От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
«Как жить дальше? Что будет? Куда теперь? В Шлиссельбург? Надолго ли? Будет ли еще одна замена приговора или он уже окончательный? Как долго можно протянуть в крепости на Ладоге? Что делать? Чем заняться в крепости? Как не сойти с ума от этих четырех стен?»
Не найдя на эти вопросы ответа, София так и просидела до утра с пустым взглядом без сна.
Двадцатые числа апреля. Прошло несколько дней с того момента, как София узнала, что ее ожидает вечная каторга в Шлиссельбурге. Девушка немного привела в порядок мысли, освоилась с новым положением
– Кто здесь? – простучала София в стену.
– Анна.
– За что попала?
– За разбой.
София огорчилась. Ведь поговорить толком с той самой Анной ей было не о чем. Вдруг она услышала ответный стук:
– А кто ты и за что попала?
– Политическая, - ответила София. Ей не очень хотелось дальше вести беседу.
– У политической имя и фамилия есть?
– София Собольникова.
Если бы София знала, как дальше разовьются события, она бы ни за что начала эту беседу. Начался конфликт сначала в перестукивании, которое становилось все громче, а потом уже и в словесной перепалке.
– Да как таких как ты вообще земля носит? Убийца проклятая!
– А ты думаешь, что сама лучше? Скольких людей ограбила? А сколько на тот свет отправила? А хозяин, у которого ты работала, разве в чем-то виноват, кроме того, что свое богатство от тебя не спрятал? Я, может быть, доброе дело сделала и пострадала без вины, в отличие от тебя, уголовницы.
– Да лучше быть пять раз уголовницей, чем убийцей.
Неизвестно, чем бы закончился эта перепалка, если бы в камеру не вошла охрана, которая заломила девушке руки за спину и повела куда-то по коридору.
«Куда? Почему? А этой поганке все с рук сойдет?» - в истерике думала София и пыталась вытереть слезы плечом.
– Куда вы меня ведете? – плача, спросила девушка.
– Куда ведем, куда ведем… Куда надо, туда и ведем. Разоралась на всю крепость, устроила базар. Чтобы сидела молча, приду – проверю.
Софию привели в карцер и закрыли за ней дверь. Девушка осталась в полутемном помещении и начала рыдать с новой силой.
«За что? Надолго? А ведь это та самая Анна во всем виновата, если бы не она – я бы не разоралась на всю крепость», - подумала девушка.
Тем временем, один из жандармов, бывший свидетелем всего произошедшего, сказал другому:
– Сейчас начальник придет – нам руки оборвет. Не положено беременную было из камеры куда-то тащить.
– А мы ее ненадолго. Сейчас успокоится, потом испугается, что надолго застряла. Вернется – будет сидеть тише тихого, а не шум поднимать. Начальник раньше вечера не вернется, успеем до его прихода обратно привести.
– А вдруг жалобу напишет? Нам потом влетит.
– Не напишет, по ней видно. Не паникуй раньше времени, хуже бабы разнылся.
Тем временем София действительно успела успокоиться и испугаться, что застряла надолго.
«На сколько меня сюда? День, пару дней, неделю? Мария Емельянова говорила, что за перестукивание можно надолго влипнуть. Страшно,
вдруг ребеночку это повредит…» - подумала София, - «Хотя я все правильно сказала, эта Анна уголовница, мокрушница, а мнит себя почти невиновной».Девушка еще ненадолго задумалась:
«Да, возможно, доброе дело я не сделала, и не сказать, чтобы без вины пострадала, но все равно, это ж надо такой непробиваемой быть, я всего-навсего просто поговорить хотела, узнать, что нового в мире творится…»
Через пару часов дверь открылась и все те же жандармы повели Софию обратно в камеру.
– Ну что, успокоилась? – усмехнулся один из них, - Сразу бы так. Или на радостях от того, что на Ладогу поедешь, крышу снесло?
София решила промолчать, хотя в голове крутились возможные варианты, как ответить жандарму.
«Повезло», - подумала девушка, - «Все обошлось, и малютка, вроде, недовольства не показывает. Постучать бы этой поганке в стенку, что ее нахальство не знает границ, да связываться неохота», - решила София и начала чтение.
22 апреля. Слегка оправившись от шока предыдущих дней, София решила выяснить, кто именно сидит во второй соседней камере. Девушка начала тихонько стучать.
Однако, сразу же открылось оконце в двери и София от неожиданности выронила ложку, которой стучала.
– Мало вчерашнего показалось? Еще раз захотелось? А что, посидишь недельку на хлебе и воде, подумаешь о бренности бытия.
– Я беременна на последнем месяце, поэтому нарушать правила даже вам не положено, - ответила София.
– Для начала вспомни, кто ты такая и за что сюда попала, - услышала девушка, - Да никто против не будет, можешь даже не сомневаться.
На всякий случай София решила пока притихнуть.
«Мало ли что у него в голове», - подумала София, - «Может, на понт берет, а может – и правду говорит. Подожду до смены караула».
Когда караул сменился, девушка решила постучать в стену соседней камеры.
«Свои! Политические! Пусть не Народная воля, но не уголовники», - радостно подумала девушка.
– Что нового на свободе? – простучала София с замиранием сердца.
– Планы ваши не оправдались, революции нет и не будет точно, новый Александр окончательно закрутил гайки, - услышала она в ответ.
– Что с Леоновым и Емельяновой?
– Первый погиб в Шлиссельбурге, вторая отбывает вечную каторгу в Петропавловской крепости.
После этого разговора София долго не могла прийти в себя – сердце ее не подвело, Алексея точно больше нет в живых.
«Бедный мой Алешенька», - заплакала София, - «Не повезло тебе, в отличие от нас с Емельяновой».
На следующий день девушка хотела, было, еще немного поперестукиваться – возможно, она узнала бы еще что-то новое, но комендатура спохватилась и переселила этого заключенного в соседнюю камеру, а за стенку Софии подселила еще одного уголовника.
«Ну хоть что-то узнать успела, а то вообще сиди без информации», - подумала девушка, - «Ладно хоть этот уголовник просто отказался со мной перестукиваться, а не повторилось то, что было позавчера».
Больше перестукиваться София не решилась.