От любви до войны...
Шрифт:
– Успокойся, псих, - нежным, как арфа, голосом пропела Лотос, и наполовину погасший разум демона встал на место. – Ты не прав.
– В чем же, палач? – демон уселся поудобнее на Лотос, не собираясь вставать, а наоборот, заломив ее руки за головой.
– Ты невнимательный, Безликий. Хотя, откуда тебе знать, - улыбнулась без тени презрения девушка. – Ты же знаешь, когда руны на моих руках горят, а глаза пылают синим огнем, я вижу все грехи человека или демона, поэтому я – демонический палач. И потому я говорю, что ты – дурак. Грех Алукарда – зависть, а не лицемерие, у Кирино – жертвенность, а не гордыня, а Вагис, наоборот, страдает гордыней, а не мщением. Что касается тебя, то ярость – не твой сильнейший грех. Это просто блажь, которую ты сам не хочешь контролировать, а твое раздвоение личности – старое
– Ты издеваешься?! – рассвирепел Безликий. – Я от рождения проклятый яростью. Если я и мой меч долго не убиваем, то я впадаю в еще большее неконтролируемое безумие. Да, что ты знаешь?! Ты даже больше не палач!
– Я была палачом! – взревела бешеная демонесса. – И я лично гонялась за тобой по всей земле и Преисподней, чтобы отправить в качестве наказания в Геенну или Тартар! Я видела тебя насквозь, Безликий! – психанула Лотос.
– Ты не просто бешеный, ты еще и трус! Это твой худший грех! Трусость!
Демон аж поперхнулся от ее слов. Безликий ожидал любого, но не трусости. Рука демона резко переместилась на горло Лотос, сильно сжимая.
– Да как ты смеешь, палач, называть меня трусом?! Я всегда сражался один, против армий, против легионов демонов всех рангов. А сколько раз ТЫ меня отправляла в Геенну на месяца или годы? Я возвращался без единой царапины. Я единственный сражался со Смертью и его жрецами!
– Тогда почему ты ходишь в маске? – тихо прохрипела Лотос. Шея невыносимо болела от его стальной хватки, и хоть дыхание демонесса задержала, в своем нынешнем состоянии Безликий запросто мог ее убить.
– Это не трусость, палач, а лишь желание не видеть свои уродливые глаза. Мое лицо мне противно. И потом, это довольно удобно. В любой момент я могу снять маску, скрыть ауру - и никто меня не узнает.
Теперь уже Лотос удивилась до глубины своей сущности. Слова Безликого были искренними, а то, что он сказал, заставило демонессу посмотреть на него под другим углом. Весь он сейчас казался не тем, кем она его считала много веков. Взгляд упал на красиво очерченные губы демона, и так некстати вспомнилось то, с чего началась их война.
– Так какой у тебя самой грех? – запоздало спросил Безликий, отвлекаясь от своих далеких мыслей.
– Всего понемногу, - отстранено фыркнула Лотос, думая о том, что даже для демона она слишком много лжет.
***
POV Безликий
Мы больше не разговаривали до самого вечера, только изредка я указывал ей, как правильно ухаживать за тем или иным растением. Слова палача повергли меня в ступор. Я много думал о ее фразе, об ошибочных грехах, которые приписывал своим братьям. Мне не хотелось это признавать, это было унизительно! Ни за что не скажу, что после долгих раздумий, я считаю, что она права. Во многом. Не в моей трусости, но действительно во многом. Седьмое пекло, она может быть какой угодно, но признаю, она умная. Умная и красивая. А еще лгунья! Назвала меня чайной розой.
Я, не сдержавшись, засмеялся в голос, сидя на огромной ветке дуба. Меня! Прекрасной чайной розой! Ее слова особенно смешны и лицемерны, она же единственная видела мое лицо. Она помнит его. От этого смешнее слышать про красоту.
Пальцы коснулись маски. А ведь если я ее сниму сейчас, то лица никто, кроме палача, и не увидит. За этим проклятым местом невозможно проследить, и невозможно сюда попасть. Нет, не сниму, не доставлю ей такой ‘радости’.
А если бы она была цветком, то каким? Смешно даже. У моего врага имя одного из красивейших и редчайших цветов. Нет, ненавижу лотосы. Будь моя воля, обратил бы ее в крапиву.
– Нееет!
Я резко спрыгнул с ветки и бросился в замок, наплевав на наш с ней договор не вторгаться на верхние этажи. В ушах стоял протяжный болезненный вой палача, разрезавший эту ночь и мой слух на миллионы осколков. Даже смертные не кричали так болезненно перед тем, как я их убивал, как она сейчас.
Это не просто вой, это похоже на предсмертную агонию. Неужели кто-то проник за защиту мечей и убивает ее сейчас в замке?
– Не позволю! – зарычал я сам себе, мысленно контролируя свой разум.
Только не сейчас, только бы не впасть в бешенство.
Я буквально плечом снес дубовые двери зала под крышей замка и так и замер посреди кучи
битых зеркал в ступоре. У стены, привалившись к ней спиной, билась в бреду палач. Плащ ее был отброшен в сторону, она была одета только в короткие шорты и изрезанную старую майку и высокие шнурованные ботинки. И я с дрожью увидел, почему она ходила все время укутанная в плащ. Все тело девчонки было усеяно большими и мелкими жуткими шрамами. Багровые, белые, черные, бугристые, совсем старые и свежие, будто их оставили минуту назад. Удивительно: шрамов не было только на лице, шее и кистях рук. Я никогда не испытывал ни к кому жалости, часто сам убивал врагов с особой жестокостью, но палач… ее вид мне не понравился. У нее всегда была хорошая регенерация, такое мог сделать только аристократ круга. Над ней, очевидно, очень долго работали проклятым оружием, чтобы оставить такое.– Нет, не буду… не буду… - хрипела она с закатанными глазами.
– Лотос! – жестко позвал я, приближаясь.
Она не слышала меня, хоть и открыла глаза. Словно была не здесь, не узнавала.
– Лотос! – я потряс ее за плечи, вглядываясь в искусанные красные губы. Впалые щеки тоже были слегка красными, как от жара, аккуратные белые клыки так и скрипели, прокусывая губы до крови. – Очнись, палач! – я дал ей легкую пощечину, отчего ее взгляд хоть немного прояснился.
– Ты… - прохрипела она. – Ты мне снишься?
– Да, – не знаю, зачем я это сказал. Что я хотел узнать, не помню, но вот чего не ожидал так того, что она резко подастся вперед, впиваясь в меня своими распухшими раскаленными губами.
Я опешил. Я не знал, злиться мне, оттолкнуть ее или продолжить. Я хочу ее убить. Она – шлюха, это ничего не меняет.
Пока я думал, она набросилась на меня, буквально падая в объятья. Поцелуи были рваные, отчаянные, обжигающие. Я не хотел отвечать, но она вырывала из меня поцелуи. Так почему бы и нет. Хочешь такой сон? Почему бы нам обоим не расслабиться? Как же давно у меня не было секса…
Конец POV
Безликий с рыком и каким-то диким, необузданным остервенением сам набросился на Лотос, сжимая в объятиях. Вспомнилась Греция, их первый секс. Сейчас все было по-другому. Демоны были другими. Тогда они были мягкими, тогда они выдавали себя за людей. Сейчас они скорее были людьми, выдающими себя за демонов. Сильные руки Безликого нещадно исследовали хрупкое тело демонессы. Длинные пальцы мягко проводили по каждому шраму девушки, не желая причинить боль. Несмотря ни на что, ее кожа все равно оставалась такой же упругой, смуглой, не свойственной смертным женщинам. Лотос вся - как натянутая струна. Касаться ее приятно, ее хочется касаться. И Безликий забывает о том, сколько других трогали ее. Сейчас это совершенство принадлежит ему. Руки опускаются на ягодицы, приподнимая наверх и усаживая на себя. Рваная майка летит в сторону, обнажая плоский накачанный живот и небольшую упругую грудь. Не сдерживаясь, демон впивается губами в сосок Лотос, чуть потягивая, облизывая, совсем немного прикусывая. С немым стоном демонесса зарывается руками в его черные волосы, заставляя оторваться от ее груди и накрыть его губами свои. Маленький острый язык Лотос сражается с языком Безликого, в страсти они сталкиваются клыками. Война веками, война даже сейчас в постели, а точнее, на жестком деревянном полу зала, усыпанного кучей зеркал. В кривых отражениях видно два тела, слившихся в единое целое. Лотос, сидя с широко расставленными ногами на паху Безликого, уже чувствует его нарастающее возбуждение. От демона словно идут волны жара и желания. И хоть пол-лица его не видно за маской, губы чуть кривятся от стонов, а дыхание сбито. Он хочет ее, хочет очень сильно. Тонкая рука Лотос касается его члена, скрытого штанами, заставляя едва ли не рычать, а руки демона трогают ее талию, чуть сжимая, сминают грудь и пошло опускаются на упругие ягодицы, настойчиво обхватывая крупными сильными ладонями. Демонесса сбивчиво дышит ему в шею, вылизывая напряженные мышцы и оставляя засосы. Молчание темной ночи нарушают только стоны и хрипы. Одна рука демона перемещается в обтягивающие шорты демонессы. Лотос едва не кричит от неожиданности, когда шершавые и не свойственно ему нежные пальцы Безликого касаются ее плоти, чуть надавливая. Девушка инстинктивно раздвигает ноги сильнее, позволяя ему все. Два пальца демона проникают немного глубже, потирая, поглаживая мышцы.