От первого лица

— Тихон Леонидович,— сказал потерявший юмор Карл.— Сегодня жду от вас объяснительную. Это вам не водевиль, а новый этап в науке.

— Клянусь...— начал я, прижимая ладони к лацканам пиджака.

— Не клянитесь.

«Ох, как я поговорю с Сидоровым! — подумал я.— Конечно, он настраивал синтезатор на скороговорках. Иначе откуда эти кораллы?»

Нефертити тем временем, потеряв к нам интерес, направилась к рощице, попробовала кору берез, пожевала кустики. В движениях ее сквозила некоторая рассеянность.

— Хватит на сегодня,— сказал Карл. — Переводим в программный режим, выключаем и везем обратно.

Но у Нефертити, очевидно, были другие намерения. Во всяком случае, она не отзывалась на наши радиопризывы перейти в программный режим, а щипала листочки на опушке.

Ничего не дала и попытка выключить ее совсем.

Карл одернул пиджак и направился к двери. Его пытались остановить, но он сухо заявил, что рисковать никому не позволит, что он отвечает за все и совершенно уверен в успехе. По всей вероятности, Карла задело панибратское обращение Нефертити, и он решил показать ей who is who.

Карл вышел из бункера и зашагал к Нефертити официальной походкой. У него была прямая спина. Нефертити оставила листочки в покое и с любопытством уставилась на Карла. Все-таки нужно было очень верить в силу интеллекта, чтобы решиться на эту корриду!

Карл подошел к слонихе, остановился и что-то сказал ей. Затем он начал медленный обход слонихи, что­бы приблизиться к выключателю. Нефертити взмахнула хоботом, элегантно перехватила Карла поперек живота и одним махом водрузила себе на спину. С Карла слетела шляпа. Слониха подобрала шляпу и рысцой побежала по лужайке. Карл сидел на спине, ближе к голове, и держался за уши Нефертити. Лицо его было сосредоточенным.

Нефертити скакала по лужайке, ликуя и трубя. Время от времени из хобота вырывалось в виде боевого клича:

— На дворе трава, на траве дрова!

Мы окаменели. Ну не стрелять же в нее, в самом деле! Тем более что стрелять было нечем.

Слониха подбежала к воротам, бережно сняла Карла, поставила на ноги и надела на него шляпу. Затем она сделала то, чего уж никто не ожидал. Она изогнулась, насколько позволяла механика, протянула хобот к хвосту и с возгласом «Оп-ля!» сама себя выключила. Она дернула себя за хвост, прекратив тем самым сознательное существование.

Это напоминало крошечное самоубийство.

Карл был чуть бледнее обычного. Ни слова не говоря, он сел в черную «Волгу» и уехал. А мы принялись грузить Нефертити на платформу. Всякие «майна» и «вира» применительно к слонихе звучали немного сюрреалистически.

8. ПРОЦЕСС ОБУЧЕНИЯ

Результаты испытаний Нефертити вкратце можно было сформулировать следующим образом:

1. Кое-что не работает.

2. Кое-что работает не так, как нам бы хотелось.

3. У Нефертити отсутствуют агрессивные замыслы.

В последнем нас убедила ее проделка с Карлом и последующее самовыключение. А первые два пункта не удивляли, поскольку при работе с самообучающимися системами удивляться не приходится.

Следующим этапом рабочей программы стало обучение Нефертити. Я собственноручно промыл ей мозги, стерев в памяти все скороговорки и стишки, после чего в голове Нефертити стало пусто, как у первокурсника перед экзаменом.

Предстояло заполнить голову полезной информацией.

Словарь и набор правил грамматики мы переписали с магнитной ленты нашего вычислительного центра. Оттуда же мы взяли набор магнитных дисков, на которых была записана информация по важнейшим отраслям знаний. Все это мы ввели в память слонихи. За неделю Нефертити прошла путь познания от грудного младенца до выпускника вуза.

Дальше мы стали учить ее человеческому общению. Эту стадию уже нельзя было формализовать, по­этому со слонихой занимались индивидуально. Были организованы три курса общения, которые шли параллельно.

Карл общался со слонихой два часа в день по общим вопросам. Непредсказуемый, как всегда, максимально засекретил свою деятельность. Он спускался на первый этаж, выгонял всех и начинал урок. Через два часа, обычно в приподнятом настроении, он возвращал Нефертити нам и удалялся в свой кабинет.

Наша троица — Мыльников, Андрюша и я — общалась с Нефертити по специальным вопросам и проблемам литературы и искусства. Женская часть моего отдела вступала вслед за нами и болтала на бытовые темы: семья, дети, прачечная, химчистка, магазин.

Обычно первым нашим вопросом к Нефертити было:

— О чем вы сегодня разговаривали с шефом?

Слониха признавала только термин «шеф» или по имени-отчеству. Карл сумел внушить ей безграничное уважение.

— Мы говорили... Мы говорили об эволюции,— томно сообщала нам Нефертити. Она произносила это с такой интонацией: «Вам все равно не понять».

Или она говорила:

— Мы с шефом обсуждали планы проникновения.

— Куда? — спрашивал я.

— В область подсознательного! — торжествующим голосом говорила слониха.

Мы с Андрюшей беззвучно ругались и начинали свой симпозиум. Особенно меня бесило то, что Нефертити разговаривала голосом Людмилы.

Поговорив два часа о творчестве Достоевского или о функциях Бесселя, мы несколько прибирали ее к рукам и добивались должного внимания и уважения. Но первые полчаса после Карла были невыносимы.

Однажды Нефертити сообщила:

— Карл Карлович сетовал на интеллектуальный вакуум.

Она так и сказала: «сетовал». Я скрипнул зубами от злости.

— Где? — спросил я.

— Что — где? — высокомерно спросила слониха.

— Где находится этот вакуум, на который он сетовал? — ядовито перевел Андрюша.

— В окружающей нас действительности.

— Дура! — выкрикнул Мыльников и выбежал из помещения.

— Что значит «дура»? — поинтересовалась она.

— Дура — это значит неумная женщина,— произнес Андрюша.

— Да, женщины, как правило, чрезвычайно неумны,— вздохнула Нефертити.

Андрюша выбежал за дверь без слов. Я представил, как они с Мыльниковым курят сейчас на лестничной площадке и кроют Нефертити в хвост и в гриву. Им хорошо!..