От мужского лица (сборник)

Он сидит на сухом бревне, а они бегают вокруг, веселятся, пытаются втянуть его в свою незатейливую игру. Он отнекивается, подыгрывает и, не обижая, отказывается. Просто сидеть и смотреть на них — это счастье. Так уж всё устроено. В любой миг он отдаст за них свою жизнь. Он чувствует это счастье, купается в нём, но не может принять внутрь себя. Так уж он устроен.

Тонкая, как нить шелкопряда, печаль изливается и струится по асфальту площадки. Он знает — они чувствуют это. Это делает их родными, близкими, но не одним целым. Никогда, ни с кем, целым.

Он один

И пушистый снег

Сугробами между строк

Над равниной холодный день

И далёкого солнца цветок

Ему хочется плакать. Но знание собственного естества отметает прочь всё то, что всё равно не в силах изменить его. Он вновь ощущает счастье. Счастье, которое не принадлежит никому. Это счастье Мира.

Она пробегает мимо, заливаясь смехом. Пять часов пополудни, солнце касается кромки деревьев. Холодно, осень. С товарно-сортировочной станции доносится усиленный громкоговорителем голос диспетчера. Скелеты дубов на фоне неба ждут своих художников. Полусонный жук ползёт по бревну…

Он пытается раствориться, проникнуть в счастье, но исчезает сам. Остаётся пустое бревно, жук, счастливый смех, топот маленьких ножек по асфальту и тишина. Тишина пустоты. В мире больше ничего нет, только детский смех в пустоте…

«Это всё, что мы сделали здесь друг для друга…» [8]

Одно кресло осталось пустым. И море слёз выплеснулось на берег и впиталось в песок. В пустой песок на пустом берегу.

8

«Сплин». Песня «Время, назад!», альбом «Новые люди». 2003 г.

За горизонтом событий

Горизонт событий — понятие в астрофизике, подразумевающее под собой момент перехода коллапсирующей звезды в состояние чёрной дыры, при котором гипотетический наблюдатель, находящийся на звезде, оказывается полностью изолированным от событий в нашей вселенной, в абсолютной бездне.

Через несколько секунд свет становится ярче. Мне кажется, что вместе со светом приходит облегчение от разрывающего тело гула. Почему мне пришло в голову именно это сравнение? Ведь звук был отдельно. Он был постоянным фоном, почти всегда оглушающе громким. Но то, что я назвал гулом, — совсем другое. Как будто какая-то энергия, прокатываясь волнами и затрагивая каждую клеточку тела, несёт смятение и хаос. И лишь кратковременность этих волн позволяет выжить, не рассыпаться, оставаться в сознании.

Дня три. Он сказал «дня три». Это много или мало? Сегодня вроде бы вторник… Через три дня — пятница. Хороший день. Люблю пятницы… Что я должен выдержать? Удары, повторяющиеся каждую минуту и похожие на смерть? К чёрту! Что с давлением?… Стрелка на месте. А если прибор неисправен? Он сказал, что если пропустим — не выберемся. Откуда и куда не выберемся?… Может, спросить? Для этого надо пойти за ним. Нет. Если прибор работает, а я отойду… Что там со скоростью ветра?… Два и пять на сто в секунду… Это крейсерская скорость боинга… Что-то там в фильме было… С них срывало кожу таким ветром… Ни один дом не устоит… Под землёй, конечно, можно. Мы же под землёй?… А завалы?… Какие завалы?… Ладно, завалы. Понятно. У него взрывчатка, а у других?… Почему так внезапно?… Откуда он знал?… Нет, нет же, он не знал. Он готовился! Все эти разговоры… Он не мог знать, когда… Поэтому один… Разумно… Не стал никого уговаривать… Правильно… Он спасал своих… Нет, нет… не спасал… готовился, го-то-вил-ся! Да, да, помню… он говорил… всех хотел привезти в дом… воздух, природа, покой… Чтобы они все были здесь в тот момент, когда… уже в этот момент… трое, двое… кого-то нет… они все вокруг в креслах… шлемы или маски — не вижу… кажется, нет младшей… он любил её больше всех… всё время говорил о ней… все — это только дети?… Кресла… Всего пять… Ещё кто-то… Он не смог… не успел… дурацкие проблемы общения… не то настроение, не тот тон… подождём — всё уладится само собой… Нервы… Скоро, потом… а сейчас, СЕЙЧАС… потом нет… потом ветром срывает кожу… Что происходит?… Ветер… Два и девять на сто… Боинг начинает разваливаться… А мы?… У него план… И он готовился… Готовился… К чему?!

— Если сдвиги пластов пойдут раньше, чем придёт вода, — мы попались.

— Что ты говоришь? — Я не заметил, как Игорь опять оказался у меня за спиной.

— Я говорю, следи за давлением… и молись.

— Гул…

— Что?

— Это не звук…

— Да, не звук. Это магнитное поле, аура планеты, если хочешь, энергетическая реконструкция в сжатые сроки.

— Ты сказал, три дня?

— Да, приблизительно. Три дня тьмы… — Он наклонился ниже: — Если выживем, через три-четыре дня это прекратится. Но появится что-то новое. Я не знаю, как отразится на нас новая структура. Сейчас как минимум надо остаться в живых. И, к сожалению, это зависит не только от нас, но и от многих случайных факторов. Я лишь предполагал сценарий…

— Ты сказал аура… планеты?… Ты хочешь сказать…

Удар. Не взрыв, не сильное сотрясение, нет. Земля — мячик для гольфа, и только что профессионал отправил его за триста ярдов к лунке. Сильнейший удар. Я слышу крики детей и что-то очень похожее на хруст, как будто кто-то комкает огромные листы железа за спиной. Игорь кидается к креслам — в мерцании ламп он остаётся у каждого на несколько мгновений. Я вижу, как он просто держит детей за руки, по очереди. Я здесь. Мы вместе. Всё хорошо. Они в каких-то странных шлемах…

— Самописец! С другой стороны! Оторви ленту с сигналом! — Игорь уже кричит мне в ухо.

Я с трудом понимаю, что он от меня хочет. Он тычет пальцем, указывая на другую сторону консоли с приборами, за которыми я наблюдаю. Заглядываю за стойку — четырёхканальный самописец, лента с сильными всплесками сигналов уже сантиметров на пятнадцать вышла из-под прижима. Сейсмосигнал. Отрываю.

— Давай сюда, быстрее! — Игорь кричит мне с противоположной стороны помещения. Там видно ещё одну, похожую на эту, консоль и слабо светящийся экран компьютера. Он вырывает ленту у меня из рук.

— К приборам! Не отходи от приборов! — Кидаюсь обратно. Стрелка на шкале давления не сдвинулась. Скорость ветра 310 м/с. Это немыслимо, мозг отказывается воспринимать информацию… Ещё один удар, но, кажется, более слабый…

— Не паникуй и не дёргайся! — Игорь уже держит меня за руку и кричит в ухо, слегка наклонившись.

— Я не дёргаюсь. Не знаю, какое место должно дёргаться по поводу того, что сейчас происходит. Такое у меня впервые.

— У меня тоже, остряк. Это был разлом. Далеко. Очень далеко, слава Богу! Район приблизительно… да неважно.

— Какой разлом?

— Не слышу. Громче!

— Какой разлом?!

— Платформы. Тектонической платформы. Пошли сдвиги… Но очень далеко… Наши шансы поднялись только что процентов на десять… Или упали на двадцать. Выплыть мы, надеюсь, выплывем, а извержений нам не пережить. Так что будем считать, что везение не изменит и сценарий написан там, наверху, с учётом наших шансов.

— Выплывем?…

— Да, дорогой мой, всё это только начало — построение перед выходом на полосу препятствий. Потом будет вода. Одна сплошная вода. Ты что, книжек не читал? Потоп. Слышал, может?

— Всемирный?…

— Всемирный, всемирный…

— Так это мы, что…

— Да, да, это мы то. Ты стал живым свидетелем Апокалипсиса… Пока ещё живым свидетелем.

— А то, где мы сейчас…

— А это, дорогой друг, сферическая капсула, временное наше убежище, но если тебе так привычнее, называй её Ковчегом.

— Давление!

— Что?!

— Давление! — Стрелка на шкале вздрогнула и поползла к первому делению…