От первого лица

И конечно, для моих любимцев — Хеопса и Нефертити.

Попутно я начал готовиться к поступлению на заочное отделение ветеринарного института. Мама восприняла эти новшества не так, как я ожидал.

— Ты становишься мужчиной, сын,— сказала она.— Я давно этого жду.

Карл предпринял несколько административных попыток вернуть Нефертити и вывезти ее на Выставку достижений. Он писал письма и отношения дирекции зоопарка, брался изготовить специальный контейнер и обучить людей для квалифицированного отлова Нефертити.

Папазян со свойственным ему чувством юмора послал Непредсказуемому заказной бандеролью хвост слонихи с выключателем. В письме Папазян написал: «Карлуша! Прилагаем единственную часть слонихи, которую мы в силах вернуть. Я очень боюсь за людей, которых ты хочешь обучить такому тонкому делу, как отлов слона. Это доброе животное весьма опасно в разъяренном состоянии. А в том, что они добьются такого состояния, я не сомневаюсь. С приветом, Аветик».

Надо отдать должное Карлу — он не обиделся. Служба службой, а дружба дружбой. Говорят, он приспособил хвост с выключателем в будке вахтера для включения аварийной сигнализации. Хвост обязан был напоминать о допущенной в свое время вопиющей халатности охраны.

Теперь о кошке.

Карл изготовил блестящую кошечку с синтетической шерстью. Модель снова изваял Кембридж. Кошечка прошла испытания и полный курс обучения по скорректированной программе.

Затем кошечку запустили на чердак одного из домов, где в изобилии водились коты. Андрюша рассказывал мне, что контакт с котами продолжался несколько секунд. Раздались пронзительные кошачьи крики, шипенье, электронное мяуканье кошечки, потом она испустила по радио вопль: «Караул!» —и все кончилось. Группа контакта, поднявшись на чердак, обнаружила разорванную котами электронную кошечку с торчащими из нее проводами.

Карл восстановил ее, научил ловить мышей и отправил в Москву, в уголок Дурова. Для Выставки достижений кошечка была мелковата.

Мама сказала:

— Я всегда говорила, что кошки — умнейшие из животных. Твой мудрый Хеопс до сих пор не обнаружил подделки, а бродячие коты — моментально!

— Он просто добрее котов. И духовно богаче,— сказал я.

Я проводил много времени со своими слонами. Я радовался, наблюдая их крепнущие отношения. Поначалу я делал попытки тайком от Хеопса поговорить с Нефертити, но она не отвечала мне, хотя относилась очень дружелюбно. Оба слона любили катать меня на хоботе. Я ложился животом на толстый хобот, обхватывал его руками, как ствол дерева, и слон плавно поднимал меня в воздух. Когда это делала Нефертити, я пытался прислушаться к шуму двигателей внутри, но ничего не слышал.

Они нежно относились друг к другу. Иногда часами стояли, уткнувшись один в другого лбами. Мне кажется, что так они разговаривали о жизни.

А жизнь у них была простая. Они гуляли, купались, ели фрукты и овощи, забавляли детей. Очень скоро у слонов появилась развлекательная программа, с которой они выступали по воскресеньям. В эти часы к слоновнику было не пробиться. Особенно нравилась детям игра в волейбол, когда слоны перекидывались большим разноцветным мячом.

Я первым обнаружил, что Нефертити стала полнеть. Это меня обеспокоило. Я подумал, что произошла какая-то неисправность во внутренних органах. Шли месяцы, а живот слонихи медленно и неуклонно увеличивался.

— Как хочешь, Тиша, а Нефертити ждет слоненка,— сказал Папазян.

— Это совершенно исключено,— сказал я.

— Почему? Все может быть,— философски заметил Папазян.

— Только не это. Это лежит за гранью науки.

— А оно и должно там лежать,— сказал Папазян.

— Аветик Вартанович! — взмолился я.— Бог с вами! Вы представляете себе ее устройство?.. А я представляю. Я каждую деталь держал в руках. Слоненку просто неоткуда взяться.

— Э-э, Тиша! — хитро подмигнул Папазян.— Дети от любви берутся — вот откуда они берутся.

И действительно, в назначенный природой срок Нефертити родила слоненка. Это был обыкновенный серенький и смешной слоненок с коротеньким хоботком. Смотреть на него сбежалось все КБ во главе с Карлом. Непредсказуемый был в состоянии шока. Настоящему ученому нелегко видеть, как рушатся все его представления.

— Аветик, я тебя заклинаю,— проговорил Карл.— Когда Нефертити и этот слоненок... словом, когда их не станет... Ты обещаешь подарить их тела науке?

— Зачем так говоришь? Слоны долго живут,— нахмурился Папазян. Потом он улыбнулся и добавил : — Мы, надеюсь, этого не увидим... Подари лучше себя науке.

— Если бы я представлял такой интерес...— с тоской сказал Карл.

Слоненок начал расти. Счастливая слоновья семья жила дружно и весело. Я часто бываю у них в гостях, Дружу со слоненком и, кажется, научился его понимать.

И еще я научился понимать, что бессловесная тварь ничем не хуже твари словесной.

А что там у слоненка внутри — как он устроен, из каких частей и прочее — эти вопросы почему-то меня не волнуют. Видимо, я не такой настоящий ученый, как Карл.

Кстати, забыл сообщить о слоненке самое главное. Папазян назвал его Тихоном, в мою честь. Таким образом я стал крестным отцом слоненка. Теперь я знаю, что на свете есть по крайней мере два живых существа с этим когда-то ненавистным мне именем — Тихон Леонидович и Тихон Хеопсович.

1978

СНЮСЬ

І

Я снюсь. Теперь это стало моим основным занятием. Дело дошло до того, что меня так и называют — Снюсь. Я — Снюсь.

Мне хочется рассказать эту историю, ничего не скрывая, ни неверных шагов, ни поспешных мыслей. Многие из них кажутся мне теперь наивными и смешными. Но я ни от чего не отказываюсь. Только так приобретается опыт, а если он к тому же настолько необычен, как у меня, то и удивляться не приходится.

Началось это несколько лет назад. Мой приятель Эдик М. однажды сказал, что я ему приснился. Я воспринял это известие без особого энтузиазма. Хотелось бы присниться кому-нибудь другому, а не Эдику. Не знаю, о чем с ним разговаривать,— даже во сне.

Однако он сообщил, что мы с ним ездили на автомобиле, причем вел я. Мы приехали на какую-то площадку. Там я стал носиться на машине взад и вперед, а потом мы рвали и выбрасывали с балкона туалетную бумагу. Эдик сказал, что, уходя, я занял у него три рубля, чтобы купить новую порцию бумаги. Все это меня не обрадовало.

Засыпая в тот день, я подумал, что неплохо было бы отдать Эдику три рубля. Не люблю быть должником — ни наяву, ни во сне.

Утром ко мне позвонил все тот же Эдик и закричал, что я снова ему приснился. Мы скакали на зебрах, а потом я отдал ему три рубля, заимствованные в прошлом сне. Я, мол, так и сказал: помнишь, вчера брал? Эдик излагал это все, захлебываясь. Взволнован был мужик до предела.

— Ну, и чего ты хочешь? — спросил я.

— Ты что — не понимаешь?! Это же редчайший случай!