От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
========== Побег ==========
София сидела в мокрой одежде в ракитовых зарослях и не знала как ей лучше поступить.
«Выйти отсюда – обязательно привлеку к себе внимание. Неслыханное дело, среди бела дня почти по центру столицы пойдет босая девушка в нижнем белье. Сразу начнется: полиция, участок, установление личности, возвращение в Петропавловку. А мне нельзя, второй раз может не повезти», - подумала София, - «Вот только не простудиться бы мне, а то если вдруг будет воспаление легких, увезут в больницу, там сразу все поймут, кто я такая и откуда».
Девушка
«Лишь бы меня сейчас не искали», - подумала София, - «А то будут искать, например, жандармы с собаками, одеться не успею, а полностью нагой убегать – будет еще заметнее. Где я потом хотя бы белье себе найду? Да и нога не совсем здорова, как я убегу…»
На счастье Софии, ее никто не искал. Через пару часов на жаркой погоде белье высохло, и девушка смогла снова одеться.
«Пить хочется…» - подумала София, - «Но выходить отсюда не буду, страшно, подожду до ночи».
Тем временем нога девушки разболелась все сильнее.
«Почему она так болит?» - думала София, - «От холодной воды? Снова инфекция попала? Еще что-нибудь? И, самое главное, к врачу я очень нескоро попаду. Лишь бы ходить могла, а то сразу можно будет признать, что и этот побег был неудачным».
Наконец наступила ночь. София вышла из своего убежища и, прихрамывая, направилась в сторону одного из сел. Стриженые волосы уже успели отрасти, вид был хуже некуда, поэтому признать в девице, напоминающей нищенку, беглую государственную преступницу, было трудно. София постучалась в один из домов. Дверь открыла женщина.
– Матушка, Христа ради, впустите переночевать. Разбойники выкрали из родной деревни, увезли за тридевять земель, еле вырвалась от них, иду уже четвертые сутки, устала.
– Ох, доченька, заходи, конечно. Да как ты выглядишь, у нищих одежды больше! – с этими словами женщина дала Софии платье, платок и посадила за стол кормить.
– Доченька, а что это у тебя с руками? – вдруг услышала София и невольно взглянула на свои запястья: они были в подсохшей крови, раны только-только успели затянуться и перестали кровить: жандармы не стали надевать подкандальники на Софию. Во-первых, дорога от Петербурга до Ладоги не так далека, а во-вторых – много чести для государственной преступницы.
– Я же говорю, разбойники похитили, так руки связали, что аж кровь потом шла, - ответила девушка, - В ногу стрелять пытались, пулей немного зацепило.
– Бандиты, - сочувственно произнесла женщина.
«Да, бандиты настоящие», - мысленно подтвердила София.
Больше вопросов Софии не задавалось. Женщина была растрогана этой историей, не заметила ничего подозрительного, поэтому оставила девушку ночевать, а наутро дала с собой немного еды и денег.
Девушка поблагодарила добрую хозяйку и пешком направилась в сторону Москвы.
28 июня.
Сразу после того, как София сбежала с баржи и прыгнула в Неву, жандармы пошли докладывать начальству о произошедшем. Немного помявшись и бросив жребий, один из них пошел к начальнику охраны.
– Ваше высокоблагородие, - начал он и замялся.
– Что опять произошло?
– Арестантка там… - опять замялся жандарм.
– Говори ты уже яснее, я знаю, что там арестантка. Что произошло?
– С баржи спрыгнула и утонула.
Опешив от такого известия, начальник пошел
на баржу, чтобы увидеть все своими глазами. Там он увидел дверь, сорванную с петель, кандалы, в луже машинного масла, валяющиеся посреди каюты, рядом - брошенную арестантскую одежду.– Идиоты, - сказал он и пошел докладывать обо всем коменданту.
– Значит, точно Собольникова утонула?
– еще раз переспросил комендант начальника охраны.
– Да, утонула.
– Не так же, как Алексей Леонов в прошлом году? Свидетели есть?
– Жандармы все видели своими глазами.
– Про Леонова так же говорили. Так же жандармы все видели своими глазами.
– В этот раз прочесали берега, на всякий случай, никого не нашли.
– Понятно, свободен, - сказал комендант.
После ухода начальника охраны, комендант достал из-под сукна два документа, написанные Софией и еще раз их перечитал.
“Я, Собольникова София Львовна, заявляю, что именно я была организатором взрыва, который привел к гибели N. В качестве причины выделяю ряд личных мотивов, а также желание принести пользу государству и обществу. Алексей Леонов и Мария Емельянова действительно оказали мне небольшую помощь, в большей части, моральную, однако, к организации взрыва они отношения не имеют.”
“Поэтому я ни в коем случае не отрицаю, что принимала активное участие в подготовке покушения на N, но не имею права говорить, что была единоличным организатором”.
“А вот этот документ представим так, будто она испугалась первого и решила подстраховаться”, - подумал он.
– Ну что, София Львовна, и ты не доехала до Шлиссельбурга, - сказал он, - И тоже, как Мария Михайловна, не помогла следствию найти заказчиков убийства.
Комендант посмотрел на листы.
– Сейчас это приобщим к делу, может, закроют хоть одно, - сказал он, - Тебе уже все равно, кого заказчиком объявят, а мне проблемой меньше. Сама же написала, значит, не против была.
Конец июня. Мария Викторовна, как обычно, нянчилась с детьми Софии, как домой пришел Георгий Сергеевич.
– Читала газету? – с порога спросил он.
– Нет, не читала. А что случилось?
– Соня утонула. Ее должны были переправить в Шлиссельбург, а она прыгнула с баржи, но до берега не доплыла.
– Жаль человека. Хотя знаешь, может быть, это и милосерднее, чем то, что ей было уготовано.
– Ну вообще, насколько мне известно, ей приговор еще раз сменили, 15 лет каторги дали. А, судя по тому, как шла тенденция, может быть, и вообще, еще раньше вышла бы. Хотя не стоило ей изначально во все это ввязываться, сейчас уже бы окончила институт и сама сидела с детьми.
– Да, здесь ты прав. Знаешь, раз так все произошло, то можно будет детям правду сказать, не ломать голову. Подрастут – скажем, что мать утонула. А то у меня язык бы не повернулся рассказывать то, чем она занималась.
– Конечно, так и скажем. А то я тоже не один день думал, как детям говорить. Не станешь же говорить всю правду малютке.
– Хватило бы только сил и здоровья их вырастить. А то сами уже немолодые, седьмой десяток пошел. Но этих, если все будет хорошо, никуда не отдадим. Ни в институт, ни в кадетский корпус, пусть дома живут. Ничего хорошего из этой затеи не выйдет, уже на Сонином примере убедились.