказательство, что, хотя крайние предложения и были встречены шумными аплодисментами, все же они не давали полного удовлетворения собранию. Мало-помалу спор привел противников к основному вопросу, от которого зависело все: был Цезарь тираном или нет?
Был ли Цезарь тираном
Собрание наконец поняло, что необходимо сначала решить этот сомнительный вопрос, оно решило обсудить его беспристрастно, рассматривая как не имеющие значения все клятвы, которые Цезарь? требовал от сенаторов. Начался новый спор; многочисленные ораторы выступали со своими речами, а извне ропот мятежной толпы с проклятиями убийцам Цезаря доносился все громче и громче. Собрание, очень разделенное, казалось, не могло остановиться ни на каком решении. Но Антоний, находившийся в большом затруднении, хранивший до сих пор молчание и позволявший свободно высказываться другим, вмешался в спор и очень ловко свел обсуждение к одному вопросу: если сенат объявит, что Цезарь был тираном, нужно будет считаться с последствиями этого постановления; в этом случае закон неизбежно требовал, чтобы труп его был брошен в Тибр и чтобы все совершенные им акты были уничтожены. Другими словами, все земли, проданные или отданные Цезарем, должны быть отобраны; все назначенные им магистраты, и даже те из них, которые были в числе его убийц, должны потерять свои должности; наконец, все столь многочисленные сенаторы, избранные Цезарем, перестанут участвовать в сенате. Этот аргумент не замедлил произвести сильное действие: как враги, так и друзья Цезаря в эти годы почти все получили от него что-нибудь, так что сохранить его дело были заинтересованы и те и другие, начиная с самого Брута, который был претором и мать которого получила от Цезаря громадное поместье в Кампании. И как бы подтверждая аргументы Антония, усилился ропот толпы, готовой взять сенат штурмом. Антоний и Лепид должны были выйти, чтобы успокоить ее, и Антоний начал говорить, но его было слышно с трудом; раздались крики: «На форум! На форум!». Антоний должен был отправиться на форум, там снова начал свое объяснение и обещал народу, что его желания будут выслушаны. Прения в сенате продолжались под председательством Долабеллы, но ловкое вмешательство Антония побудило оппортунистов выдвинуть вперед предложения, может быть, и нелепые, но способные примирить выгоду со страстью, чтобы после отклонения крайних предложений удовлетворить собравшихся. Неужели бросить в Тибр труп человека, мщения за которого громкими криками требовала толпа? Римская аристократия нашла силы бросить в Тибр трупы Гракхов, но через восемьдесят лет нерешительность и страх были уже характерными чертами этого слабого клуба дельцов, политиков и дилетантов, каждый из которых имел свои интересы и свое честолюбие. Долабелла же, опасаясь еще потерять свое консульство, угрожал снова стать союзником Цезаря, если не будут утверждены распоряжения диктатора. Было так необходимо утвердить приобретенные права, что даже заговорщики в нетерпении от продолжительности заседания стали распространять в народе прокламации, в которых обещали сохранение всех принятых Цезарем мер. Тщетно непримиримые предлагали уничтожить все пожалования тирана и восстановить их путем народного утверждения; едва только прошла первая неловкость, примирительная партия ободрилась, крайние потеряли под собой почву.
Амнистия
Когда Антоний и Лепид возвратились, споры еще продолжались, хотя все были согласны, что распоряжения Цезаря не могут быть уничтожены, независимо от того, было ли убийство преступлением или нет. Нужно было найти формулу, чтобы разрешить это нелепое противоречие, и задача была нелегка. Наконец, Цицерон, революционный пыл которого немного успокоился с 15 марта, вспомнил кстати, что афиняне для прекращения гражданских войн время от времени прибегали к амнистии, т. е. к забвению и взаимному прощению всех действий, противных закону. Поэтому он предложил ради общественного блага утвердить все распоряжения диктатора,
не только уже обнародованные, но и те, которые найдут в его бумагах составленными в официальной форме и принятыми в силу власти, предоставленной ему сенатом или комициями. Он доверит также произвести разбор его бумаг Антонию и, наконец, провозгласил амнистию, запретив выставлять обвинение против кого бы то ни было по поводу смерти Цезаря. Предложение было принято вместе со специальной оговоркой относительно проектированных Цезарем колоний. По-видимому, для успокоения ветеранов сенатское постановление объявляло, что все они будут основаны. Сенат после этого разошелся; решения были сообщены заговорщикам, которые приняли их, и к вечеру, когда Антоний и Лепид послали заложниками на Капитолий своих сыновей, Брут, Кассий и другие заговорщики спустились с него. Цезаря больше не существовало, но заговорщики, убив человека и исполнив, по их мнению, труднейшую часть предприятия, внезапно увидали, что перед ними, загораживая им путь, встает его дело, коалиция его интересов, сложившихся во время гражданской войны и диктатуры. Не будучи в силах смести преграду, они должны были обойти ее, но какими средствами!Реставрация законной республики на развалинах революционной диктатуры начиналась, в свою очередь, с революционной меры, амнистии, греческого учреждения, чуждого законам и юридическим традициям Рима; эту меру сенатское большинство ввело поспешно, чтобы разом разрешить политические проблемы.
II. Похороны Цезаря
Сенат и республика. — Марк Антоний. — Заседание сената 19 марта. — Завещание Цезаря. — Посмертные дары Цезаря народу. — Приготовления к похоронам Цезаря. — Анархия в дни, следующие за похоронами. — Всеобщее смятение партий. — Новое появление Герофила. — Казнь Герофила.
Республиканцы в Риме
Все современные историки допускают, что старые республиканские учреждения Рима в эпоху Цезаря были истощены и бездейственны, что современники должны были отдавать себе в этом отчет, что вследствие этого всякий акт, назначенный восстановить республику или даже просто проявить почтение к ее учреждениям и вековым традициям, должен рассматриваться как глупость и безумие. Это, по моему мнению, очень грубая ошибка, которая делает невозможным понять последнюю республиканскую революцию Рима. Я думаю (и надеюсь доказать в процессе своего изложения), что республика была более жизненной, чем принято считать; но даже если допустить, что она была мертва, нужно иметь в виду, что люди очень часто замечают социальные и политические перемены только много времени спустя после их осуществления, что они постоянно бывают склонны рассматривать все существующее, особенно в политике, как само собой разумеющееся. Следовательно, гораздо более вероятно, что основные учреждения древней республики, имевшей такой удивительный успех, рассматривались современниками как бессмертные. Особенно это было верно для сената, завоевавшего и управлявшего огромной империей, символизировавшего в глазах побежденных победоносную мощь Рима и убившего, наконец, Юлия Цезаря за то, что тот в последнее время после стольких побед не относился к нему с должным уважением. Разумный человек не мог не чувствовать, что нужно было считаться с этим грозным учреждением, и, как бы ни был безрассуден, не мог начать с ним легкомысленно борьбу, не будучи принужден к этому необходимостью.
Положение Антония
Не нужно поэтому удивляться, если после заседания 17 марта Положение и решений, которыми завершились неопределенность и колебания Антония 15 и 16 марта, Антоний оставался очень озабоченным. Положение для него было неблагоприятно. Вопреки его ожиданию и несмотря на отсутствие заговорщиков, большинство сенаторов выказало сопротивление угрозам ветеранов и одобрило убийство Цезаря. Теперь, когда заговорщики могли свободно заседать в сенате, они, конечно, соединятся с остатками помпеянцев в одну партию, и эта партия сделается госпожой республики, имея на своей стороне высшие классы, одного консула, нескольких преторов, многих правителей и сенат. Действительно, из выдающихся сторонников Цезаря, не участвовавших в заговоре, Долабелла уже изменил, а другие, за исключением Гирция, не показывались. Простой народ в Риме был беспокоен, его раздражали заговорщики, но Антоний, как и все, не рассчитывал много на это волнение; он думал, что оно исчезнет, подобно вспышке. Одним словом, к 17 марта Антоний считал прежнюю помпеянскую партию госпожой положения; и так как примирительными речами, произнесенными на утреннем заседании, ему удалось приобрести расположение наиболее выдающихся ее вождей, [3] он спрашивал себя, нельзя ли найти какое-нибудь средство примириться с этой партией, которую он оставил в тот момент, когда она снова готова была приобрести прежнее влияние.
3
Plut., Ant., 14; Brut., 19.
Характер Антония
Антоний был, конечно, одним из наиболее замечательных политиков старой гибнувшей аристократии, бросавшихся тогда в политику, как в славный разбойнический набег. Сильный телом и духом, отважный и великодушный, чувственный, непредсказуемый, гордый, жестокий, умный, но недостаточно хитрый, способный позволить своим страстям и безрассудству увлечь себя до самых тяжелых заблуждений, он вел до сих пор бродячую жизнь, полную рискованных и противозаконных приключений, страшных опасностей, необычайных удач и неудач — от тайной экспедиции Габиния в Египет до осады Алезии, от революционного трибуната 49 года до перехода в 48 году через Адриатическое море, от Фарсалы до диктатуры 47 года. Но даже самые безрассудные люди, если они не безумцы, умеют иногда умерить себя и сделаться благоразумными, видя себя на краю пропасти.
Таково было положение Антония; он стоял перед печальным выводом, что все его усилия, подобно усилиям Сизифа, не достигали цели. Он ^приобрел большое состояние, но все его растратил, так что в мартовские иды его имущество состояло по большей части из долгов. Он неоднократно рисковал своей жизнью во имя народной партии, но так же часто терял влияние на своих сторонников, позволяя себе сумасбродные выходки или насилие, как было в 47 году, когда он после большой победы народной партии с энергией консула времен Гракхов подавил беспорядки, вызванные Долабеллой. Таким образом, в тридцатидевятилетнем возрасте [4] он оказался не обеспеченным состоянием, с небольшим числом друзей и массой врагов, со слабой популярностью и в неопределенном и очень опасном положении. С некоторого времени благодаря годам и в борьбе с неудачами он сделался более благоразумным, доказательством чего стало последнее примирение его с Цезарем. Внезапная катастрофа в иды марта и опасное положение, в котором он неожиданно оказался, окончательно побудили его быть более благоразумным, чем он был до сих пор. Он, человек быстрых реакций, решил повременить, чтобы видеть, какой оборот примут события, и не вступать в борьбу с новой консервативной партией, а напротив, угождал ей и старался сделать возможным соглашение с ней в том случае, если народная партия будет обречена на гибель. Из благоразумия он не разрывал и с народной партией, которая могла со временем возвратиться к власти, ибо последние годы были богаты странными и неожиданными переворотами.
4
Антоний родился, вероятно, в 671/83 г. См.: Gardthausen, Augustus und seine Zeit. Leipzig, 1891, II, c. 5, np. 22.
Утверждение распоряжений Цезаря
18—19 марта 44 г. до Р. X
18 марта Антоний и Лепид пригласили Брута и Кассия на большой обед, а 19-го сенат снова собрался, [5] чтобы отрегулировать частные вопросы, возникшие в эти дни, как необходимые следствия общей амнистии 17 марта. Прежде всего нужно было вслед за общим одобрением распоряжений Цезаря в их совокупности утвердить одно за другим распоряжения, касающиеся провинций и магистратур.
5
Плутарх (Brut., 19–20) передает нам многочисленные и ценные указания об этом заседании, которое Ihne (Rom. Gesch., Leipzig, 1898, VII, 265) с вероятностью предполагает происходившим 19 марта и на котором были утверждены распоряжения Цезаря относительно провинций и магистратур, а также обсуждался вопрос о похоронах. Аппиан (В. С. II, 135, 136) намечает обсуждение вопроса о похоронах на заседании 17 марта, но очень неясно; дата, данная Плутархом, кажется мне более вероятной, потому что вопрос о похоронах должен был казаться второстепенным, пока не было достигнуто соглашение.