От моря до моря

Возникнув из ничего, три копья крови ударили по людям из Рима, а лабрис, прокрутившись в воздухе два раза, попал точно в лоб главному из них. Шансов уцелеть от этого удара у лидера папистов не было. Щит он не успел поставить, оказавшись совершенно беззащитным перед топором.

Магия воздуха, магия финфолков и человеческая магия крови, три, что называется, в одном, помогли лабрису преодолеть защиту и раскроить череп главному из команды папистов.

Оставшиеся в живых паписты попытались отразить удары геза крови, один был ранен, один погиб, а третий, избежав поражения, кинул в меня заклинанием.

Видя, как он плетёт кружева, я попытался одновременно сбежать и ударить кровью, собранной из вновь убитых. И то и другое удалось наполовину. Ответный удар поразил паписта, но до конца не убил. А моя попытка сбежать почти удалась, если бы взрыв шаровой молнии не отбросил меня в очередной раз на стену. Удар об неё в третий раз помутил моё сознание, и я свалился на пол без чувств, ничего больше не видя и не слыша.

Глава 16. Финальная битва

Резко очнувшись, отец Адан, в миру Адемар де Ламю, маркиз, магистр ордена Кающихся, член Совета Семи, приор огненного братства, член многих капитулов магических академий и святой Церкви, и прочая, прочая, прочая, попытался встать.

Удар конкурентов был очень силён, и он сам не понимал, как остался жив. Тем не менее, сейчас он видел общую картину сражения, хотя, скорее итоговую, чем общую. Мальтийский рыцарь был тяжело ранен, последний выживший папист тоже, а Эрнандо Гарсия уже в которой раз валялся без сознания.

«Да что же он постоянно работает головой?» – невольно подумал о нём Адемар де Ламю. И итог постоянно один и тот же. Однако, каков наглец, он, оказывается, знал магию крови. И это именно его он планировал принести в жертву для того, чтобы открыть двери в главный зал. Что же теперь делать?

* * *

Роджер Аламаго, зажав левой рукой рваную рану на боку, опирался спиной о стену. Рана его была тяжела, а силы на исходе. Магический меч лежал в ладони правой руки и ничем не мог помочь. Надо было вставать и идти вперёд, чтобы добить врагов.

А ведь он совсем не так представлял себе сражение за корону! Да, драться с демоном было тяжело, но у него для этого были и магические ловушки, и артефакты. Впрочем, он сомневался, что демон был настолько силён, если он вообще здесь был.

А вот конкуренты в борьбе за корону ожидались серьёзные. Вся это возня с древними артефактами изрядно походила на банальную провокацию и сталкивание христианских орденов между собой. Но корона существовала, как существовал и магический меч, который сейчас он и держал в правой руке.

К нему медленно и тяжело, слегка хромая, стал приближаться его вечный соперник и союзник маркиз де Ламю. Он остановился перед умирающим папистом и наклонился, чтобы ударить мизерикордией.

Тот пытался защититься магией, неуклюже сложив пальцы в характерном жесте, но короткий и точный удар прервал его попытки. Ламю повернулся к Аламаго, их глаза встретились.

В этот момент закрытые двери, за которыми находился демон и корона, начали открываться. Сначала медленно, потом всё сильнее и сильнее, и вскоре они величаво распахнулись, глухо ударившись створками о стены.

Пыль, которая собралась на них за века, медленно оседала на пол, на время скрыв то, что происходило за дверью. Неясная огромная тень замаячила в открывшемся проходе. Донёсся глухой топот копыт, медленно цокающих по каменному полу.

– Явился! – прошептал мальтиец.

– Явился! – подтвердил, обернувшись, Кающийся. – Вставай, Гарсия, твоя очередь помирать! Нам нужны смертники, это ты ведь принёс в наш мир артефакты морского народа.

– Что? – удивлённо посмотрел Аламаго, – какой Гарсия?

– Это вон тот щенок, что приходит в себя, который чуть нас всех не убил. Это он приплыл на Скрытый остров и вынес оттуда все артефакты. Я его нашёл специально и дал выжить, чтобы принести в жертву демону. Но, как обычно, все карты спутали тайные интриги Понтифика.

Якобы есть пророчество, и корона опасна. Он выкупил её и его люди доставили корону сюда, уж не знаю как. У Понтифика больше возможностей и люди служат ему разные. Они ещё умудрились отдать корону под охрану старому богу, что сейчас, скорее, демон, чем бог. Вот такая история, а ты не знал разве этого, Роджер?

– Не знал, но догадывался, Адамер. И что же, ты убьёшь меня сейчас?

– Нет, ты мне нужен для битвы. Мне одному не справиться.

– Удивлён! Но, возможно, это и так.

И Роджер Аламаго немного успокоился, утратив бдительность. Ещё раз оглянувшись на неясную тень, видневшуюся в двери, маркиз де Ламю, нисколько не сомневаясь, неожиданно шагнул к лежащему мальтийцу и резко ударил его мизерикордией, целясь в горло. Цель у Адамера была одна – убить всех!

Его удар достиг цели, но в последнее мгновение граф Аламаго уловил намерения своего заклятого друга. Его правая ладонь сжалась на рукояти клинка и, резко выбросив его навстречу Адамеру, воткнула меч нападающему в живот.

– Аааа! – услышал я отчаянный крик и очнулся. Оглянувшись, я увидел жуткую картину. Отец Адан добивал мальтийского рыцаря, а из открытых ворот в тайный зал выходило непонятное создание, больше похожее на козла средней степени упитанности.

На его рогах болталась корона морского народа, которую я сразу узнал. Сам он был мало похож на демона, скорее, на старого древнего козла, да ещё и с короной на голове.

И размеры его оказались совсем не эпическими. Правда, тень, которую он отбрасывал, была поистине чудовищна. Но не тени же бояться молодому морскому волку? Вот уж этому козлу далеко до Левиафана, а до чего же его сущность была доброжелательна.

Мне показалось или действительно в событиях, сгустившихся как патока, послышался чей-то глумливый смешок? Смех повторился и доносился он от моей сумки, которая валялась возле одной из стен. Она лежала рядом с копьём возле двери, через которую мы сюда и вошли.

Стараясь не привлекать к себе внимание козла, я тихонько пополз к ней. Всё же, там была и раковина с ядом, и дротик. Копьё превратилось уже в дротик, но главное – это сумка. И я потихоньку пополз.

В это время козёл вышел из созданной им же тени и, уставившись на замершего в испуге отца Адана, заблеял.