От Цезаря до Августа

Первые переговоры между Антонием и Октавианом

Обуреваемый этими сомнениями, Антоний получил от Октавиана просьбу о встрече. Антонию нетрудно было бы понять причину свидания, даже если бы молодой человек ничего не сказал о ней. между Ни из чего не следует, что Антоний был склонен возвратить деньги Антонием Цезаря их законному наследнику, и было даже невероятно, чтобы и он серьезно считался с личностью, претензиями и происками молодого человека. Напротив, вероятно, что требования Октавиана вызвали в нем совершенно другую мысль: так как Цезарь назначил его и Децима Брута вторыми наследниками и так как Децим Брут не будет никогда в состоянии защитить свои права, то он должен постараться заставить Октавиана отказаться от его наследства и взять себе его часть. [133] Антоний думал напугать молодого человека, обойтись с ним несколько неучтиво и, когда Октавиан явился во дворец Помпея, начал с того, что заставил его долго ждать; потом наконец приняв его, едва позволил ему произнести несколько слов и грубо прервал, говоря, что он безумец, если в такие годы считает себя способным наследовать Цезарю. Затем Антоний вышел, не дав молодому человеку времени на ответ и оставив его сконфуженным и оскорбленным. [134] Антонию нужно было заняться более важными делами, чем просьбой этого юноши. Дни проходили, наступил конец мая. Антонию наконец удалось привлечь на свою сторону Долабеллу, дав ему значительную сумму, взятую в государственном казначействе, и пообещав добиться продолжения его проконсульства. Хотя все думали, что он заявит свою просьбу сенату 1 июня, он не мог еще выбрать момент, в который нужно было начать решительные действия. В последних числах мая он получил письмо от Брута и Кассия, которые спрашивали его, с какой целью он набрал столько ветеранов; они утверждали, что предлог обеспечить обещанные Цезарем вознаграждения не имел значения, ибо никто из консерваторов не думает их отнимать. [135] Антоний хотел тогда успокоить их и через Гирция и Бальба сообщил им, что после первых заседаний сената он предоставит им провинции, на которые они имели право, но эти провинции не были им названы. [136] В общем, он не решался вступить в открытую войну с убийцами Цезаря, ещё страшась могущества консервативной партии. Однако Цицерон писал Аттику, что, к несчастью, консервативная партия не была уже более тем, чем она была пять лет тому назад, когда с такой смелостью объявила войну Цезарю! [137]

133

Floras, IV, IV, I.

134

Рассказ о свидании, находящийся у Ал пиана (В. С., III, 14 сл.), извлечен, по мнению Зольтау (Suppi. zu Philologus, VII, с. 604 сл.), из мемуаров Августа и, следовательно, правдив; опускаются только унизительные подробности. Всю правду надо искать у Веллея (II, LX, 30) и у Николая Дамасского (28), где он упоминает о первом свидании Антония и Октавиана, рассказ о котором был помещен в предшествующем тексте, теперь потерянном, и в котором Антоний вел себя грубо с Октавианом. Конечно, об этом первом свидании говорит и Веллей. Плутарх (Anton., 16) передает вкратце суть беседы между Антонием и Октавианом, которая кажется очень вероятной.

135

Cicero, F., II, 2.

136

Cicero, А., XV, 5, 2.

137

Ibid., 3, I: пес causa eadem est пес simile tempus. Causa обозначает здесь «политическую партию», как у Cicero (А., XV, 6, I: causae… amicissimus; и А., VII, 3, 5: causam solum ilia causa non ha bet).

Последние дни мая

Оратор лучше консула понимал положение дел. Присутствие ветеранов и тревожные слухи испугали тех, кто оставался. Гирций, вернувшийся в Рим, снова уехал из него и отправился в Тускул, [138] чтобы написать там, по совету Бальба, продолжение комментариев Цезаря. [139] Говорили, что на заседании 1 июня не будут присутствовать и избранные на следующий год консулы. [140] Все это вовсе не могло побудить вернуться в Рим тех, кто уже уехал из него; и с разных сторон Цицерону советовали не возвращаться в столицу. Он, однако, упорствовал, поехал в Арпин, а оттуда после 25-го числа — в Тускул и написал Аттику, что хочет, во всяком случае, отдать себе полный отчет в происходящем; [141] но в Тускуле он нашел Гирция, заклинавшего его не ехать далее. [142] Брут и Кассий в эти последние дни мая также были в большой нерешительности ввиду противоречивых слухов. Им то говорили, что Антоний заставит утвердить за ними их провинции, то, что он расставляет им сети; они просили совета у всех, вызвали из Рима Сервилию, писали и заставляли писать друзьям, Цицерону и Аттику, чтобы те приехали в Ланувий поговорить с ними; [143] наконец, решились попросить Аттика взять на себя инициативу займа у богатых римских всадников, чтобы доставить Бруту и Кассию деньги — нерв войны. Друг Брута, Гай Флавий, отправился в Рим вести переговоры с главой финансистов. [144] Кассий, кроме того, писал письмо за письмом к Цицерону, [145] прося его похлопотать за них у Гирция и Пансы, двух консулов следующего года. Цицерон, не знавший, что посоветовать, предполагал быть в Ланувии 29 или 30 мая, [146] хотя боялся дать повод к разговорам своими приездами и отъездами. [147] Аттик также согласился приехать туда, [148] но заранее отказался взять на себя инициативу займа у римских всадников. [149] Он не хотел, возможно, слишком компрометировать себя; может быть, он также отчаялся в удаче предприятия, ибо люди, обладающие деньгами, всегда желая поддержания общественного порядка, не любят, однако, тратить на это деньги. Когда, вероятно, 30 мая, Аттик и Цицерон встретились в Ланувии с Брутом и Кассием, они после долгой беседы должны были признаться, что Антоний отныне был господином положения и мог причинить им вред, какой только хотел. [150]

138

Ibid., 6, 2; XV, 5, 2: я принимаю для этого текста удачную поправку: qui quidem se afuturum.

139

Hirtius, В. G., VIII, praet.

140

Cicero, Phil., I, II, 6.

141

Cicero, A., XV, 3, I.

142

Ibid., 5, 2.

143

Ibid., 4, 2 и 5.

144

Cornelius Nepos, Att., 8. Что переговоры происходили в этот момент — мое предположение. Факт, что третье лицо, К. Флавий, отправляется к Аттику, наводит на мысль, что Брут и Кассий не были в Риме. Может быть, намек на отказ Аттика встречается у Цицерона (XV, 4, 5, — письмо, написанное в эту эпоху и, конечно, являющееся началом записки, оказавшейся ошибочно присоединенной к предшествующему): quam vellem Б rut о studium tuum navare potuisses! Буассье (Ciceron et ses amis, Paris, 1902, c. 158) помещает эти переговоры позднее, когда Брут был в Македонии. Но мне кажется маловероятным, чтобы он прибегал к помощи Аттика в то время, когда в качестве проконсула мог грабить провинцию или просить денег у сената.

145

Cicero, А., XV, 5, 1; XV, б, 1.

146

Ruete, Die Correspondenz Ciceros, с. 23.

147

Cicero, A., XV, 4, 2: «Lanuvium eundem… non sine multo sermone».

148

Ibid., 20, 2: свидание в Ланувии — это, конечно, то, о котором он упоминает, и к нему же относится начало письма Цицерона (А., XV, 8, 1: post tuum discessum).

149

Cornel. Nepos, Att., 8.

150

Cicero, A., XV, 20, 2: Lanuvii… vidi nostros tantum spei habere ad vivendum, quantum accipissent ab Antonio.

Открытое заседание сената 1—2 июня 44 г. до Р. X

Антоний, напротив, был очень далек от исполнения приписывавшихся ему ужасных проектов и заметил, что является господином положения, как сказали это Брут и Кассий несколько дней тому назад, только 1 июня, когда, к своему великому изумлению, увидал, что в сенат не явились ни Цицерон, ни консулы следующего года, ни наиболее выдающиеся сенаторы. [151] Это был день сюрпризов. Антоний нашел на заседании только неизвестных сенаторов, готовых позволить ему говорить и делать что угодно. Все ожидали к тому же, что Антоний представит сенату свои требования относительно провинций, но были изумлены, видя, что консул на этом заседании касался только текущих дел, и никаких намеков на ожидаемые проекты не было. Неужели на Антония наклеветали? К вечеру консерваторы успокоились. Но ободренный отсутствием выдающихся вождей и как часто бывает после долгих колебаний, Антоний по окончании заседания решил действовать с величайшей поспешностью и, не дожидаясь истечения законного срока в три нундины, [152] созвать неожиданно на следующее утро народное собрание, чтобы воспрепятствовать своим противникам послать враждебных трибунов для наложения их veto, а с помощью дружественных трибунов предложить на сходке закон, продлевающий ему и Долабелле время проконсульства в Сирии и Македонии на шесть лет, включая и год консульства. Однако даже в этой торопливости он старался быть благоразумным и щадил консерваторов, предлагая им некоторую компенсацию за свои незаконные действия. Он на время отказался от своего требования относительно Галлии и назначил на 5 июня заседание, на котором должен быть издан декрет, утверждающий за Брутом и Кассием их провинции. Он предполагал также по предложению тех же самых трибунов и в том же народном собрании превратить в закон сенатское постановление, учреждавшее комиссию для разбора бумаг Цезаря. Инструкции ветеранам и друзьям были даны с вечера. Утром консул, расположенные к нему магистраты и некоторое количество граждан, изображавших из себя трибы, собрались на форум, а днем много лиц, даже не подозревавших, что в этот день происходило народное собрание, узнали о поспешном принятии legis de provinciis и legis de actis Caesaris cum consilio cognoscendis. [153] Вероятно, в тот же день Бальб не без некоторого изумления узнал, что Антоний задумал послать Брута в Азию, а Кассия — в Сицилию для закупки там хлеба. [154] Это был один из самых ловких маневров, потому что если бы оба заговорщика отказались от поручения, то на них можно бы возложить ответственность за хронический недостаток хлеба в Риме, а если они примут его, то вынуждены будут уехать и бросить все меры на защиту консервативной партии ради переговоров с хлеботорговцами.

151

Cicero, Phil., I, II, 6.

152

Ibid., V, III, 7 сл.

153

Cicero, Phil., V, III, 7.

154

Cicero, A., XV, 9, I: он получил письмо Бальба с этим известием вечером

июня, вероятно, в Тускуле.

Раздор между Антонием и Октавианом

За последними тревожными днями мая в рядах консерваторов и заговорщиков последовало относительное затишье, когда стало ясно, что по крайней мере амнистия осталась нетронутой. Сам Цицерон немедленно после приезда в Тускул обратился к Долабелле с просьбой избрать его своим проконсульским легатом, но с позволением вернуться в Рим, когда он захочет. [155] После бесполезных разговоров с «героями» он решил, что лучше всего отправиться путешествовать за счет государства. Когда, однако, узнали о намерениях Антония относительно провинций Кассия и Брута, все были возмущены. [156] Можно ли давать столь низкое поручение двум освободителям родины! Это было замаскированное изгнание, а не поручение; Антоний хотел удалить их из Италии и отнять у Децима его провинцию. [157] Брут снова послал приглашения к своей матери, Цицерону, Аттику и всем своим друзьям, прося их собраться в Анции для новых переговоров. Однако новые разногласия возникли в Риме, на этот раз между Антонием и Октавианом. Раздраженный нанесенным ему оскорблением, последний принялся агитировать среди масс, выставляя консула врагом народа, напоминая о кровавых репрессиях 47 года, [158] обвиняя его в измене памяти и партии Цезаря и в препятствиях к уплате завещанных последним сумм. Свои речи он сопровождал выразительным заявлением, что продаст все имущество Цезаря, свое имущество и имущество своей фамилии, лишь бы поскорее заплатить каждому по 300 сестерциев. [159] Антоний из мести стал чинить препятствия куриатному закону, утверждавшему усыновление, [160] и в этом ему помогали родственники заговорщиков, не желавшие иметь в Риме сына Цезаря. Поэтому Октавиан с большим жаром принялся за агитацию среди народа; он набрал себе банду сторонников и, как новый Герофил, ходил по римским улицам, произнося повсюду речи против Антония, стараясь возмутить самих ветеранов, снова призывая мстить за Цезаря, обвиняя Антония в его нежелании мстить за диктатора и в измене своей партии. [161] Он писал также к своим друзьям в македонские легионы, чтобы сообщить им о том, как позорно обращается Антоний с сыном Цезаря.

155

Cicero, А., XV, 8.

156

Ibid., 9.

157

Ibid., 10: «si vero aliquid de Decimo gravius… Dion is legatio».

158

Cm.: Dio, XLV, 6.

159

Арр., в. С., III, 21.

160

Dio, XLV, 5. В рассказе Аппиана (В. С., III, 2 сл.), мне кажется, много преувеличений.

161

Арр., В. С., III, 28.

Собрание в Анции 1—10 июня 44 г. до Р. X

Цицерон между тем получил 7 июня [162] (может быть, и несколь- Собрание ко позднее) письмо от Долабеллы, в котором тот говорил, что в Анции 2 июня, т. е. тотчас же после принятия legis de provinciis, он назначил его своим легатом, но на пять лет, а не на два года, как думал Цицерон. [163] Долабелла поспешил удовлетворить своего тестя, чтобы принудить его таким образом признать очень сомнительную законность этого народного решения. Действительно, это назначение привело беспокойного Цицерона к некоторому философскому спокойствию, и на следующий день, 8 июня, уступая требованиям Брута и Кассия, он отправился в Анций. На прекрасном побережье Анция он нашел Брута и его жену Порцию, Сервилию, Тертуллу, жену Кассия и сестру Брута, Фавония и много других друзей. Аттика там не было: он не захотел покинуть Рим. Перед этим собранием мужчин и матрон Цицерон высказал свое мнение и посоветовал принять поручение. Легатство при Долабелле успокоило на некоторое время неистового консерватора, желавшего полного уничтожения народной партии. Но Кассий вне себя громко заявил, что никогда и ни за что он не поедет в Сицилию, а скорее отправится в изгнание в Ахайю. Брут, напротив, несмотря на свое уныние, говорил, что хочет вернуться в Рим, где должен в качестве претора дать народу ludi Apollinares. Цицерон старался отговорить его от этого. Сервилия, желавшая спасти не республику, а своего сына и зятя, советовала принять поручение, говоря, что она добьется уничтожения неприятного поручения — покупки хлеба. Разговор отклонился в сторону; распространялись в бесполезных сожалениях о стольких вещах, которые нужно было бы сделать и о которых никто не подумал; сожалели, что по совету Децима Брута не убили в мартовские дни и Антония.

162

Cicero, А., XV, II, 4: «id mihi heri vesperi nuntiatum est* (письмо от 8 июня).

163

Ibid., 9, 4.

Спорили об этом, по-видимому, так оживленно, что Цицерон и Сервилия даже поссорились по этому поводу. Наконец, Брут уступил, решил не ехать в Рим, а предоставить отпраздновать игры замещавшему его товарищу Гаю Антонию. Но вопрос о поручении остался нерешенным: Кассий если и не протестовал более с такой силой, то и не говорил еще, что согласен уехать. Брут, напротив, как казалось Цицерону, был более склонен принять поручение. [164] Вообще, это было еще одно бесполезное путешествие Цицерона; он утешался мыслью, что по крайней мере выполнил свою обязанность, и решил теперь уехать в Грецию. [165]

164

См. все письмо Цицерона (А., XV, II) со всеми объяснениями и подробностями, взятыми из А., XV, 12, по просьбе Аттика. Слова: «amissas occasiones Decimunique Brutum graviter accusabant», в § 2 выражают, по моему мнению, сожаление, что Антоний не был убит в мартовские дни по совету Децима, а не Марка Брута, как обычно думают, ссылаясь на Плутарха и Ал пиана. Это вероятно потому, что Децим и Антоний были товарищами по оружию, тогда как Марк Брут и Антоний едва знали друг друга; это ясно подтверждается данным местом, иначе не объяснимым. Нельзя понимать под amissas occasiones бездеятельность, в какой находился Децим в Галлии со своими легионами: Антоний был не более деятелен в Риме, и у Децима еще было время действовать.

165

Cicero, А., XV, 11, 3.

V. Аграрный закон Луция Антония

Антоний реорганизует цезарианскую партию. — Друзья Антония. — Финансовые затруднения консервативной партии. — Консерваторы настраивают Октавиана против Антония. — Утверждение аграрного закона. — Проекты Кассия.

Законодательные предложения

Ободренный первым успехом своего legis de provinciis, Антоний решил восстановить дезорганизованную мартовскими идами цезарианскую партию и, продолжая политику Цезаря, предложить серию популярных законов с целью подготовить одобрение закона относительно Галлий. Обе эти попытки были необходимым следствием новой политики, к которой обратился Антоний после 15 апреля.

Чтобы уверить и польстить колонистам и ветеранам и доказать, что в важных делах недостаточно декретов сената, он заставил комиции обратить в законы сенатское постановление от 17 марта, касающееся распоряжений Цезаря и утверждения колоний. В то же время с целью опровергнуть консерваторов, обвинявших его в стремлении к диктатуре, он предложил обратить в закон апрельское постановление сената, уничтожавшее ее. С другой стороны, Луций Антоний предложил, как это делали, начиная с Тиберия Гракха, все вожди народной партии, обширный аграрный закон. К несчастью, относительно его содержания мы имеем только отдельные детали и нападки Цицерона, так что невозможно восстановить самый текст закона, и мы должны ограничиться утверждением, что для ускорения распределения земель ветеранам он предполагал осушение Пон- тийских болот, о чем думал еще Цезарь, [166] и устанавливал комиссию из семи членов, [167] которой поручались раздел общественных земель и покупка частных земель в Италии. [168]

166

Dio, XLV, 9.

167

Cicero, Phil., VI, V, 14; VIII, IX, 26.

168

Это доказывается местом Цицерона (Phil., VIII, IX, 26).

Реорганизация цезарианцев

В первой половине июня эти законы были обнародованы Марком Антонием и Луцием Антонием. Но для широкой агитации, требовавшейся для их успеха, для усилия, нужного, чтобы действительно властвовать над всей республикой, у Антония не было достаточно сил: с ним были только его два брата и ветераны.

Ему нужна была более могущественная помощь, более ловкие агенты и новые сотрудники. Единственным средством найти их было восстановить партию Цезаря, но не всю, а лишь ее левое крыло, состоявшее из народных и революционных элементов. Антоний не мог рассчитывать на знаменитых цезарианцев, пресыщенных добычей, как то: Гирция, Пансу, Бальба, Пизона, Саллюстия, Калена, которые не хотели более себя компрометировать и ничем рисковать. Он не мог также надеяться найти сторонников в высших классах, откуда после смерти Суллы, около 70 года, вышло столько знаменитых борцов народной партии. Времена слишком изменились; высшие классы, истощенные великой борьбой, которую перенесли предшествующие поколения, поредевшие в результате гражданских войн и малой рождаемости, ослабленные богатством, удовольствиями и властью, напуганные свалившимися на них бедами, дезорганизованные, гордые, озлобленные, не имели более сил сражаться даже в целях самозащиты. Они не пополняли более новыми людьми ряды консервативной партии и предоставили последним современникам Цезаря самим выдерживать заключительную борьбу. Даже сыновья великих людей, бывших в первых рядах консервативной партии в предшествовавшем поколении, например сыновья Гортензия, Лукулла, Катона, держались в тени, и, в то время как назревала неизбежная катастрофа для их класса, они предавались удовольствиям, играм или своим занятиям. Эти классы еще менее могли дать людей народной партии, ставшей партией чисто революционной. Антоний был вынужден обратиться к менее богатым и более недовольным элементам партии Цезаря, к тому темному люду и ремесленникам, мелким собственникам и купцам, солдатам и центурионам, италикам и иностранцам, из которых Цезарь в свои последние годы предпочтительно выбирал офицеров, должностных лиц и сенаторов. Эти люди, естественно, были враждебны заговорщикам, которые почти все принадлежали к знати и смотрели на них как на самозванцев и узурпаторов; они боялись лишиться приобретенных ими званий и имущества или, по меньшей мере, видеть разбитыми свои надежды и честолюбивые планы. Легко было поэтому сговориться с ними, и если еще оставались затруднения, то Антоний имел в руках два могущественных средства для победы: бумаги Цезаря и государственную казну, откуда он продолжал их черпать в большом количестве.

Новая цезарианская партия июнь 44 г. до Р. X

Таким образом, с помощью лести, обещаний или ложно приписываемых Цезарю решений, раздачи денег, магистратур и назначений в сенаторы он старался объединить вокруг себя наиболее умных цезарианцев, бывших еще слишком мало удовлетворенными, чтобы примкнуть к консерваторам. К ним принадлежали: Вентидий Басс, прежний погонщик мулов, подрядчик по перевозке кладей; Децидий Сакса, испанец, получивший от Цезаря права гражданства, metator castrorum — начальник саперов и народный трибун этого года; [169] Тулл Гостилий и некто Инстей, избранные народными трибунами на следующий год (о втором из них говорили, что он был банщиком в банях в Пизавре — совр. Pesaro); [170] отставной актер по имени Нукула; Цезенний Лентой, офицер Цезаря, отличившийся в последней испанской войне, но незнатного происхождения, — Цицерон утверждает, что он был мимом; [171] Кассий Барба, Марк Барбатий Филипп, [172] Луций Марций Цензорин [173] и Тит Мунаций Планк Бурса. Последний был изгнан после похорон Клодия, но вернулся во время гражданских войн и очень боялся быть изгнанным снова. [174] К перечисленным лицам Антоний присоединил значительное число своих друзей и сотоварищей по развлечениям. Это был сибарит, и даже теперь, между делом, по словам Цицерона, которому можно верить, несмотря на небольшие преувеличения, Антоний тратил деньги Цезаря и государства на веселую жизнь, игры, празднества и банкеты, а также на содержание придворных, [175] между которыми также находил себе сотрудников. В их числе были Сей Мустела и Нумизий Тирон, которому вместе с Касселем Барбой он поручил командование своей небольшой гвардией, составленной из ветеранов, [176] некто Петузий из Урбина, растративший все свое состояние, [177] Публий Волумний Ев- трапель, патрон Кифериды, бывшей любовницы Антония до его брака с Фульвией и одной из самых модных куртизанок, а также афинянин Лисий, сын Федра. [178]

169

Cicero, Phil., XI, 5, 12; ХШ, 13, 27.

170

Ibid., 13, 26.

171

Ibid., XI, б, 13; Dio, XUII, 40; Orosius, VI, XVI, 9.

172

Ibid., XIII, 2, 3.

173

Ibid., XI, 5, 11.

174

Cicero, Phil., XIII, 12, 27.

175

Ibid., XIII, 2, 3.

176

Ibid., V, 6, 18.

177

Ibid., XII, 8, 19.

178

Ibid., V, 5, 13.

Дальнейшая агитация

Обнародование законов дало повод к новой народной агитации, повлекшей за собой остатки движения, поднятого Герофилом. Простой народ и ветераны, толпой осаждавшие дома заговорщиков, собирались теперь на сходки и обсуждали аграрный закон. Эти сходки, где, естественно, восхваляли Цезаря и порицали его убийц, скоро приняли очень бурный характер; богатые классы, консерваторы, заговорщики снова заволновались, и тревога возрастала, по мере того как они стали яснее понимать важность аграрного закона, других предложенных законов и новых пополнений в народную партию. Эта последняя не только старалась уничтожить амнистию, но и стремилась наложить свою руку на государственные доходы. Положение было серьезным. В течение трех месяцев консерваторы в душе надеялись воспользоваться значительными суммами, собранными Цезарем в государственную казну, чтобы вознаградить фамилии, потерявшие свое имущество в гражданской войне, так как возвратить им их земли не было возможности. [179] А между тем партия Цезаря, мнимая партия бедняков, не только удерживала эти имущества, не только при участии консула черпала полными горстями из государственной казны, но скоро, по утверждении аграрного закона, должна была распоряжаться казной на законном основании в тот момент, когда нехватка денег ставила консерваторов все в более и более затруднительное положение. Партии богачей, по удивительному велению судьбы, не хватило бы денег в решительный момент, если бы государственная касса попала в руки ее противников. Частные средства были почти истощены, и многие консерваторы бежали в деревню не только от страха, но и потому что труппа заговорщиков угрожала разорить лиц, не имевших состояния Аттика; не только Брут и Кассий, но и многие другие заговорщики вымогали деньги у своих друзей и поклонников для защиты правого дела. Общественных средств также не было. Друзья Децима Брута, доносившие ему о происках Антония, уговаривали его увеличить свою армию и собрать деньги в Цизальпинской Галлии. [180] А он, напротив, был вынужден платить солдатам из собственных средств и просить помощи у всех своих друзей. [181] Вымогать деньги в цизальпинской Галлии было опасно, ибо она более не была провинцией.

179

Cicero, Phil., I, 7, 17.

180

Арр., В. С., 1П, 27.

181

Cicero, F., XI, 10, 5.